Песня «Хочу перемен» была впервые исполнена 35 лет назад, Артемий Троицкий рассказал о Викторе Цое и времени, интерес к которому не слабеет до сих пор. В 1986 году, ровно 35 лет назад, на IV фестивале Ленинградского рок-клуба впервые прозвучала песня группы «Кино» «Хочу перемен», ставшая гимном не столько Перестройки, сколько поколения второй половины 1980-х. К этой дате корреспондент NEWS.ru поговорил с музыкальным критиком и знакомым Виктора Цоя Артемием Троицким — о роли группы в тех социальных процессах, недомолвках вокруг фигуры самого культового рок-музыканта и его современном наследии.

— Сегодня годовщина премьеры песни «Хочу перемен». Расскажите о своих впечатлениях от этой песни и от этого исполнения.

— Во-первых, по поводу песни «Перемен». Её Витя написал где-то в начале 1986 года. Но премьера была на четвёртом фестивале ленинградского рок-клуба, который проходил в ДК «Невский» города Ленинграда. Это было в один из дней фестиваля. Я был на этом концерте, оказался на премьере песни «Перемен», там «Кино» вообще исполнили новую программу, она там вся была боевая. Помимо «Перемен» там были песни «Дальше действовать будем мы», «Мы идём, мы сильны и бодры», вот... Это Цой сочинил перестроечную программу. При этом он совершенно не предполагал, что она будет иметь политический смысл, тем более он и представить себе не мог, что песня «Перемен» станет гимном бунтующей молодёжи бывшего СССР, и в России, и на Украине, сейчас особенно в Белоруссии это заметно. Надо сказать, что к этой программе Цой относился довольно прохладно. Не то что он сочинил на злобу дня, хотя она была во многом навеяна теми событиями, что тогда проходили, такие как начало перестройки. Но Цой был абсолютно независимым человеком и с государством у него не было вообще никаких отношений абсолютно. Он не дружил ни с комсомолом, ни с партией, ни с КГБ.

— Сложно представить, он был очень популярен. Где-нибудь должен был отметиться, нет?

— Он был абсолютно внеполитическим человеком, но в стране происходили тогда очень сильные перемены, и перемены к лучшему, и это ему нравилось. Но надо сказать, что потом, в общем-то, эту программу «Кино» исполнять перестали. В 1986 году появились первые песни из программы «Группа крови» и они вытеснили перестроечные гимны. Хотя «Перемен» была хитом, отношение к ней было очень спокойное, она не считалась хедлайнерской. Я последний раз был на концерте «Кино» в Риме в сентябре 1989 года, и как раз там я был сопродюсером этого фестиваля. Я был перед концертом за кулисами и помню диалог между Цоем и Юрием, спросил Юра Каспарян: «Пельмень играть будет?» А Цой говорит: «Да нет, можно не играть». Оказалось, что они так называют песню «Перемен». Так что, с одной стороны, я согласен с теми, кто утверждает, что Цой был аполитичным человеком, и это было так, музыка и кино его интересовали больше, чем политика, с другой стороны, я уверен, что если бы Цой знал, а может он с небес смотрит сейчас и ухмыляется, то ему бы понравилось, что «Перемен» станет революционным гимном. Он был бы доволен судьбой своей песни.

— Песня была неполитическая? Много кто пишет, что это про любовь, про отношения...

— Это не так, говорить, что она абсолютно аполитична или про лирические взаимоотношения, — это фигня полная. Тут надо понимать контекст, абсолютно точно, что песня была написана под влиянием политических событий, и доказательства этого как раз то, что она была написана одновременно с несколькими другими песнями, в частности с песнями «Дальше действовать будем мы» и «Мы идём». Фактически это небольшой песенный цикл и тема эта отнюдь не лирическая. Так что говорить про «Перемен» то, что парень хочет уйти от девушки и боится, — это полная *****.

— Был ли Цой символом Перестройки?

— Нет, не был. Если говорить о каких-то музыкальных символах, то, скорее, такими перестроечными гимнами были другие песни — не песня «Перемен». То есть перестроечными хитами были песня «Аквариума» «Поезд в огне» и песня «Наутилуса» «Скованные одной цепью».

— А Виктор вообще становился объектом внимания со стороны властей, или же они были к нему лояльны?

— Нет, группа «Кино», в общем-то, не была в фокусе КГБ по той причине, что у «Кино» не было острых песен, как у того же «Телевизора», а во-вторых, потому что «Кино» дебютировали позднее. Вот, скажем, группа «Аквариум» была очень популярна в 80-м, 81-м, 82 году, это были годы самых тяжёлых репрессий против рока. А «Кино» тогда только начинали и пели сугубо лирические песни, типа «Время есть, а денег нет, и в гости некуда пойти». То есть пик внимания властей к подпольному року, как вы выражаетесь, — это 1983-й, 1984 год. А «Кино» были молодой группой тогда, потому кагэбэшники и комсомольцы особого внимания не обращали тогда. А позже властям до музыки не было никакого дела. Это была Россия перестройки, когда цензура само собой отпала, это было совсем другое время. Фактически советский подпольный рок закончился году в 87-м, после этого всё было разрешено.

— Вы слышали про то, что сейчас «Кино» восстановились для гастролей? Какова ваша реакция по поводу гастролей без Виктора?

— Я отношусь к этой идее спокойно, но не могу компетентно высказаться на эту тему, поскольку живу за границей и на этих концертах я не был. До того как я увижу эти концерты воочию, мне трудно давать оценку этому проекту. Могу сказать, что все мои знакомые, в том числе и бывшие участники группы «Кино», которые эти концерты посетили, — у них отзывы очень хорошие. Так что я могу точно сказать, что принципиального неприятия этого проекта у меня нет.

— А можете рассказать про то, как Виктор «косил» от армии в психушке и после неё написал такую пост-панковскую «Транквилизатор»? Может, знаете, как он там лежал, или он вам сам рассказывал?

— Никаких специальных баек я на эту тему не слышал. То, что Цой откосил от армии, — это было верное решение, не стоит забывать, что он лежал в самый разгар войны в Афганистане. А тогда был прямой риск угодить туда и вернуться оттуда в качестве груза 200. Поэтому Цой сделал абсолютно правильно, а то, что он сделал это по психической статье, — тогда это была норма жизни. Мне, слава богу, в этом смысле повезло больше, я тоже от армии откосил, но по более спокойной статье. Не довелось мне пережить всех этих мучений, но если учесть, что компенсацией за всё это была песня «Транквилизатор», то можно считать, что Цой с лихвой возместил полученные психиатрические потери.

— Вопросом про аварию роковую, наверное, вас одолевали многие журналисты?

— Вопрос про аварию абсолютно естественный. Когда погибают культовые персонажи, то всегда их смерть обрастает невероятными подробностями и конспирологическими теориями. То есть это говорили и про Элвиса Пресли, и про Джима Моррисона, и про Высоцкого в том числе. Всегда находятся люди, которые хотят сделать из этого шпионскую историю. Я думаю, что нет никаких реальных оснований для того, чтобы считать, что Цой погиб не случайно, что его кто-то подставил, что кто-то специально повредил машину или автобус наехал. Я не разделяю эти суждения. И вообще, я знаю единственного человека, который по непонятным для меня причинам эту конспирологию разделял и поддерживал, это Георгий Гурьянов, то есть Густав, то есть барабанщик бывший. Вот мы с ним на эту тему говорили, и он убеждал меня в том, что всё не так просто и что на самом деле за Цоем охотились КГБ и хотели его убить. Но на мои вопросы о каких-либо фактах, это подтверждающих, ничего убедительного он не сказал. Все остальные друзья, соратники и родственники Цоя, включая и Марьяну и Наташу Разлогову, никто в эти теории заговора не верил.

— Как бы поменял этот мир Виктор сейчас, если бы был жив?

— На этот вопрос я принципиально не отвечаю, потому что вопрос дурацкий. Я даже фильмы смотрел на эту тему — мол, что было если бы Цой выжил. Там варианты самые разные были, у меня, естественно, есть собственные соображения по этому поводу, но не считаю что вправе их высказывать.