Экспедиция в вечную тьму: интервью с первооткрывателем возможно самой глубокой пещеры в мире

По словам Билла Стоуна, пещеры представляют собой последние места на Земле, которые все еще хранят секреты и сопротивляются попыткам их исследования. Тем не менее, они неустанно пытаются нанести на карту сложные подземные системы уже почти пятьдесят лет. Каково это оказаться в девственной пещере в первый раз?

Интервью с Уильямом «Биллом» Стоуном немного похоже на интервью с техником, описывающим работу ядерного устройства. Хотя он изредка смеется и изредка шутит, подавляющая часть его речи строго размеренна и четко структурирована, как будто каждое слово имеет строго определенное место и вес.

Помимо того, что он настоящий дизайнер, Билл стал еще и спелеологом мирового уровня, и от его суждений и решений зачастую зависят жизни всей экспедиции глубоко под землей, где спасение извне невозможно. Таким образом, он окружен аурой власти, которой вы должны безоговорочно доверять, если хотите вернуться к свету. Однако Билл видит свою роль скромнее: «В нашем последнем спуске в пещеру Чеве в Мексике приняли участие люди из двенадцати стран, которые входят в число лучших в мире. И поскольку они хороши, их стоит послушать. Не то чтобы я принимаю все решения. Просто нужно слушать других».

ФотоЕ: sport-marafon.ru

Претенденты на место в экспедиции должны доказать, что они действительно принадлежат к команде. Это действительно тщательное и жесткое испытание. Если бы я захотел присоединиться к вам, чего бы я ожидал?

Мы постоянно получаем такие вопросы. Но это не просто. Допустим, мы знаем цель экспедиции и расписание. В настоящее время мы хотим создать команду для проекта в 2024 году. У нас есть список около двухсот человек со всего мира, отобранных руководителями экспедиций из стран-участниц проекта. Эти люди связаны со своей домашней сценой и имеют представление о восходящих звездах. Итак, не размещая объявления, мы уже составили список подходящих соискателей. В этом отношении это на самом деле проще, чем вы думаете. Тем не менее, иногда заинтересованные лица приходят к нам самостоятельно и им необходимо пройти процедуру согласования.

Насколько это сложно?

Есть четыре области, где люди должны проявиться. Прежде всего, они должны быть технически грамотными, а значит уметь работать, вися на веревке с двадцатикилограммовым рюкзаком за спиной. Дело не только в силе, нужно знать все используемые крепления, а некоторые из них очень сложные. После того, как в 1991 году у нас произошло фатальное падение, мы ввели испытательный лагерь, где кандидаты должны ходить по веревке, подвешенной между деревьями, в течение определенного времени, в то время как другие участники экспедиции наблюдают за ними с земли и оценивают, готовы ли они. Большинство людей готовятся к испытаниям на курсах скалолазания и приходят в хорошей форме, поэтому у нас было всего два случая за тридцать лет, когда нам приходилось говорить абитуриентам: «Вы серьезно не можете идти в пещеру». Остальные люди могут это сделать, половина из них уложится в пятьдесят процентов срока.

И другие требования?

Доступ к безопасности не только своей, но и других. Вы должны уметь оценивать: «Все в порядке с коллегами по команде?» Они истощены, делают ошибки? Отдохнем на аварийном бивуаке вместо того, чтобы пытаться завершить спуск, как планировалось?» Мы ищем в людях ответственность. Вам действительно не нужны примадонны, вам нужны командные игроки.

Третья область представляет эго. Кто-нибудь хочет присоединиться, чтобы сказать, что он был в самой глубокой пещере в мире? Или они хотят внести свой вклад в совместную работу экспедиции, которая должна раздвинуть границы знаний? Это требует определенной степени зрелости, которой может не быть у человека в возрасте двадцати лет, но будет у человека в возрасте сорока лет. Конечно, мы хотим побудить 20-летних присоединиться и заработать на поездку, но мы не хотим, чтобы кто-то подпитывался тестостероном, потому что это выглядит как несчастный случай, который похоронит экспедицию.

И последнее требование: человек, о котором идет речь, не должен быть, извините, полным мудаком (смеется). Любой, у кого есть проблема, заражает остальную часть команды. Негатив подобен инфекции, особенно если ты уезжаешь на четыре месяца. Вы должны всегда поддерживать свой боевой дух на очень высоком уровне, потому что там внизу что-то идет не так. Люди могут вывихнуть лодыжку или плечо, повредить колено. Только постоянно мокрые ноги означают неприятности, или достаточно простой усталости. Когда приходится лазить по канату по четырнадцать часов в день с двадцатикилограммовым рюкзаком, это очень утомляет... У нас большая команда, обычно около семидесяти человек, так что если кто-то выбывает, мы можем его заменить. Но в принципе мы не хотим этого делать.

Фото: National Geographic

Согласно записям, вы возглавляли экспедицию в пещеру Чеве в горах Сьерра-Хуарес на юге Мексики по меньшей мере девять раз. Это правда?

На самом деле я был там много раз, езжу туда уже тридцать четыре года. Это похоже на любовь на всю жизнь. Хотя местные жители знали о пещере не менее двух тысячелетий, более подробно ее исследовали спелеологи только в 1986 году. Год спустя коллега говорит мне по телефону: «Это что-то уникальное с гидрогеологической точки зрения, вы должны прийти и увидеть сами.» Такая массивная пещера на такой высоте – никто не ожидал. В комплексе Сьерра-Хуарес мы всегда смотрели в основном на юг. Но Шеве находится на высоте одиннадцать сотен метров над уровнем моря, что немало, если вы ищете самое глубокое место на планете. Когда мы приехали туда в марте 1988 года, мы подумали: «Вау… Мы прекратим все дальнейшие исследования и сосредоточимся только на ней». С этого момента Cheve поглощала все мое свободное время.

Упомянутая пещера пока официально не признана самой глубокой в ​​мире. Откуда ваша вера в то, что первенство действительно принадлежит ей?

Да, в настоящее время она фигурирует в официальных отчетах как одиннадцатая. Но я точно знаю, что самая глубокая. В 1990 году мы выбросили в реку, впадающую в пещеру, почти десять килограммов натурального красителя, и через девять дней она ушла на 2600 метров вглубь на дно каньона, расположенного в семнадцати километрах от входа в Шеве. Туннели под землей могут быть во много раз длиннее, чем прямая линия, измеренная на поверхности: с тогдашних двадцати двух километров их известной длины сегодня мы расширили нашу карту до девяноста трех километров — и мы прошли лишь около трети расстояния от места вымывания красителя.

Разницу между самой глубокой на данный момент пещерой и одиннадцатой можно преодолеть за один день, если найти подходящий проход. Потенциал спуститься на пятьсот метров ниже, а Верёвкина в Абхазии явно глубже, есть. Пещеры, которые в настоящее время занимают первые четыре места, на самом деле относительно невелики: вы можете добраться до дна, провести небольшое исследование и вернуться менее чем за две недели. Я не хочу называть эти поездки экспедициями, потому что они очень короткие.

Чтобы добраться до известного конца Шеве, нужно пять с половиной дней, но вы все равно идете пешком. Если вы отправитесь работать в последний из семи лагерей, вы проведете под землей не менее тридцати дней. Остальные рекордсмены имеют очень открытый и быстрый подход и легко в них двигаются. В Шеве двенадцать километров веревок, и к некоторым из них вы постоянно привязаны. Ни одна альпинистская экспедиция даже близко не сравнится с этим. Именно тактические проблемы делают его таким уникальным местом. Так это самая глубокая пещера? Это зависит от количества препятствий, которые нам нужно преодолеть, прежде чем мы сможем это подтвердить.

Можно ли вообще оценить, когда это может произойти?

Скоро состоится встреча, чтобы уточнить, будет ли следующая экспедиция в 2024 году или чуть позже. Так или иначе, мы хотим продолжить исследования из седьмого лагеря, который мы обнаружили в прошлый раз.

Насколько сложно собрать такую ​​экспедицию с точки зрения денег, команды и снаряжения?

Четырехмесячная экспедиция требует двухлетней подготовки. Мало того, что вы должны получить деньги и оборудование, но больше всего члены команды должны устроить свою жизнь и прекратить работу. Об этом говорят многие люди из многих стран, и это, по сути, демократический процесс.

Фото: natworld.info

Вы говорили о 20-летних в команде. Большинству людей, которых я видел в документальном фильме National Geographic «Исследователь: самая глубокая пещера в мире», было за тридцать. Это так?

Я бы поставил от двадцати пяти до сорока.

Так что без моих попыток придраться к тебе, ты в два раза старше большей части команды. Тяжело угнаться за двадцатипятилетним человеком в подполье?

(Смеется.) Ха! Это действительно хороший вопрос!

Спрашиваю, потому что по опыту знаю, как резко упала моя работоспособность после сорока. А потом в документальном фильме я увидел, как вы карабкаетесь по веревке с огромным рюкзаком на вершину скального купола метров на пятьдесят, закрепляя анкерные болты на вершине скользкой скалы с помощью дрели и молотка. И я подумал: «Вау, этот человек в хорошей форме!»

Я очень серьезно отношусь к фитнесу. У меня дома есть тренажерный зал, я занимаюсь каждый день: полчаса силовой тренировки, полчаса аэробной нагрузки. Я слежу за своим здоровьем. Оглядываясь назад, я провел в экспедициях в общей сложности десять с половиной лет. Сам факт того, что вы находитесь где-то глубоко, вне цивилизации, держит вас в форме. В течение четырех месяцев вы физически работаете по двенадцать-четырнадцать часов в день, сжигаете весь жир, и если вы хорошо питаетесь, вы не потеряете мышцы. Затем, когда вы вернетесь домой, вы просто должны поддерживать его.

Я всегда буду помнить одну из своих первых поездок в Шеве. Мне было двадцать пять, и член экспедиции, которому было тридцать пять, говорит мне: «Боюсь, это моя последняя экспедиция». И все кончено? И вот я, два тридцать пять, и все еще лезу.

Другое дело — умственные упражнения. Вы знаете, у меня есть компания, которая занимается космическими исследованиями НАСА, мы делаем оборудование для изучения других планет и работы в марсианской атмосфере. Поэтому на работе я встречаю очень интеллигентных людей, и они же составляют большую часть экспедиционного состава. Это люди из технических областей, с докторскими степенями или узкоспециализированные специалисты. Вы должны продолжать думать, когда разговариваете с ними. А мышление и физическая активность — идеальные лекарства против старения.

Есть ли больший риск получения травмы в пожилом возрасте?

Может быть и так, но на самом деле у меня гораздо меньше шансов получить травму, чем у людей в возрасте от двадцати до тридцати лет. Они пытаются доказать, что они дееспособны и полезны. Они берут слишком большие грузы, а затем идут с ними слишком быстро или игнорируют остановки для отдыха на пути к поверхности, чтобы еще выпить пива наверху (смеется).

Можно ли пройти пещеру из лагеря три наружу за один день? Да. Но хорошая ли это идея? Точно нет! На такой скорости ничего не возьмешь, это просто демонстрация способностей без пользы для других. И я всегда говорю им: «Там, внизу, вас что-то ждет. Как скала, которая не двигалась последние два миллиона лет, но ждет, когда вы наступите на нее». Падения — серьезная проблема в пещере. Когда я где-то лазаю в своем возрасте, я максимально экономлю энергию – и шансы благополучно добраться из пункта А в пункт Б гораздо выше, чем в молодости. Меня не волнует, если я пойду вниз на день дольше.

Фото: crimea.ria.ru

Что происходит с вашим разумом, когда вам приходится постоянно сосредотачиваться на опасности, работая в темноте неделями?

Вы проходите период адаптации. Я испытал это много раз: по статистике, которую я веду, я провел 935 дней на глубине не менее пятисот метров, половина из которых была более чем на километр под землей. На самом деле мне там удобнее, чем там, наверху, меньше стресса. Но в основном, когда люди в возрасте от двадцати лет появляются в третьем лагере и проводят там свою первую ночь, сидя, положив руки на колени и глядя на миллион километров вдаль, пока все остальные болтают. И знаете, что у них в головах: «Хорошо, я только что опустился на глубину 175 длин веревки. И как мне выбраться?» Если они не выпрыгнут из этого, они в конце концов привыкнут к этому чувству.

Вы обнаружите, что едите в темноте, одеваетесь в темноте и спите в темноте. Вы будете физически активны в течение четырнадцати часов, сожжете до семи тысяч калорий, т.е. больше, чем гонщики Тур де Франс, а потом будете спать от десяти до двенадцати часов и так далее, и так далее. В конце концов, вы привыкнете к этому. И вы, должно быть, заметили, что часы не укладываются в один день, но это не ошибка. Ваши дни начнут удлиняться, суточный цикл войдет в ритм двадцати пяти или двадцати шести часов, который выровняется примерно через неделю после вашего возвращения на поверхность. И единственное время, которое будет для вас твердо фиксировано, это девять утра: именно тогда кто-то из каждого лагеря должен передать сообщение в базовый лагерь по кабельному телефону, что им нужно и что они запланировали на день. Так что, к сожалению, кому-то приходится вставать, даже если он работал всю ночь.

Насколько сложна логистика такой экспедиции? Я полагаю, люди постоянно что-то перебрасывают из верхних лагерей в нижние…

Да, это как конвейер, который никогда не останавливается. Приведу пример: когда мы работали в шестом лагере, до недавнего времени была обнаружена самая глубокая точка, и мы попросили какую-нибудь важную часть оборудования, например, крепежные винты или, возможно, богатую белком пищу — что следует съесть в первую очередь. Доставка из базового лагеря занимала от восьми до двенадцати дней. А у нас были, например, в марте люди в цепочке логистики, которые недостаточно акклиматизировались на глубине в шестом лагере и не могли доставить еду до того, как бригада в семь съела все припасы и должна была вернуться наверх. Просто сломалась логистика.

Как один из немногих, вы вошли в «девственную» пещеру и стали первым человеком, когда-либо попавшим в те места. Может ли такое чувство стать обыденным, или оно все же волнует?

Конечно, это захватывающе! Это одна из причин, почему я до сих пор туда лезу. В мозгу происходит что-то чудесное, например, когда у вас появляется потрясающая идея, специальная теория относительности «щелкает» по вам. Вы чувствуете, что делаете что-то уникальное, чего никто не делал до вас. Это немного похоже на религиозный опыт. И в то же время это очень технично, потому что, оказавшись внутри, вы составляете карту того, что обнаружили. Сегодня мы используем радары, отправляем все данные в базовый лагерь, а там все, что было снято, моделируется в 3D, с разрешением двадцать квадратных сантиметров. Для людей наверху это уже знакомая территория, а для исследователей внизу это почти духовный опыт.

В то же время некая тайна тянет меня назад. Cheve — это одна гигантская головоломка, которую мы хотим решить. В комплексе есть несколько больших систем, но ни одна из них не такая массивная, как ее. И каждый квест добавляет в пазл новые кусочки, которые одновременно намекают на существование других. Я часто сижу дома над моделью этой системы, переворачиваю ее из стороны в сторону и задаюсь вопросом, что делает геология. Могли ли мы пропустить важный поворот? И куда это на самом деле ведет?

И в-третьих, меня тянет назад привилегия работать с людьми, которые легко могли бы стать космонавтами. Они просто мирового класса, и я иду с ними в среду, где моя жизнь зависит от их опыта. Мне очень нравится этот опыт. Пещеры представляют собой последние неизведанные места на планете.