Исполнилось 150 лет со дня рождения деятеля культуры Серебряного века. Ровно 150 лет назад, 18 октября 1872 года, в Ярославле появился на свет Михаил Алексеевич Кузмин: поэт, прозаик, драматург, переводчик, критик и композитор эпохи Серебряного века. Первый в России мастер свободного стиха. Литератор умер в Ленинграде 1 марта 1936 года. Он успел умереть своей смертью – от воспаления легких, а не попасть под Большой террор… Михаил Кузмин считается не только первым в русской поэзии специалистом по созданию верлибра (обрусевшее французское наименование свободного стиха), но и первым литератором, откровенно описавшим любовь мужчины к мужчине. Сему пикантному вопросу была посвящена его повесть "Крылья" 1906 года, одно из ранних произведений автора. Но тут можно вспомнить бородатый анекдот – Кузмина, как и Чайковского, русская культура любит не за это!.. Кстати, они оба были композиторами. Конечно, с Петром Ильичом Михаил Алексеевич тягаться не мог – но кое-какие успехи на композиторском поприще его сопровождали. Семья довольно рано переехала в столицу Российской империи. Михаил Кузмин поступил в Петербургскую консерваторию по окончании гимназии и учился у таких величин, как Н. А. Римский-Корсаков, А. К. Лядов и Н. Ф. Соловьёв. Впрочем, он не прошел полный консерваторский курс, ограничившись тремя годами из семи. Потом ещё два года брал уроки у Римского-Корсакова в частной музыкальной школе В. В. Кюнера. Как в старости говорил сам Кузмин, он знал в совершенстве три культурологические темы: один период в музыке: XVIII век до Моцарта включительно, живопись итальянского кватроченто и учение гностиков. Все это было освоено в благословенные молодые консерваторские годы. Да и самыми известными верлибрами Кузмина были тексты к музыке. Кузмин положил на музыку тексты Фофанова, Мюссе, Эйхендорфа – получились романсы. Также он создал оперы "Елена" (по "Античным стихотворениям" Леконта де Лиля), "Клеопатра" и "Эсмеральда" (по книге "Собор Парижской Богоматери"). Судя по всему, оперы эти не часто исполняются сегодня… Вообще о Кузмине в наши дни говорят в основном в контексте "незаслуженно забытый". Горькая доля правды в этом есть. Что в музыке, что в литературе он где-то во "втором ряду"… Хотя без него невозможно себе представить Серебряный век. Кузмин исповедовал веру в принципиальное одиночество художника, который ради своего призвания дистанцируется от общества. Возможно, потому так и получилось, что он стал "незаслуженно забыт". С другой стороны, ведь и общество необратимо изменилось по сравнению с Серебряным веком. Как литератор Кузмин дебютировал довольно поздно – в 1905 году в полулюбительском "Зелёном сборнике стихов и прозы". Ему было 33 года. В ту эпоху многие экзальтированные юноши и девушки кончали с собой, не дожив до таких "почтенных" лет. Кузмина же заметил Валерий Брюсов – и пригласил к сотрудничеству с символистским журналом "Весы" и убедил его предпочесть литературу музыке. Годом позже 34-летний Кузмин опубликовал в "Весах" свои наиболее известные произведения — цикл стихов "Александрийские песни" и уже упоминавшиеся "Крылья". "Крылья" вызвали шумок в благопристойном обществе, но Кузмин не оставил прозаических опытов. В 1907 году вышли его повести "Приключения Эме Лебёфа" и "Картонный домик", а в 1908 году – дебютная книга стихов "Сети". В прозе писатель стилизовался или под французский реализм, или под античность и плутовские романы. Михаил Кузмин был одним из немногих представителей Серебряного века, кто после революции выбрал остаться в России. Удивительным образом Советская Россия 1920-х годов была к нему тоже благосклонна. Кузмину давали зарабатывать переводчиком, музыкальным руководителем театральных постановок, театральным же рецензентом, даже композитором при Большом драматическом театре, образованном в 1919 году. Известно, что для этой сцены Михаил Алексеевич написал мелодии к спектаклям "Рваный плащ" С. Бенелли, "Мнимый больной" Мольера, "Двенадцатая ночь" Шекспира, "Земля" Брюсова, "Близнецы" Плавта. Также Михаил Кузмин переложил на русский либретто опер "Водовоз" Керубини, "Волшебная флейта" Моцарта, "Воццек" Альбана Берга. Он слыл большим авторитетом среди молодых ленинградских поэтов и музыкантов – и этому авторитету "сверху" не возражали. В 1922—1923 годах Михаил Кузмин даже встал во главе группы так называемых "эмоционалистов". Похоже, это название он же и придумал. По крайней мере, Кузмин объяснял, что эмоционализм – это проясненная и умиротворенная разновидность экспрессионизма. Эмоционалисты издавали литературный альманах "Абраксас", редактором которого выступал Михаил Алексеевич. Член группы Николай Радлов нарисовал один из последних портретов Кузмина. Художники любили его изображать, этого не отнять. Так что 1920-е годы прошли для автора "Александрийских песен" относительно спокойно. Разве что с жильем его "уплотнили", подселив в квартиру большое еврейское семейство, так что в последние годы жизни Кузмин попал в коммуналку – но, будем справедливы, на фоне того, что произошло со многими другими "бывшими", это не самое страшное испытание. Некоторые биографы склонны объяснять "мирные" для Кузмина 1920-е годы его юношеской дружбой с Георгием Чичериным, наркомом иностранных дел. То была именно дружба, а не то, о чем, возможно, кто-то подумал. Они вместе учились в гимназии. А вот в 1930-х атмосфера "похолодала"… В 1929 году был напечатан последний поэтический сборник Кузмина — "Форель разбивает лёд". Говорят, что напечатан был чудом. Стихи были вопиюще аполитичны, принципиально "затемнены" и декларировали некий сюрреализм. Может, именно поэтому на этот сборник стали равняться последующие поколения русских поэтов несоветской идеологии. Среди них была известная поэтесса Елена Шварц, называвшая себя последовательницей Кузмина. А в дальнейшем в течение 60 лет (с 1929 по 1989 год) книги Кузмина не издавались. Известно, что Кузмин в старости писал так же много, как и всегда. Он написал романы "Римские чудеса" и "Пропавшая Вероника" – из первого было опубликовано две главы, из второго – одно название. Написал Кузмин и много стихов – но где они, остается тайной. Литературовед Александр Панфилов в "Литгазете" опубликовал статью к 150-летию со дня рождения Кузмина "С мечтой о голубом цветке". В ней он, в частности, говорит: "Кузмин умер вовремя – в 1936 году. Его квартира оставалась законсервированным осколком Серебряного века, ещё год-другой – и судьбе Кузмина вряд ли можно было бы позавидовать. Юрий Юркун, самая большая и самая долгая любовь Кузмина, хранитель его архива, был арестован и расстрелян в 1938-м. С ним исчезли и кузминские рукописи 1930-х годов. Увы". Автор присоединяется к точке зрения, что поздние рукописи Кузмина хранились у Юркуна и "погибли" вместе с ним. Возможно. Какие-то бумаги Михаила Алексеевича по суду достались домохозяйке В. К. Амброзевич, матери Юркуна. Но в целом судьба позднего наследия доподлинно неизвестна. Только свой дневник за 1905—1929 годы и некоторые другие архивные документы Кузмин продал за 25 тысяч рублей директору Гослитмузея Бонч-Бруевичу. Однако опубликовано это все было лишь в начале XXI века. Дневник Кузмина за 1934 год также сохранился и был опубликован Глебом Моревым в 1998 году. Выход собственноручных записок Кузмина позволил пересмотреть его позиционирование в литературной страте своего времени. Возник едва ли не культ Кузмина как хранителя культурных традиций в век крушения культуры. Не так уж и мало… …учитывая, что произошло с физической "памятью" поэта – местом его захоронения. Кузмина похоронили на Литераторских мостках Волковского кладбища весной 1936 года. После войны надгробие было перенесено на другой участок кладбища в связи с сооружением мемориала семьи Ульяновых. Останки захороненных были свезены в общую могилу, которая затерялась. Иными словами, могильная плита Кузмина – это кенотаф. Около него в годовщину смерти поэта у собираются любители его творчества и читают его стихи. "Прочитаем" и мы одно из них. Кстати, верлибр. Разве неправда Разве неправда, что жемчужина в уксусе тает, что вербена освежает воздух, что нежно голубей воркованье? Разве неправда, что я — первая в Александрии по роскоши дорогих уборов, по ценности белых коней и серебряной сбруи, по длине кос хитросплетенных? Что никто не умеет подвести глаза меня искусней и каждый палец напитать отдельным ароматом? Разве неправда, что с тех пор, как я тебя увидала, ничего я больше не вижу, ничего я больше не слышу, ничего я больше не желаю, как видеть твои глаза, серые под густыми бровями, и слышать твой голос? Но пусть правда, что жемчужина в уксусе тает, что вербена освежает воздух, что нежно голубей воркованье — будет правдой, будет правдой и то, что ты меня полюбишь!