Чем живет и как зарабатывает современный живописец

15 ноября в Московском доме художника на четыре дня открывается заключительная выставка Седьмого межрегионального проекта «Живописная Россия». Уже семь лет подряд «Живописная Россия» дает художникам (студентам, выпускникам и состоявшимся мастерам) возможность выставиться, а зрителям – познакомиться с современной российской живописью, узнать, чем она живет в мире смартфонов и соцсетей, где визуальный контент множится с невероятной скоростью, приложения позволяют превращать фото в «картины», а спецэффекты в кино сложно отличить от реальности. В 2022 году тема выставки: «Искусство молодых», станковая живопись в контексте инновационных тенденций современного искусства. Здесь и повседневность, и виртуальная реальность, классические сюжеты и граффити. Свои работы представили выпускники лучших художественных вузов страны, от школы дизайна НИУ ВШЭ до Санкт-Петербургской академии художеств.

Мы поговорили с одним из ярких молодых художников – Аллой Полковниченко, чьи работы уже второй раз выставляются в «Живописной России». Алла родилась Таганроге, окончила МГАХИ им. В.И. Сурикова, живет и работает в Москве. Среди ее наград – медаль им. Н.П. Крымова Московского союза художников, серебряная медаль Творческого союза художников России (ТСХР), почетная грамота Российской академии художеств, серебряная медаль Российской академии художеств. За спиной более 200 выставок, работы находятся в музеях и частных собраниях. MIR24.TV узнал, каковы перспективы выпускников художественных вузов в мире победившей культуры соцсетей, а также что общего у живописи и «Почты России».

15 ноября открывается седьмая передвижная выставка проекта «Живописная Россия». Что эта выставка дает молодым художникам?

– «Живописная Россия» в настоящее время – крупнейший проект, посвященный именно реалистическому направлению искусства. Не скажу, что единственный (хотя для перечисления таких проектов пальцев одной руки, наверное, будет много), но самый масштабный и постоянный точно. Плюс ко всему его руководитель – Евгений Викторович Ромашко – достаточно демократичен для того, чтобы принимать как есть вариации реализма в творчестве разных авторов и все его широкие рамки, а они очень широкие. Это очень важно, потому что «реализм» сейчас у каждого свой, и все кричат: «Только мой реализм – настоящий реализм! А ваши все – вообще не реализмы, а какие-то другие «измы».

Каждый год тематика разная, в этом году он посвящен молодым авторам до 35. Многие из представленных художников – вчерашние выпускники в буквальном смысле слова, а работы написаны в период учебы. Это, безусловно, суперздорово, когда ты только учишься и сразу тепленьким попадаешь в знаковый проект – это успех. Для выставки как проекта по заявленной тематике – не знаю. С более сложившимися авторами, приближающимися к отметке в 35 лет, уже более понятно, хотя конечно тоже может измениться, а с выпускниками абсолютно неизвестно, кто станет художником, кто нет.

Сколько лет учатся на художника?

– Четыре года училища и шесть – институт. До этого еще четыре года детской художественной школы (ДХШ). В училище поступают кто после 9 класса, кто после 11-го. Сразу после ДХШ в профильный вуз не поступить, даже в училище можно не поступить. Таланта мало – нужны штудии и навыки. Бывает, конечно, что сразу поступают, но очень редко.

То есть 14 лет?! В итоге человек закончил, допустим, МГАХИ им. В.И. Сурикова и выпустился с дипломом, в котором написано «живописец». Какие у него сегодня перспективы?

– Зависит от сюжета, стилистики, тематики, которую ты пишешь. Если ты пишешь березоньки, пруды, котиков или русский пейзаж с каждым колоском и каждым листиком, то в принципе шансы есть. Или портрет с каждым бличком на каждой ресничке – тоже шансы есть. Либо надо идти в современный арт, три мазка поставил – уже молодец, стильненько, интерьерненько, малосилозатратно и маловремезатратно. Если говорить о реализме, который в поиске, то здесь будут проблемы.

То есть основная перспектива работы по профессии – писать картины, которые будут хорошо продаваться?

– В идеальном мире, да, должно быть примерно так. В реальном, конечно, все по-другому.

Вы варитесь в художественном сообществе и наверняка знаете, как складываются судьбы современных выпускников. Куда они идут работать?

Еще многие уходят в дизайн. Когда эта мода начиналась, это было что-то новенькое, а сейчас передоз, точно так же как преподавателей. На рынке очень много специалистов любого уровня и на любой кошелек. Закончил художку 300 лет назад, пошел на курсы – и все, ты дизайнер.

А как же диджитал-арт? Мы же живем в эпоху компьютерных игр, мультсериалов с колоссальным бюджетом и международными командами…

– Можно пойти в диджитал, но тебе надо переучиваться еще шесть лет. Ну ладно, три. И потом ты попадаешь в новую среду, ты там точно такой же лошара, как будто только что окончил художку. Тебе надо найти нормальную работу, получить хорошее портфолио, пробиться точно так же в среду – на это уйдет еще 10-15 лет уже после того, как ты научился что-то делать. Если человек видит себя в диджитал, понятно, что он дальше вкладывается в себя, тратя эти годы. И если ты не «сдохнешь» посередине дороги, то, наверное, сможешь потом где-то хорошо зарабатывать.

У вас есть такие примеры?

– Нет. У меня мало знакомых, которые ушли в диджитал. Они есть, но, если честно, нужно еще делить на 300 все, что тебе рассказывают о том, какие они молодцы и как у них все хорошо получается. Во-первых, все врут, во-вторых, неизвестно, как оно так получилось. Может, у него дядя – генеральный продюсер. В лучшем случае дядя. Сам по себе ты, такой прекрасный, никому не нужен, это надо понимать. Сделать так, чтоб ты стал нужен или был востребован, это очень тяжело и дорого стоит. Диджитал – это массовый тренд, все хотят, все пытаются, но большая часть вместо диджитала идет в интерьер и дизайн.

У вас за спиной десятки выставок, академические награды. Удается зарабатывать продажей картин?

– Жить на это я не могу. Я не скажу, что ничего не продается и ничего не заказывают – процесс идет, но очень медленно. Естественно, полностью это не покрывает мои жизненные расходы, хотя они и очень небольшие. Поэтому я преподаю – не потому, что люблю преподавать, а потому что нужна какая-то опора. Сейчас кризис, и картинки – это последнее, что покупают, это ж не туалетная бумага, простите, не хлебушек, не макарошки. Покупная способность снизилась, поднять цену ты тоже не можешь, потому что тогда вообще никто ничего не купит.

Какие работы у вас покупают чаще всего? Что-то на заказ или выбирают из готового? Какие предпочтения у покупателей?

– На заказ я редко работаю – только на «идеальный» заказ, когда ты пишешь в своей стилистике практически как хочешь, иногда даже что хочешь. Из готового – разное, бывает, и чужие портреты берут, бывает, и пейзажи.

Если бы у вас появилась возможность быть художником в другую эпоху, вы бы хотели «переехать»?

– Мне кажется, во все времена у художников были примерно такие же проблемы. Может, только в СССР это был комбинат и это была профессия, когда ты выпускался и сразу шел работать. Повезло, наверное, тем, кто это застал, мы не застали и мне кажется, что повторения таких приключений не будет. Когда искусство еще было таким востребованным? Возрождение. Тогда все держалось на меценатстве, это тоже заказы – но ты попробуй еще заказ получить для начала. Для этого нужны совсем другие качества: это социальная активность, интригоплетство, вранье в каждом звуке. Либо друзья, которых ты где-то по непонятному случаю приобрел. В общем, я не хотела бы никуда «переезжать».

Что сейчас больше всего волнует профессиональных художников?

То, что появились технологии, которые во многом заменяют живопись, это проблема?

– Я не вижу в этом особой проблемы. Это проблема только в том смысле, что, грубо говоря, на написание картины ты тратишь, предположим, месяц. А на фотографирование завтрака – две секунды: каждый может в той или иной мере красивости запечатлеть еду на телефон и выложить в соцсети. И вот тебе такое же произведение, как «Яблоки» Петрова-Водкина. Просмотр и того, и другого в ленте занимает одинаковое время, но фото завтрака понравится, скорее всего, большему числу людей. Потому что такую же фоточку человек может и сам сделать, а то, что близко и понятно, оно всегда приятно. Поэтому тоже снижается спрос на профессионалов. Во-первых, их все меньше понимают, во-вторых, их ценность падает, материальная в том числе. Ну и потребность – зачем заказывать портрет, если я сам себя могу сфоткать и так, и так, а может быть, и написать себя по своему же фото на курсах правополушарного рисования за три часа. Неважно, что меня может никто и не узнать – я себя так вижу.

Понятно, что живопись тоже много взяла из фото. Но изначально, когда появилась фотография, все первые приемы она взяла у живописи. А потом уже пошла развиваться дальше, появился кадр, появился обрез и прочее, что живопись не могла себе позволить до появления фото. Ты же не можешь прыгающего или падающего мальчика с натуры успеть нарисовать, это физически невозможно. Фотография позволила зафиксировать момент. То есть появились новые возможности, новые выразительные средства. У киноиндустрии живопись много взяла и, надеюсь, возьмет.

Получается, что живопись как профессия уходит в прошлое?

– Глобально, да. Живопись была профессией до появления фотографии, потом у нее поменялся вектор. Изначально рисование несло ритуальные функции (наскальная живопись), потом изобразительные (портрет на заказ), сейчас оно несет какие-то полуфилософские смыслы, это явно уже не изображение само по себе. Живопись – один из древнейших видов искусства и один из самых непопулярных сейчас. И я думаю, если честно, что она скоро «сдохнет», потому что дальше все пойдет в дополненную трехмерную реальность. А живопись превратится в эдакую «Почту России» – есть e-mail, а бумажные письма интересны только узкому кругу любителей.

С другой стороны, масляная живопись тоже не вечная история, ее изобрели в эпоху Возрождения. Сейчас она «подзагибается», появился акрил и масса других более практичных и удобных материалов. Масляная же проблемная – она мажется, долго сохнет, при высыхании слоев может непредсказуемо себя повести.

Есть еще такой момент – раньше был зритель, заказчик (люди, которые не обладали профессиональными навыками) и художник. Зритель смотрел, заказчик заказывал, художник рисовал. Сейчас эти роли начинают стираться. Выставки современного арта, инсталляции, перфомансы – очень многое из них рассчитано на то, что человек придет и сфотографируется на фоне арт-объекта, вступит с ним в определенную коммуникацию, и получится что-то третье. Можно что-то на себя примерить, чем-то поиграть, зритель, он же потенциальный покупатель, становится соавтором.

Мне кажется, что отношение к акрилу у профессиональных художников несколько пренебрежительное. Почему?

–Просто он по-другому себя ведет. Если ты хочешь прям живописную в классическом понимании тепло-холодную живопись, то там надо изгаляться. Акрил в каком-то смысле проще, декоративнее, он отвечает современным тенденциям видения искусства. Культура селфи, культура соцсетей предполагают упрощение и уплощение – более декоративные решения, более броские, более плакатные.

Выскажу личное мнение – мне хотелось бы видеть больше живописи, изображающей современного человека: того, который ездит в метро, грубо говоря.

– Да, я согласна, что с реализм у нас с перекосом... Я не знаю, что с ним не так. Многие рисуют бабушек с козочками и березками, цветочки, горшочки, потому что это покупают и понимают. Но реализм, чтоб он не умер, должен модернизироваться, отвечать на современные проблемы, современные вопросы, компоноваться, писаться и подаваться с современными примочками, иначе это будет неинтересно, как минимум.

Каковы тогда были предпосылки для создания движения – запрос от государства?

– Да, конечно, был запрос от государства. Это была профессия, которая оплачивалась. Сегодня художник – это не профессия, а хобби, которое, если ты очень-очень хочешь, ты можешь попытаться превратить во что-то большее. Ну а когда ты будешь заниматься творчеством, если тебе надо заработать, минимально себя обслужить и у тебя останется один свободный вечер в неделю, и ты такой: «Пойду я, пожалуй, полежу, чтобы не сдохнуть». А если даже ты такой весь гиперактивный и не полежишь, все равно у тебя остается не то количество времени и сил, которое нужно для полноценного занятия творчеством.

Подойдем к суровым будням живописцев с другой стороны: есть такой стереотип о мужчинах-художниках и натурщицах. В реальности все так и есть?

– Это часть профессии, примерно как пленэры. В идеале надо, чтоб была формальная и содержательная часть. Формальная – это то, как ты делаешь, содержательная – про что ты делаешь. И вот эта содержательная часть должна постоянно обновляться, «свежак» должен быть, какие-то эмоции, романы, или приключения, пленэры и множество других вариантов. В принципе, это проблемы одного порядка, просто они дают тебе какой-то новый всплеск. Каждый решает их по-разному – кто-то в алкоголе, кто-то в пленэрах, кто-то совмещает, а кто-то в натурщицах. Ты никуда не денешься от этого, это часть профессии. Это бывает даже связано с качеством работ: не вдохновился – не написал.

Расскажите про арт-группу «Сезон», почему вы ее создали?

– «Сезон» – это небольшая группа лиц, которая совместно выполняет большой объем работы. Цель – все что угодно группой cделать проще, чем в одиночку. Сольно тоже можно, конечно, реализовать проекты, но либо ты потратишь нереальный объем времени и сил на это, либо если у тебя есть дополнительная поддержка в виде родственников или третьих лиц. Поэтому проще группой из нескольких человек, где у каждого свои сильные стороны – в итоге проекты осуществляются, и никто не умирает при этом. Если ты сам всем занимаешься, ты либо переквалифицируешься из художника в проектор, либо очень быстро сдуешься.

Например, у нас был очень интересный проект с Московским метрополитеном: мы писали картины с крыш станций метро, ходили в депо и писали на самих станциях. Потом эти работы ездили в поезде «Акварель». Был проект с одной строительной компанией, нас пускали на площадки их объектов – гостиницу «Пекин», бизнес-центр Skylight и другие. На большинство из них сам не заберешься – доступ закрыт. Похвастаюсь, что Москва на работах получилась с редких, труднодоступных ракурсов.

Вы не только ищете не заезженные ракурсы в городе, даже на Красной площади, но и постоянно путешествуете. В каких самых интересных местах вам доводилось побывать с пленэром?

– Наверное, это зарубежные поездки: Марокко, Индонезия, Куба, Португалия. Мне вообще нравится все, что рядом с экватором. Я южный человек, родилась в Таганроге, и в Москве мне все время очень холодно. С каждым годом все холоднее. Поэтому я стараюсь ездить поюжнее. Наверное, какая-то часть южной школы во мне осталась, мне постоянно хочется яркого цвета, а это не московская школа живописи. Московская такая немножечко… благородные грязи. А мне сейчас хочется наоборот.