Палладианец в Стране Советов: как Иван Жолтовский вернул классику в архитектуру СССР
Польский дворянин
Ян (Иван) Владислав Жолтовский родился 14 ноября (по старому стилю) 1867 года в деревне Плотница Пинского уезда Минской губернии в семье шляхтича Владислава Яновича Жолтовского и Ядвиги Аполлинариевны Савицкой. Отец умер, когда мальчику было три года, и в дальнейшем воспитанием будущего архитектора, двух его братьев и сестры занималась мать.
"Иван Владиславович Жолтовский был потомственным шляхтичем, польским дворянином, и католиком по вероисповеданию, хотя религиозным человеком его назвать нельзя. Лет до 30 он идентифицировал себя как члена польской диаспоры, его записные книжки начала 1900-х годов содержат записи исключительно на польском языке", — рассказывает искусствовед и биограф Ивана Жолтовского Илья Печенкин.
Ян учился на дому, а затем поступил в реальное училище в Пинске. В реальных училищах получали среднее образование, причем большое внимание уделялось изучению естественных и точных наук. После революции они были упразднены, и вместо них были созданы похожие по концепции техникумы.
Жолтовский учился неважно: отличные оценки в табеле выставлены только по рисованию и чистописанию. В ранней биографии архитектора немало слепых пятен: так, спустя год после начала учебы в Пинске следы его теряются и находятся через несколько лет в Астрахани, где он снова поступает в реальное училище и на сей раз заканчивает его.
В 1887 году Жолтовский приезжает в Петербург и поступает в Императорскую академию художеств.
Жолтовский проучился в академии 11 лет вместо положенных пяти: его не раз отчисляли за задолженности по предметам и отсутствие на лекциях. Однако плохая успеваемость объясняется не отсутствием таланта или желания учиться, а нехваткой времени на учебу.
"Длительность учебы Жолтовского в академии действительно была обусловлена дурной успеваемостью, но здесь причиной была, видимо, необходимость подрабатывать. Несмотря на дворянское происхождение, никакого огромного состояния за ним не числилось", — отмечает Илья Печенкин.
Иван Жолтовский работал чертежником у старших коллег, принимал участие в строительстве Феодосийской железной дороги в Крыму, в оформлении охотничьего дворца в Беловеже, построенного под руководством Николая де Рошефора, участвовал в архитектурных конкурсах.
В 1898 году он окончил академию без диплома — из-за задолженностей по ряду технических дисциплин. Это означало, что Жолтовский не мог самостоятельно выполнять постройки. Спустя три года, в 1900-м, он получил разрешение преподавать рисунок в средних учебных заведениях и поступил на работу в Строгановское училище технического рисования в Москве.
Очарование Италией
Первой реализованной работой архитектора стал дом Скакового общества в Москве, построенный в 1903–1905 годах.
"Жолтовский был счастливым архитектором, его дебютная реализованная постройка принесла ему успех и известность, — отмечает Илья Печенкин. — Дом Скакового общества сохранился и находится недалеко от Центрального Московского ипподрома — одного из последних проектов Жолтовского, над которым он работал в 1950-х годах. Любопытный сюжет".
Здание строилось за чертой столицы, поэтому, несмотря на отсутствие диплома, Жолтовского допустили к работе. Он возвел особняк в классическом стиле, с цитатами из античных памятников и роскошными интерьерами. Именно в этом здании проявилась приверженность Жолтовского канонам Ренессанса: своды вестибюля во многом повторяют комнату новобрачных в герцогском дворце в итальянском городе Мантуя.
Известно, что во время работы над домом Скакового общества Жолтовский посещал Италию. Его преклонение перед искусством этой страны исследователи объясняют несколькими причинами. Сказались и польское происхождение архитектора, и ориентированность на западную классику педагогов Академии художеств, где он получил образование.
"Одним из факторов, породивших "италоманию" Жолтовского, могло стать его происхождение, а также обстановка ранних лет: в Пинске есть знаменитый иезуитский коллегиум в стиле барокко, — рассказывает Илья Печенкин. — Вся система обучения в Академии, конечно, предполагала ориентацию на итальянские образцы: как же без Рафаэля, Микеланджело, Виньолы? Достоверно известно, что в 1902 году Жолтовский ездил в Турин на выставку современного декоративного искусства. Возможно, именно тогда он и открыл для себя Виченцу с архитектурными шедеврами Андреа Палладио. Сам Жолтовский вспоминал в разговорах с учениками, что это произошло довольно спонтанно — под воздействием "Итальянского путешествия" Гёте, которое он читал в дороге".
По словам биографа Жолтовского, за свою долгую жизнь архитектор побывал за границей 36 раз, посещал не только Италию, но и другие европейские страны. А после революции он лишь однажды покидал пределы России.
В дореволюционные годы Жолтовский занимался усадебными постройками, возвел городскую усадьбу по заказу московского купца Гавриила Тарасова (более известную как Дом Тарасова — прим. ТАСС) на улице Спиридоновке. В архитектуре этого здания вновь много отсылок к итальянскому зодчеству, а именно к палаццо Тьене в итальянской Виченце, созданному знаменитым мастером Позднего Возрождения Андреа Палладио. Тем не менее творение Жолтовского нельзя называть копией итальянского дворца. Он взял лишь его фрагмент, переосмыслил и создал уникальное здание, где с произведением Палладио перекликается только один фасад. Хотя тяготение стиля Жолтовского к итальянской архитектуре прослеживалось практически во всех его работах.
"Некоторые постройки Жолтовского настолько похожи на итальянские памятники, что это озадачивало историков архитектуры и заставляло говорить о "плагиате", — рассказывает Илья Печенкин. — Но буквально-то он здания не копировал. Жолтовский работал "в стиле" конкретного шедевра прошлого. Изменения и дополнения относительно "оригинала" диктовались в первую очередь техническим заданием. Например, в московском особняке Тарасова парадным этажом является первый, а не второй, как в палаццо Тьене. Отсюда разные пропорции высоты для ярусов фасада. Заслуга Жолтовского в том, что в период максимальной турбулентности его мастерская стала центром сохранения академической профессиональной культуры. Такие центры важны наряду с площадками эксперимента. Некоторые молодые коллеги, фактически ученики, критиковали его за пристрастие к "букве" классики, а не ее "духу". Это можно считать недостатком, а можно — той самой "изюминкой" Жолтовского".
В новой стране
После революции 1917 года карьера Жолтовского пошла вверх, что скорее нетипично для того времени: при новой власти многие талантливые архитекторы, как, например, Федор Шехтель, остались без работы.
"До революции Жолтовский тоже был вполне буржуазным, у него были репутация "архитектора миллионеров" и достаточно тесные отношения с кланом Рябушинских. Причина его успеха при новой власти, по-видимому, в том, что он вовремя сориентировался в ситуации и поспешил присягнуть на верность большевикам тогда, когда многие представители старой интеллигенции колебались. Впрочем, есть сведения, что он и до 1917 года водил знакомство с Луначарским, который назначил его заведовать архитектурным подотделом в Наркомате просвещения", — рассказывает Илья Печенкин.
Об авторитете архитектора при новой власти говорит и тот факт, что его поселили в отдельном особняке в Вознесенском переулке — невероятная привилегия, учитывая, что в Москве в это время была острая нехватка жилья.
В 1920 году Жолтовского назначили преподавателем в знаменитом ВХУТЕМАСе — учебном заведении, созданном на базе объединенных Первой и Второй свободных государственных художественных мастерских Строгановского художественно-промышленного училища и Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Среди знаменитых архитекторов, которые были слушателями лекций Жолтовского, — братья Голосовы и Константин Мельников (автор знаменитого памятника архитектуры советского авангарда, круглого дома-мастерской в Кривоарбатском переулке).
"Мастерская Жолтовского открылась еще в Свободных государственных художественных мастерских, — рассказывает Илья Печенкин, — как педагог он был весьма популярен: учащиеся сами решали, у кого им учиться, и его мастерская была многочисленной. Его общение с учениками имело главным образом форму "бесед", в стиле античных философов. Мельников в своих мемуарах вспоминал о своем участии в "беседах" Жолтовского в 1918–1919 годах, когда тот возглавил проектную мастерскую Моссовета. Но учеником Жолтовского Мельникова назвать нельзя, он выбрал свою дорогу, направление которой сильно отличается от того, к чему призывал Жолтовский".
По словам эксперта, есть свидетельства о том, что к творчеству Мельникова Иван Владиславович относился снисходительно-иронически. Но когда над Мельниковым сгустились тучи и началась его травля, Жолтовский старался ему помочь.
"Ему вообще было свойственно некое благородство, он часто использовал свое привилегированное положение для поддержки тех, кто попал в трудную ситуацию, — будь то Мельников, молодые конструктивисты, которые после разгрома начала 1930-х были приняты им в его мастерскую, или искусствовед Александр Георгиевич Габричевский, которого трижды арестовывали, а Жолтовский за него хлопотал", — рассказывает биограф архитектора.
В 1923–1926 годах Жолтовский отправился в командировку за границу. По словам эксперта, "есть основания видеть в ней попытку уехать насовсем. Но в итоге все-таки отказался от идеи эмиграции: за границей ему как архитектору было бы практически невозможно работать".
В 1923 году Жолтовский вошел в руководство строительства Всесоюзной сельскохозяйственной выставки в Москве — позже на ее месте был основан Центральный парк культуры и отдыха им. Горького. Также он строит на юге страны, в Сочи. Но главной, знаковой работой архитектора в довоенный советский период творчества считается дом на Моховой улице в Москве.
Гигант на Моховой
1920-е и начало 1930-х в архитектуре СССР — эпоха авангарда. Его истоками были импрессионизм, кубизм, футуризм. Авангардисты стремились к монументальности, простоте, функциональности в своих работах, к четкой геометрии и лаконичности форм. И в это время Жолтовский возводит на Моховой улице дом, который кажется абсолютным антиподом современных авангардных строений.
"В начале 1930-х Жолтовский дождался своего "звездного часа", когда именно его понимание архитектуры совпало с запросами партийно-государственной верхушки. Оказалось, что большевистские руководители из сталинского окружения любят и коллекционируют искусство, а итальянский Ренессанс — это как раз то, что нужно Москве и курортному Сочи", — говорит Илья Печенкин.
Жолтовский строит по заказу Моссовета — дом планировался как жилой. Однако месторасположение у него было особое: предполагалось, что именно по Моховой пройдет отрезок парадной магистрали, ведущей к Дворцу Советов. Поэтому дом должен был рифмоваться с грандиозным строением. Жолтовский снова обращается к наследию Палладио — на сей раз к его палаццо Лоджия дель Капитаньо в Виченце. И снова переосмысляет итальянский прототип, создавая совершенно новое здание. Оно вышло настолько хорошим, что от планов поселить в нем высший аппарат Моссовета отказались и отдали под посольство США.
Знаменитый дом быстро окрестили "гвоздем в гроб конструктивизма", однако архитектор не был открытым противником авангарда. Но считал конструктивизм и функционализм попыткой упростить и схематизировать архитектуру.
"Надо понимать, что конструктивистам он по возрасту годился в отцы. Жолтовский родился в 1867 году, а, например, Моисей Гинзбург — в 1892, так что здесь разумно видеть еще и конфликт поколений, — говорит Илья Печенкин. — Дом на Моховой, который наряду с конкурсом на проект Дворца Советов обозначил в начале 1930-х годов поворот к традиционной архитектуре и имперской монументальности после краткого периода торжества конструктивистов, действительно вызвал бурное обсуждение".
Ярче всех выразился о доме и архитекторе неоклассик, коллега Жолтовского Иван Фомин: "Он своим домом показал очень ярко, как раньше хорошо проектировали и как раньше хорошо строили и, следовательно, как мы сейчас плохо проектируем и как мы плохо строим".
Это был манифест консервативных и буржуазных вкусов советской номенклатуры. Но манифест настолько талантливый, что признанный мастер Щусев назвал его "большим завоеванием современной архитектуры".
По словам Ильи Печенкина, у Жолтовского было немало противников среди авангардистов и конструктивистов, которые обвиняли его в приверженности устаревшим взглядам на архитектуру и архитектурное образование. Но за "низкопоклонство перед Западом" его ругали и позднее, уже совсем другие люди. В позднесталинское время, в рамках кампании против космополитов и формалистов, будут слышны упреки в адрес Жолтовского, что он придумал свои "вечные законы красоты" и не любит русский народ, который гораздо лучше и талантливее итальянцев эпохи Возрождения. Однако, отмечает эксперт, подстраиваться под какие-то конъюнктурные требования тогда было довольно бессмысленно: сегодня тебя могли ругать за что-то, а завтра — именно за это похвалить, и наоборот. Жолтовский, будучи человеком умным и уже немолодым, это понимал, так что его трудно уличить в колебаниях вслед за "линией партии".
Дом НКВД в Москве, ипподром и новая "Строгановка"
После войны архитектор реконструирует здание Московского ипподрома, строит в столице три типовых кинотеатра.
В 1956 году на Волоколамском шоссе по проекту Ивана Жолтовского и Георгия Лебедева было построено новое здание Московского высшего художественно-промышленного училища (бывшего Строгановского). Сейчас это Московская художественно-промышленная академия им. С.Г. Строганова.
В послевоенные годы Иван Жолтовский возвел в Москве несколько жилых домов в классическом ренессансном стиле. За проект дома на Ленинском проспекте в 1949 году архитектору присудили Сталинскую премию, которая была высшей в стране формой поощрения за достижения в области искусства, литературы, науки и техники.
Другой дом, на Смоленской площади, москвичи прозвали домом НКВД, потому что квартиры в нем распределяли между сотрудниками этого ведомства. Здание во многом очень похоже на дом на Ленинском проспекте. Архитектор и здесь остался верен себе и своему вкусу: в его проекте очевидны отсылки к итальянскому палаццо, а именно палаццо Медичи-Рикарди во Флоренции. Но Жолтовский делает дом по-своему — асимметричным, пристраивает нетипичную для палаццо башенку в нетипичной части здания — сбоку. Вписывает в боковой фасад вход на станцию метро "Смоленская".
Роскошное оформление вестибюлей и квартир, помпезные украшения фасадов, монументальная проездная арка, нарядные карнизы отвечали эстетике послевоенного "сталинского ампира" и перекликались со стилем знаменитых сталинских высоток, которые тогда строились в столице.
Дом на проспекте Мира, завершенный в 1957 году, стал последней реализованной работой архитектора, которому тогда было уже почти 90 лет.
В последние годы жизни Жолтовский успел немного поработать над проектами типового панельного строительства, но и они отличались от однотипных безликих хрущевок, построенных впоследствии по всему Советскому Союзу: архитектор сохранял аристократизм даже в предельно простых и лаконичных формах.
Несмотря на смену архитектурной моды в стране, талант мастера и культурное значение его наследия мало кто ставил под сомнение. Один из учеников Жолтовского, Михаил Барщ, сказал о своем учителе: "На фоне бессмысленной эклектики и отсутствия каких-либо принципов, как-то сразу нахлынувших в архитектуру 30-х годов, он нес ясную и законченную концепцию".
Карина Салтыкова