"Это не освобождение, а поход на Россию…" 150 лет со дня рождения генерала Деникина

Антон Деникин — пожалуй, самый серьезный и опасный противник большевиков в ходе Гражданской войны — до конца жизни оставался открытым врагом советской власти. И все же как накануне, так и после 22 июня 1941 года не переходил на сторону смертельных врагов Советской России. Человек, прежде кроваво дравшийся с Красной армией, в разгар Великой Отечественной войны говорил окружающим: "Мы испытывали боль в дни поражений армии, хотя она и называется Красной, а не Российской, и радость — в дни ее побед…"

"Польша — одно из красивейших мест России"

Ровно полтора века назад, 16 декабря (нового стиля) 1872 года, родился Антон Иванович Деникин. Родился в весьма необычной семье.

Во-первых, хотя межнациональные браки и случались в населенной разными народами Российской империи, но, как правило, супруга принимала вероисповедание мужа. В семье Деникина все было иначе и совсем нехарактерно для той эпохи — отец православный, а мать сохранила католическое вероисповедание.

Во-вторых, новорожденный Антон был очень поздним и единственным ребенком в эпоху многодетных семей и молодых матерей. К моменту рождения сына отставному майору Ивану Ефимовичу Деникину исполнилось 65 лет, очень почтенный, почти старческий возраст для XIX века. Матери Антона Эльжбете Францисковне, из рода обнищавших польских дворян Вржесинских, на момент рождения сына шел 30 год — очень поздние первые роды для позапрошлого столетия.

Отец родился крепостным в Саратовской губернии, помещик отдал его в солдаты, и за четверть века беспорочной службы (за плечами поход в Венгрию и Крымская война) Иван Деникин выслужил офицерский чин. Позже многие биографы Антона Ивановича Деникина отмечали, что у лидера белых происхождение было более "пролетарское", чем у вождей большевиков. Думается, что это не вполне так. Происхождение Деникина как раз весьма похоже на происхождение Ленина, у обоих выбившиеся "в люди" крепостные крестьяне по отцовской линии и небогатые дворяне — по материнской.

Родился Антон Деникин, сын русского и польки, недалеко от Варшавы. Берега Вислы, хотя и славились антирусскими мятежами, в то время были губерниями огромной страны. Не зря поэт Николай Гумилев как-то писал, мимоходом и без сомнений: "Польша — одно из красивейших мест России…" Антон Деникин явно был согласен с этим утверждением. С отцом он разговаривал на русском, а с матерью на польском языке.

К родителям мальчик, единственный сын, обращался только на "вы". Впрочем, это как раз было характерно для патриархальных семей той эпохи. Судя по воспоминаниям, у мальчика было счастливое раннее детство. Бесспорным авторитетом был отец — военный, бородатый, суровый, но любящий.

Отец умер от рака, когда Антону исполнилось 13 лет, и семье пришлось трудно. Сын помогал матери. Он хорошо учился и рано начал подрабатывать репетиторством, давая частные уроки. Позднее так вспоминал те нелегкие годы: "Никакого влечения к педагогической деятельности я не имел, и тяготили меня эти занятия ужасно. В особенности зимой, когда рано темнело. Вернувшись из училища часа в 4 и наскоро пообедав, бежал на один урок, потом — в противоположный конец города на другой. А тут уже и ночь, да свои уроки готовить надо… Никакого досуга для детских игр. Праздника ожидал, как манны небесной".

"Я милости не прошу…"

В 17 лет Антон Деникин пошел по стопам отца, выбрал армейскую службу. Несколько месяцев в казармах стрелкового полка в Польше и два года в Киевском военном училище сделали его юным офицером. Любопытно, что среди близких приятелей Деникина по училищу был Павел Сытин, в будущем он тоже станет генералом, но выберет сторону красных — бывшие приятели будут сражаться друг против друга.

Но пока, на исходе XIX века оба, не подозревая о грядущих междоусобицах, делали военную карьеру в царской армии. Деникина, однако, привлекало не только армейское поприще. Он с детства сочинял стихи и рассказы, пытался отправлять их в популярные журналы. Впрочем, его юношеские вирши были откровенно плохи и наивны. "Зачем мне жить дано // Без крова, без привета, // Нет, лучше умереть, // Ведь песня моя спета", — писал он, неумело подражая сумрачному романтизму. Впрочем, достаточно быстро понял, что поэзия — это не его.

Зато с прозой у Деникина получалось куда лучше. В ноябре 1898 года столичный военный журнал "Разведчик" впервые опубликовал его юмористический рассказ "Старый генерал". Стоит признать, что в рассказе 26-летнего Деникина, к тому времени штабс-капитана (аналог современного старшего лейтенанта), есть и хороший слог, и юмор, и меткий критический взгляд. Читать его первый рассказ интересно и спустя век с лишним. Этот и все дальнейшие тексты Деникин публиковал под романтическим, говорящим псевдонимом Иван Ночин.

Впрочем, главные его амбиции были все же не на литературном поприще — после кропотливой подготовки и труднейших экзаменов он поступает в Академию Генерального штаба. Для офицера из небогатой провинциальной семьи это единственный шанс гарантированно сделать военную карьеру. Учиться Деникину было тяжело, в конце первого курса оказался отчислен из академии — не сдал историю военного искусства. Но держать удар молодой офицер явно умел. Спустя три месяца смог, пересдав экзамен, восстановиться в главном военном вузе Российской империи.

Начало его армейской карьеры тоже складывалось непросто. Весной 1899 года уже капитан Деникин по окончании академии как отличник в учебе должен был быть причислен к Генеральному штабу. Однако начальство, вопреки общим правилам, "задвинуло" провинциала — в списки генштабистов он не попал. И тут Деникин проявил характер, подав жалобу на имя самого царя.

Возник скандал, дело попытались замять — Антону предложили забрать жалобу и написать вместо нее прошение о милости. Прошение обещали удовлетворить и причислить молодого офицера к Генеральному штабу. Деникин в ответ возмутился: "Я милости не прошу. Добиваюсь только того, что мне принадлежит по праву".

В итоге жалобу отклонили, принципиального "скандалиста" Деникина в корпорацию генштабистов не пустили. И следующие два года он отслужил в провинциальной артиллерийской бригаде в городке Белая Подляска (на самом востоке современной Польши, недалеко от Бреста). Но все же сумел добиться справедливости и в 1902 году был причислен к офицерам Генерального штаба, что открывало хорошие карьерные перспективы.

Накануне Русско-японской войны Деникин уже подполковник в штабе кавалерийского корпуса. Служит в Варшаве — тогда по значению и уровню жизни это второй после Петербурга мегаполис Российской империи. Но сразу с началом войны подполковник добивается права покинуть блестящий город и отправиться на другой конец огромной страны, к берегам Тихого океана, в Маньчжурию, где уже разгораются тяжелые бои.

"Петербург "устал" от войны более, чем армия…"

Польшу он покидал с тревожным сердцем, позднее в мемуарах так описал дни перед отъездом: "Поляки встретили объявление войны жутким молчанием, по внешности равнодушием, за которым скрывалось недоброжелательство и скрытые надежды на изменение судеб Польши. Трогательную и волнующую картину представляли тогда в Варшаве манифестации небольших групп русских людей, с хоругвями и пением "Спаси, Господи, люди Твоя" шествовавших по варшавским улицам среди молчаливой, злорадной толпы…"

На свою первую войну подполковник Деникин едет раненным, правда не в боях, а на учениях — под ним упала лошадь, сильно повредив его ногу. Так что на войну он приехал хромым. Первый в своей жизни бой принял накануне 32-го дня рождения, в декабре 1904 года — при 25-градусном морозе несколько дней командовал отрядом, успешно отбивавшим атаки японцев.

"Мой ординарец, раздобыв где-то лом, выкопал в промерзлой земле яму, настлал соломы — постель для меня. Попробовал прилечь — не вышло, стынет тело, предпочел не спать…" — отрывок из мемуаров Деникина о тех днях.

Та война была для царской армии неудачной, но Деникин сражался храбро и вполне толково. К исходу боевых действий он в чине полковника, награжденный двумя орденами, занимал должность начальника штаба кавалерийского корпуса. "Кризис русского командного состава и неуменье Петербурга разбираться даже в высших представителях генералитета…" — так для себя он формулировал причины поражения и добавлял важное: "Россия отнюдь не была побеждена. Армия могла бороться дальше. Но… Петербург "устал" от войны более, чем армия".

Критичен полковник Деникин был не только к высшей власти, но и к коллегам по офицерскому сословию. Главная претензия им формулировалась по-военному кратко: "Сколько раз я встречал в армии, на высоких и на малых постах, людей безусловно храбрых, но боявшихся ответственности!"

Сразу по окончании неудачной войны полковник Деникин свыше двух месяцев возвращался из китайской Маньчжурии в Петербург. Столь долгим путь, прежде занимавший две недели, сделал хаос первой русской революции. Уже критически настроенный к царизму, полковник невзлюбил и революционеров. Зато на собственном примере понял, что, как писал он сам позднее, "в дни революции небольшая горсть смелых людей могла пробиваться тысячи километров среди хаоса, безвластия и враждебной им стихии озверелых толп".

Деникин тогда, на исходе 1905 года, из разрозненных офицеров организовал собственный железнодорожный поезд, сумевший среди революционных пертурбаций пробиться через всю Сибирь. Этот опыт полковник явно запомнит и позднее применит в роковом 1918 году, в самом начале Гражданской войны.

"Пропагандой служило неустройство тыла…"

После войны карьера боевого офицера складывалась вновь непросто. Некоторое время он командовал пехотным батальоном резервного полка — мягко говоря, скромная должность для недавнего начштаба целого корпуса. Впрочем, Деникин умел радоваться жизни и при таких раскладах — в перерывах между боями с японцами он продолжал публиковать свои рассказы, на этот раз фронтовые, в петербургской прессе. В эпоху до радио и телевидения гонорары за печатные тексты были высокими, вернувшийся с войны полковник неожиданно для себя получил от столичных редакций крупную сумму — 5000 рублей, больше, чем его жалованье за целый год.

Часть этих денег Антон Деникин отдал матери, а часть потратил на путешествие — после войны он получил длительный четырехмесячный отпуск. Австро-Венгрия, Германия, Франция, Италия и Швейцария (где он едва разминулся с Лениным, с которым будет воевать спустя десятилетие). Путешествие наверняка было интересным, но спустя годы Деникин отмечал лишь Италию, точнее теплые берега Средиземноморья. Позднее в одном из личных писем высказывался так: "В одном только вопросе проявляю недостаточно патриотизма, каюсь: когда думаю об отдыхе, тянет к лазурному небу и морю Адриатики, к ласкающим волнам…"

Впрочем, из четырех месяцев отпуска Деникин отгулял только три и досрочно явился на службу. Дальнейшие три года он провел на скромной должности начальника штаба резервной бригады в Саратове, на родине отца. Из Саратова он много писал в военный журнал "Разведчик", в основном критические статьи о проблемах армии. Написал и ряд развернутых работ, опубликованных отдельными брошюрами, — "Команда разведчиков: Пособие для ведения занятий в пехоте" и "Русско-китайский вопрос: Военно-политический очерк".

Буквально за месяц до начала Первой мировой войны 42-летний Деникин получил чин генерал-майора и должность в штабе Киевского военного округа. Для той предвоенной эпохи у него сложилась в целом успешная, хотя и не быстрая карьера военного из небогатой провинциальной семьи.

Новая война невиданного ранее размаха проявила лучшие качества Деникина как офицера и полководца. Уже осенью 1914 года он по собственному желанию оставляет высокую штабную должность, чтобы командовать непосредственно в бою — как тогда говорили, "перешел в строй". Год он возглавлял стрелковую бригаду, за успехи прозванную "Железной", развернутую вскоре в дивизию. Участвовал в самых жестоких боях. Накануне 1915 года именно полки Деникина первыми прорвались через Карпатские горы, заставив бежать штаб эрцгерцога Иосифа Августа (последнего в истории фельдмаршала Австрийской империи).

В боях Первой мировой войны Деникин был награжден несколькими Георгиевскими крестами и дважды золотым оружием "За храбрость". И хотя война развивалась неудачно для Российской империи, но он явно был одним из лучших боевых командиров царской армии дивизионного уровня.

В те дни он немало задумывался и о причинах неудач. "Народ подымался на войну покорно, но без всякого воодушевления и без ясного сознания необходимости великой жертвы…" — писал Деникин позднее в мемуарах. В воспоминаниях он отметит и главную проблему — по его мнению, основой успешной антимонархической пропаганды стало следующее: "Пропагандой служило неустройство тыла и дикая вакханалия хищений, дороговизны, наживы и роскоши, создаваемая на костях и крови фронта…"

"Перевернулась страница истории…"

Весной 1916 года Деникин был ранен в руку, но остался на фронте. Участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве, осенью того же года получил особое назначение — командовать русским корпусом в Румынии. Здесь генералу Деникину пришлось проявить умение не только полководца, но и отчасти политика.

Критически относясь к царю и царице (судя по мемуарам, в отношении последней он допускал и подозрение в немецком шпионаже), Антон Деникин встретил Февральскую революцию… спокойно. Этим словом он сам формулировал общее впечатление об отречении последнего императора. "Перевернулась страница истории. Первое впечатление ошеломляющее, благодаря своей полной неожиданности и грандиозности. Но, в общем, войска отнеслись ко всем событиям совершенно спокойно…" — так Деникин в феврале 1917 года высказался в личном письме.

Скажем прямо: антимонархическую революцию Деникин активно поддержал. Не зря уже весной 1917 года он стал начальником штаба Верховного главнокомандующего, то есть ближайшим сотрудником генерала Алексеева — того, кто, собственно, от имени армии и заставил царя Николая II подписать отречение.

В целом Антон Деникин, давно относившийся к верхам царской России критически, вполне сочувствовал "февралистам" Временного правительства. С большинством из них, особенно с Керенским, он расходился лишь во взглядах на армию и армейскую дисциплину. Популистскую политику Керенского по "демократизации" вооруженных сил генерал Деникин, не без оснований, считал гибельной для фронта.

Летом 1917 года он с ужасом наблюдал нарастающий развал армии и углубляющийся хаос в тылу. Когда Временное правительство назначило главнокомандующим вместо Алексеева генерала Брусилова, Деникин отказался быть его начальником штаба и был понижен на одну ступень — возглавил Западный фронт, центральный среди русских фронтов Первой мировой войны. Заметим, что за ту войну генерал сделал блестящую карьеру, тем более что после февраля 1917-го должности начштаба главкома и командующего главным фронтом — это уже не просто один из первых по старшинству военных постов в стране, но и мощное политическое влияние.

Тем зажатым между двумя революциями летом Антон Деникин из офицера и журналиста стал политиком. Стал заметной политической фигурой в потрясенной стране.

В августе и сентябре 1917 года Деникин поддержал генерала Корнилова, пытавшегося свергнуть Временное правительство и установить военную диктатуру. Правда, корниловский мятеж быстро провалился, а герой нашего рассказа так и не смог оказать ему действенную поддержку — зато отправил гневную телеграмму в Петербург. В итоге Деникин был арестован комиссарами Керенского и следующие три месяца провел в тюрьме вместе с другими высокопоставленными военными, участниками и сторонниками мятежа.

"Орущий младенец несколько раздражал…"

Те дни тюремного заключения явно потрясли Деникина. Сначала, после февраля 1917-го, он был заброшен на вершины военной власти и политического влияния, а потом столь же стремительно скинут вниз. В камере военной тюрьмы оставалось лишь ждать то ли расстрела по приговору Керенского, то ли просто расправы со стороны солдат, озлобленных долгими годами кровавой мясорубки мировой войны.

Фактически Деникина и его коллег по арестантскому сидению спас очередной переворот в столице. После свержения Керенского и прихода к власти большевиков в очередной неразберихе арестованным генералам удалось даже не бежать, а просто покинуть тюрьму, пользуясь сочувствием ряда военных чинов. К свергнутому главе Временного правительства Деникин сохранил жгучую ненависть — двумя годами позднее, когда уже возглавлял обширное белое государство на юге России, открыто обещал повесить Керенского, если тот попадется ему в руки.

Пока же, в декабре 1917-го, Деникин, сбрив бороду для конспирации (ровно то же месяцем ранее сделал Ленин) по фальшивым документам пробрался в Новочеркасск — там, в столице по факту ставшего от всех автономным донского казачества, собирались офицеры и генералы, готовые с оружием в руках спасать Россию. Спасать так, как они это понимали, то есть военным путем устанавливать военную диктатуру.

И генерал Деникин по факту — по боевым заслугам, по известности в армии и обществе — оказался среди потенциальных лидеров зарождавшегося "добровольческого" движения. Именно так — "добровольцами" — прозвали первых участников белого движения на юге России. Им действительно пришлось начинать с подполья и партизанских отрядов, куда шли именно добровольцы, озлобленные печальными для страны итогами 1917 года.

В январе 1918 года генерал Деникин как раз занялся созданием таких партизанских отрядов, которые вскоре превратятся в боеспособную и грозную Добровольческую армию. Впрочем, в те дни у Антона Ивановича случилась еще одна, сугубо личная победа: 45-летний генерал женился. Супруга была моложе ровно на 20 лет и — что еще удивительнее в их истории — была знакома с ним фактически всю жизнь.

Эту романтическую быль стоит рассказать подробнее. Еще в 1892 году 20-летний подпоручик Деникин спас на охоте от разъяренного кабана своего знакомого — Василия Чижа. Благодарный Чиж пригласил его на крестины дочери. "Орущий младенец несколько раздражал…" — так позднее с юмором Деникин вспоминал свое первое знакомство с женой. Спустя четверть века Ксения Васильевна Чиж стала супругой генерала. Фактически заново они познакомились в 1915 году, много переписывались. "Милая Ася" — называл ее боевой генерал в личных посланиях.

Брак, заключенный на фоне разгоравшейся Гражданской войны в январе 1918 года, оказался прочным. Ксения оставалась с Антоном всю дальнейшую непростую жизнь. Их "медовый месяц" был стремительным — уже в феврале 1918-го Деникина затянула круговерть Ледяного похода и кровавых боев, а летом того года генерал стал главным лидером и командующим белого движения на юге России.

От "Московской директивы" до Новороссийской катастрофы

Нет смысла пересказывать все перипетии военных операций Деникина в ходе Гражданской войны. Об этом написаны десятки, а то и сотни книг. Заметим лишь, что именно Деникин по праву должен считаться создателем белого движения. Ведь в Прибалтике, на севере и на востоке России белые армии были созданы внешними силами, прежде всего Антантой (союзом Англии, Франции, Японии и США). Генерал Колчак никогда не стал бы "Верховным правителем России", если бы не штыки чехословацкого корпуса и активная военная помощь Запада и японцев.

Деникину же весной и летом 1918 года приходилось создавать свое движение на Кубани буквально с нуля. Грубо говоря, все остальные белые, включая Колчака, — это по факту коллаборационисты внешних сил, и только Деникин может считаться самостоятельным участником нашей кровавой смуты.

Из всех белых лидеров только Деникин имел некоторые шансы на победу. Летом 1919 года его "Московская директива" стала смертельной опасностью для столицы Советской России и всей власти большевиков. Кстати, в том 1919 году Деникин помимо красных успел повоевать с войсками "самостийной" Украины и столь же "самостийной" Грузии.

В январе 1920 года разгромленный на Урале и в Сибири адмирал Колчак успел официально передать "верховную всероссийскую власть" генералу Деникину. Но в отличие от Колчака Деникин этим титулом — "Верховный правитель" — никогда принципиально не пользовался. Но отметим, что де-факто и де-юре в начале 1920 года именно Деникин был военным и политическим вождем всей белой России.

На гребне военных успехов войска Деникина контролировали территории с населением почти 50 млн человек. Но несмотря на блестящие, порою поразительные боевые успехи (можно не симпатизировать белым, но стоит признать, что многие из них воевали героически), это "государство" Деникина оказалось… не государством. В тылу победоносных белых войск царил хаос, а зачастую истеричный белый террор пугал население куда больше, чем методичный, но предсказуемый красный.

Герой нашего рассказа был отличным командиром дивизии, прекрасным командиром партизанского отряда, хорошим командиром армии, но оказался никудышным политиком. Конечно, к тому было немало и объективных факторов, но, сумев сформировать многочисленные войска, Деникин не сумел ни сформировать государство, ни наладить устойчивые отношения с населением подконтрольных территорий. Об этом тоже написано немало (хотя и куда меньше, чем о чисто военных делах) — мы лишь отметим этот фатальный для деникинцев факт.

Политиком Антон Иванович, повторим, был никудышным. Поскольку в итоге он проиграл не только красным, но и внутренней оппозиции в собственной (им же с нуля созданной!) Добровольческой армии.

Весной 1920 года грянула Новороссийская катастрофа — отступающие под контрударами большевиков войска Деникина не смогли организовать успешную эвакуацию с Кубани в Крым. Почти половина белых стала пленниками красных. Сам Деникин и его штаб эвакуироваться успели — но большинство белых офицеров уже были настроены против своего главнокомандующего. Эту "оппозицию" возглавил генерал Петр Врангель — в отличие от довольно прямолинейного Деникина он явно имел и вкус к политической интриге, и необходимый для политика цинизм.

Показательно, что Деникин уволил генерала Врангеля и его сторонников со всех постов в феврале 1920 года, а спустя несколько недель был вынужден подписать приказ о своей отставке и назначении недавно уволенного соперника на пост главнокомандующего.

Вечером 4 апреля 1920 года генерал Деникин с горстью приближенных навсегда покинул Россию. Что символично — сделал он это на английском военном корабле… К 1920 году уже и белые юга России стали по факту вассалами Антанты.

"Сколько большевиков вы убили своей рукой…"

Страсти между Деникиным и Врангелем были таковы, что в турецком Константинополе сторонники нового главкома белых убили генерала Романовского — заместителя и ближайшего соратника Деникина. Судя по всему, планировали убить самого бывшего главкома, и Деникину пришлось спешно бежать еще дальше — проведя лишь сутки в турецкой столице, все так же на британском корабле пришлось бежать в Англию.

Оказалось, что человек, какое-то время возглавлявший всю белую России, покинул ее нищим. Захваченных с собой наличных денег хватало на несколько суток в гостинице средней руки. Для Деникина и его семьи (еще в начале 1919 года у них с Ксенией родилась дочь Марина) начались долгие десятилетия эмиграции.

Поначалу отставного белого лидера в Англии приняли с почестями, приглашали в гости к первым лицам станы. Но это продолжалось недолго. Позднее дочь Деникина со слов отца рассказала колоритную сценку в особняке Уинстона Черчилля:

"За столом, во время долгого обеда говорили лишь о России, о борьбе Белой армии против большевиков и причинах поражения. Когда обед кончился, Черчилль привел своего двенадцатилетнего сына Рудольфа, чтобы представить его "русскому генералу, который боролся против отвратительных большевиков". Мальчик, придя в восхищение, спросил:

— И сколько большевиков вы убили своей собственной рукой?

Деникин честно ответил:

— Своей собственной рукой? Ни одного.

С разочарованной миной на своем круглом лице Рудольф вышел из комнаты…"

После нескольких месяцев семья Деникина покинула Англию — в дальнейшие годы им пришлось жить в Бельгии, Венгрии, Франции. Если Врангель после бегства из Крыма вывез казну и сохранил подчиненные ему части эвакуированной армии, то Деникину приходилось рассчитывать лишь на себя и помощь немногочисленных друзей.

Чтобы прокормить семью (ну и заодно, чтобы оправдаться перед историей), Антон Иванович начал писать мемуары. В отличие от политики писать он умел — многотомные "Очерки русской смуты" — это весьма интересное, хотя и субъективное повествование. Всем интересующимся историей революции и Гражданской войны стоит прочитать.

Гонорары за книги тогда были высокими, интерес к только что завершившейся Гражданской войне тоже был высоким не только в России, но и в мире. Успешная книга позволила семье побежденного генерала скромно, но не нищенски жить во Франции.

Отрывки из мемуаров Деникина тогда, в 20-е годы минувшего века, опубликовали даже в Советской России. "Удары судьбы, по-видимому, научили некоторых русских генералов-эмигрантов, например Деникина, владеть словом и пером…" — ехидно заметил по этому поводу Лев Троцкий, бывший враг на поле боя, которому самому до политического поражения и изгнания из России оставались считаные годы.

"Судьбы России важнее судеб эмиграции…"

Вся дальнейшая жизнь беглого генерала свелась к скромному быту и публицистике. Он принципиально не участвовал в создании всяческих организаций по борьбе с большевиками, резонно считая, что у самой белой эмиграции для этого нет сил, а помощь иностранных государств в этом деле будет небескорыстной и очень опасной для России.

"Русский вопрос на Дальнем востоке", "Международное положение, Россия и эмиграция", "Мировые события и русский вопрос" — вот далеко не полный перечень публицистических брошюр Деникина, изданных в 30-е годы минувшего века.

Показательно, что в этих работах старый генерал дает весьма толковый анализ международного положения (даже вполне точно прогнозирует ход неизбежной войны японцев против США), но, как только речь заходит о советской власти, способность к анализу явно изменяет Деникину — остаются одни эмоции, страх и ненависть. Однако при этом бывший лидер Белого движения всячески критикует тех эмигрантов, кто рассчитывает взять реванш у красных с помощью внешних сил — тех же японцев или немцев.

После прихода Гитлера к власти генерал Деникин всячески критиковал "безоглядное германофильство среди определенных кругов русской эмиграции". Активно выступал и против различных петлюровцев, против любых попыток отделения Украины от России.

К моменту, когда войска нацистов захватили Францию, генералу шел 68 год. По меркам той эпохи глубокий старик, он наверняка с завистью профессионального военного смотрел на стремительные танковые колонны Гитлера. После 22 июня 1941 года Деникин, несмотря на открытую вражду к советской власти, говорил: "Я признаю злейшими врагами России державы, помышляющие о ее разделе. Считаю всякое иноземное нашествие с захватными целями — бедствием. И отпор врагу со стороны народа русского, Красной армии и эмиграции — их повелительным долгом".

"Это не освобождение, а поход на Россию", — пытался он пояснять тем эмигрантам, что по дурости или злобе связывали свое возвращение на родину с успехами Гитлера. "Судьбы России важнее судеб эмиграции…" — подчеркивал Деникин.

В далекой Франции старый генерал передвигал флажки на карте давно покинутой им страны — с ужасом и болью во время отступления советских войск, с радостью и гордостью во время контрударов. Он так описывал свои чувства, как и чувства сохранивших совесть и не примкнувших к Гитлеру белых эмигрантов: "Мы — и в этой неизбежности трагизм нашего положения — не участники, а лишь свидетели событий, потрясавших нашу Родину за последние годы… Мы испытывали боль в дни поражений армии, хотя она и называется Красной, а не Российской, и радость — в дни ее побед…"

Жене генерала довелось побывать под арестом немецких властей, сам Деникин отклонил любые предложения гитлеровцев о сотрудничестве. В 1944 году он пытался общаться с оказавшимися во Франции власовцами, полагая, что в большинстве это не предатели, а лишь люди, пытавшиеся спастись из ужаса гитлеровских концлагерей. Однако признавался, что уже слабо понимает молодых людей, выросших совсем в другом обществе.

Весной 1945 года старый генерал, при всех симпатиях к победам русского оружия, испугался роста советского влияния в Европе. Повторим: советскую власть он ненавидел истово, до потери способности к трезвому анализу. Впрочем, страшного-то ведь хватало, чтобы испугать и более взвешенного стороннего наблюдателя. В самом конце 1945 года Деникин с женой эмигрировали из Франции в США.

Холодная война еще не началась, предположить ее размах и уровень напряжения в те дни было сложно и куда более информированным людям. Старик, в сущности, уезжал подальше от своих страхов. Его прожекты о мировой политике уже были никому не интересны — ни американцам, ни даже большинству старой эмиграции, которую сильно изменили десятилетия чужбины и годы Второй мировой войны.

В заокеанской Америке тяжелобольной Деникин прожил полтора года. Пытался работать над новой книгой воспоминаний "Моя жизнь". Умер на берегу озера Мичиган 20 июля 1947 года от сердечного приступа. Похоронили его в Детройте. Но даже после смерти разбитому генералу пришлось не раз "эмигрировать". Сначала, в 1952 году, его перезахоронили на казачьем православном кладбище в штате Нью-Джерси, а уже в нашем веке, в 2005 году, прах генерала Деникина перевезли в Российскую Федерацию, перезахоронив в некрополе Донского монастыря.