Гений и мучитель: каким был Лев Ландау в семейной жизни
115 лет со дня рождения лауреата Нобелевской премии по физике Льва Ландау исполнится 22 января. 34 года женой и ангелом–хранителем ученого была боготворившая его женщина — Кора Ландау
Нет-нет, она и не думала, что это напечатают. Да и зачем? Все стало бессмысленным теперь, когда Дау не стало. В прошлое ушли обиды и непонимание.
Но воспоминания… Как было бы просто сказать: все, Кора, большая часть твоей жизни завершена, ты любила и была любима, живи тем, что помнишь. Но нет… И она начала писать о своей жизни не для того, чтобы сделать ее предметом обсуждения, а чтобы самой разобраться во всех ее деталях и странном соединении бесконечной любви и бесконечных страданий рядом с тем, кого боготворила. Она не знала, что в итоге завершит мемуары: свет или мрак, будет это ода любви или реквием по брошенной под ноги гению судьбе. Ей надо было «распутать сложнейший клубок жизни», для чего пришлось «залезть в непристойные мелочи быта, в интимные стороны человеческой жизни, сугубо скрытые от посторонних глаз, иногда таящие так много прелести, но и мерзости тоже». Но писала она «только правду, одну правду…» Сев к столу в 1968 году, она заново прошла свой путь с великим Ландау — 12 лет жизни без официальной регистрации отношений и 22 года брака. 34 года рая, иногда напоминавшего ад.
Создавая Конкордию Дробанцеву, Господь не пожалел ярких красок: она была удивительной красавицей. В 18 лет, когда умер от тифа ее отец, а за ним ушла и мама, она стала кормилицей семьи, познала и холод, и голод, и отчаяние, но все вынесла. Поучившись недолго в Киевском политехе, красавица вынуждена была бежать в Харьков: один из обезумевших поклонников грозил застрелиться в случае ее отказа. И застрелился потом, кстати. И на химфаке Харьковского университета поклонники штабелями укладывались у ее ног.
К окончанию института она успела «сбегать» замуж и развестись, устав от измен мужа. Не родись красивой, а родись счастливой? Это было про нее: ее мужем стал одноклассник Петя, красивый, точно молодой Бог. Но через полгода совместной жизни ее «подташнивало, когда он сам себе улыбался в зеркало». Она вышла из этих отношений в меру разочарованная, но не преисполненная глубокой тоской.
На бал в честь начала преддипломной практики Кора заглянула ненадолго: она устроилась работать на шоколадную фабрику, где смена начиналась рано. Всех поклонников в тот вечер оттеснил новый знакомый — Лев, молодой физик, представившийся коротко — Дау. Он сразил ее чувством юмора, проводил до дома, потом встретил после работы.
«Он был мне непонятен, ни на кого ни в чем не похож. Все в нем было ново. Поражало его душевное изящество…» — напишет Кора.
Потом она поймет: в нем будто сочетались два человека, один — одаренный ученый, ставивший науку превыше всего, второй — вечный ребенок, поражающий прозрачностью и откровенностью высказываемых мыслей.
Заведующий кафедрой физики Харьковского машиностроительного института, Лев Ландау в ту пору пережил уже немало влюбленностей, но был еще не слишком опытным ухажером, но после встречи с ним остальные мужчины казались Коре пресными. Их отношения развивались и стремительно, и не с лишком: Ландау еще до встречи с Корой обещал себе не делать трех вещей — не пить, не курить и не жениться. Да, он признавал только свободные отношения. Никаких клятв в верности и претензий на свободу другого, никакой ревности, напротив даже — по его теории, надлежало радоваться «удачам друг друга на интимном фронте», заключив нечто вроде «пакта о ненападении». В представлении Коры счастье и любовь ассоциировались с законным браком, а ей предлагалась его противоположность! Ее коробило слово «любовница», а Дау считал его упоительным. Она стала его первой женщиной, и, бесконечно объясняясь ей в любви, он предупреждал:
«Другие женщины у меня будут, и попробуй только помешать!»
Коре претила эта теория, но в итоге она приняла ее и даже попробовала подчиниться установленным «физическим законам». Но в созданной по этой теории системе «симметричных отношений» полного баланса не сложилось. Формула счастья, по Ландау, состояла из трех компонентов: любовь, которой отводилось не менее 30 процентов от целого, работа и общение с людьми.
Он объяснял: жизнь не длинна, надо радоваться каждому дню, гулять, любить! Кора кивала. В браке — свобода? Хорошо. Пользоваться всеми благами жизни? Как скажешь, любимый. Она постепенно пропитывалась этими теоретическими выкладками, но не срасталась с ними. Тем не менее за счастье быть с этим уникальным мужчиной — гением — она готова была заплатить любую цену. И перед официальным бракосочетанием за несколько дней до рождения сына она поклялась исполнять его заветы: не ревновать, связям с другими дамами не препятствовать и не ущемлять в связях себя — если вдруг чего-то захочется.
Возможно, она была уверена, что переиграет его. Но нет. Женщины в его жизни появились быстро. С некоторыми он вдруг оказывался на редкость скромен.
Одну даму, известную легкостью в отношениях, принял за святошу и недотрогу. Других — сносил бешеной энергетикой. Сам себя Дау называл красивистом: ценил женскую красоту, считая ум необязательным.
Он классифицировал все, и женщин тоже: красивые, хорошенькие и интересные относились к первым трем классам, к IV относились дамы «Выговор родителям», к V — «За повторение — расстрел». Увидев даму, он мог выкидывать пальцы, показывая ее «класс». Обихаживал он женщин по графику. Для новой выделялся день и час, и установленный порядок не нарушался. В письмах к Коре он мог пожаловаться, что, мол, очередная пассия любит, когда за ней ухаживают. А это так долго, зачем время терять.
Он был необычен во всем — резкий и трепетный, способный «покусать» и покаяться.
Дау понимал под любовью остроту чувств и признавал, что любил Кору «целых 12 лет»! А уходила острота — исчезала и любовь. Принимая за настоящее только живое, он творил и науку, и отношения. И в их семье, несмотря ни на что, было легко, и его боготворили ученики, а его необычность и свободолюбие позволили создать ту школу физиков-теоретиков, которая как минимум шла в ногу, а то и опережала другие школы мира.
Во Вселенной по имени Дау все вращалось вокруг него, и только одного человека внутренне не устраивали правила игры: обожавшую его Кору. Для многих из его окружения она была красивой, но недалекой «елочной игрушкой». Так окрестила ее когда-то Лидия Чуковская, что сильно Кору обидело.
Она смотрела на него с нежностью. Смешной. Вечный мальчик. Дау — взлохмаченный, со взбитыми волосами, с глубоким огненным взглядом, от которого биение ее сердца всегда чуть замедлялось, а потом переходило на бег, рассказывал ей, что его бывший ученик приревновал ушедшую к другому жену, «как последний дурак». Чтобы вправить этому «идиоту» мозги, он и собрался ехать в Дубну.
Она слушала его и невольно вспоминала свои терзания и ошибки, что случались за время их жизни. Она ведь обещала не ревновать, но делала это. Особенно если его девушки приходили к ним домой. Когда он говорил: «Я сам открою», Кора знала — для нее включен «красный свет», она должна исчезнуть. Однажды она ослушалась и осталась дома.
Обнаружив ее, спрятавшуюся в шкафу, супруг запер его на ключ. Сидя в темноте, она размышляла:
«Я сама виновата. Он же — как дитя. Обещала, что он останется холостяком, несмотря на брак, и обманула... Обманула ребенка?»
И потом, когда дверцы шкафа открылись, молила и молила о прощении. Кто из посторонних знал это и мог понять? Это была их жизнь. Его дом. Ее быт. Их вкусные обеды. Чужая душа — потемки...
А вот удары и подножки судьбы они принимали вместе. Сын Гарик после перенесенного гриппа в детстве страдал непонятным недугом — частыми приступами рвоты с высокой температурой. Превратившись из розовощекого карапуза в скелетик, он не раз представал перед светилами науки, и их вердикт был однозначен: высокое мозговое давление, болезнь неизлечима, отправляться в школу и общаться с другими детьми нельзя. Кора и Дау были в отчаянии. Решение приняла Кора: если все неизлечимо — зачем мучить ребенка обследованиями, зачем все эти рентгены…
Пусть идет и учится. Ландау-старший спасовал: как решишь. А Гарик пошел в школу и… поправился. Ландау был восхищен смелостью жены и ее способностью брать на себя ответственность за такие решения.
60 процентов бюджета семьи ложилось в «копилку» Коры — за хозяйство и все-все-все отвечала она. 40 процентов уходило на нужды Дау. Он мог легко раздавать деньги — получая удовольствие от того, как люди этому рады.
«Я был бы очень счастлив, если бы ты вместо каких-то люстр, хрусталя, сервизов и других совершенно бесполезных вещей научилась дарить деньги хорошим людям!» — объяснял он.
Но она так любила хрусталь! Может быть, им, блистающим и холодным, она как-то компенсировала невозможность их полного растворения друг в друге.
«Покупать любовь — грех, — говорил Дау, собираясь куда-то, — но деньги нужны на цветы, шоколад и конфеты!»
Кора кивала.
Удивительно, но и спустя годы он умел удивить ее. Так, когда всю его Сталинскую премию, которую Кора решила потратить на мебель, у нее выкрал карманник, Дау не только не расстроился, но еще и пытался объяснить рыдающей супруге, как надо радоваться тому, что воришка получил такую сумму:
«Это же был самый счастливый день его жизни, ну что ты плачешь, Коруша?»
Он уехал в Дубну. О страшной аварии 7 января 1962 года узнал весь мир. Проклятый лед! Список полученных им травм сопоставим по длине со списком его наград и открытий. Черепно-мозговая травма, повреждение ребер, костей грудной клетки и таза, забрюшинная гематома… Но Дау опять удивил, выжив, отсрочив смерть на шесть лет. Не стало Ландау 1 апреля 1968 года. Последние его слова были такими:
«Я неплохо прожил жизнь. Мне всегда все удавалось».
И это была правда. Гениальный физик прожил жизнь так, как хотел.
Написанные Корой Терентьевной Ландау воспоминания навсегда рассорили ее с сообществом физиков. Нелицеприятно отозвавшись о многих из коллег мужа и медицинских светилах, она вольно-невольно добилась того, что ее мемуары «Академик Ландау. Как мы жили», поначалу распространяемые только самиздатом, возмущенными учеными, знакомыми, учениками и просто поклонниками Льва Давидовича безжалостно уничтожались. Ее начали считать вздорной, капризной, жадной...
Осуждали даже за то, что она упорно таскала Дау после аварии на заседания в институт:
«На что она больше надеется — что ему сохранят зарплату или на возвращение нормальной жизни?»
Ее сверхоткровенность воспринималась как сведение счетов. Но как быть, если «физики» не пускали ее к мужу в больницу, ибо рядом с ним находилась одна из его любовниц?! Поспособствовала негативу и выходка Коры: испытывая давнюю неприязнь к академику Евгению Лифшицу, она решила, что гонорар за новую публикацию бывший соавтор Дау обязан разделить с ней, и, подкараулив, исколотила его палкой!
Впрочем, все это теперь в прошлом. Судя по всему, Кора и сама не поняла ни глубины своей любви, ни бесконечности самоотречения, посвященного гению.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Мемуары матери после ее смерти издал Игорь Ландау, а в 2008 году вышел фильм «Мой муж — гений», многими воспринятый как оскорбление памяти ученого.
В обращении к «ландауведам», осудившим Кору за написанное, Игорь Львович дал им жесткий отпор. В 2011 году его не стало. А Кора… По воспоминаниям ее племянницы, писательницы Майи Бессараб, после смерти Дау она сникла, и держала ее только любовь к сыну.
Однажды постаревшая Кора призналась Майе:
«Дауньку нельзя было оставить этим финтифлюшкам. Так, как я, за ним никто бы не ухаживал. Он нуждался в присмотре, забывал поесть, мог простудиться. Я бы места себе не находила вдали от него. И потом, эти проститутки, они готовить толком не умеют…».