«Курская Салтычиха»: что творила помешица Ольга Брискорн
Имя помещицы Ольги Брискорн широко известно среди пушкинистов. В Петербурге, в доходном доме №225 на Галерной улице, принадлежащем дворянке Брискорн, Александр Пушкин проживал с женой в 1831-1832 годах. Однако в истории России госпожа Брискорн запомнилась по совершенно иной причине - подобно печально известной Салтычихе, она привела к гибели более сотни своих крепостных крестьян.
Бессарабская боярыня
Ольга Константиновна Маврогени родилась в 1776 году. Она была родом из молдавской боярской семьи бессарабского происхождения. Отец Ольги, Константин Маврогени, сделал состояние на соляных промыслах в Крыму, пожалованных ему на откуп Потёмкиным. На эти средства он купил несколько поместий. Выдавая дочь замуж, Маврогени руководствовался меркантильными интересами – его зятем стал богатый обер-провиантмейстер Ананий Струков, екатеринославский губернский предводитель дворянства. Невеста получила в приданое 56 тысяч рублей.
В 1806 году Ольга Струкова овдовела, а спустя два года повторно вышла замуж при весьма оригинальных обстоятельствах. Тайный советник и сенатор Фёдор фон Брискорн судился со Струковой из-за какого-то дела – и ради его благополучного разрешения решил жениться на участнице процесса. От первого брака у Ольги Брискорн было двое сыновей, во втором браке родились две дочери.
Фабрика смерти
В Санкт-Петербурге, где Ольга Брискорн жила с семьёй, её знали как меценатку и благотворительницу, которая охотно помогала беднякам. Поэтому можно представить себе изумление Александра I, когда до него дошли жалобы от крестьян Дмитриевского уезда Курской губернии. В этих местах в 1817 году Ольга Брискорн купила у принца Карла Бирона деревни Прилепы, Дубовицы, Обжи и Клевень с двумя тысячами душ. Следствие на материале жалоб началось в 1822 году по предписанию графа Аракчеева и длилось три года. В нём участвовал будущий декабрист Степан Семенов. Итогом работы Следственной комиссии стало многотомное дело «О беспорядочном управлении своими крестьянами вдовы тайного советника Брискорн».
Выяснилось, что в Прилепах помещица Брискорн основала суконную фабрику, купив для неё заграничные станки и оборудовав паровую машину. На фабрике работало 392 крепостных крестьянина, которых алчная хозяйка нещадно эксплуатировала.
Крестьяне занимались тяжёлым трудом по 14-15 часов в сутки. Их даже не отпускали домой, заставляя ночевать на соломе прямо в цеху. При большой физической нагрузке работники голодали, получая на обед лишь хлеб со жмыхом, постные щи, ложку каши и мизерное количество тухлого мяса. Ольга Брискорн широко применяла детский труд – на фабрике работал 91 ребёнок возрастом от 7 до 15 лет.
«Томные лица, впадшие глаза изображают ужаснейшие изнурения сих несчастных», – описывал состояние прилепских крестьян иеромонах Мардарий в письме Аракчееву.
На другом предприятии помещицы, кирпичном заводе, тоже работали дети и женщины. У беременных из-за тяжёлой нагрузки случались выкидыши.
Как установила комиссия, в 1820-1821 годах на суконной фабрике от травм, голода и болезней умерли 128 человек, из них 44 ребёнка. Лишь 74 работника были похоронены по православному обряду, остальных Брискорн велела зарыть в общих могилах без отпевания. Мало того, что помещицу не волновала смертность на фабрике – беспредельная власть над людьми вскрыла в ней садистские наклонности. Она позволяла управляющим истязать крепостных плетями, батогами, кнутами. 55 человек были избиты по приказу Брискорн, сама хозяйка присутствовала в 23 случаях. За «неисправность в работе» помещица лично поднимала руку на крестьян. Некоторым она выдирала волосы, но чаще всего била «провинившихся» деревянной тростью (аршином), которая порой ломалась от ударов.
Крестьянин Мартын Репченков оглох после того, как Брискорн избила его палкой по голове и поленом по лицу. В материалах комиссии сообщается и о несчастной девочке, у которой от перелома руки отпала кисть, после чего конечность стала гноиться. Побоями дело не ограничивалось. Как утверждал священник Александр Кириллов, при нём помещица, например, мучила приказчика Якова Бугаева, ткнув ему в рот горящей свечой.
Несмотря на наличие тяжких повреждений у пострадавших, в докладе следствия чувствуется стремление «сгладить» свидетельства очевидцев:
«Помещица била людей собственноручно обыкновеннее по голове, но чтоб она била их мучительски, как сказано в письме от имени иеромонаха Мардария, сего не оказалось».
Учитывая степень жестокости «Курской Салтычихи», неудивительно, что 150 крепостных из её курских деревень ударились в бега. За попытки бегства помещица заковывала крестьян в кандалы и «железные рога».
Итог дела
В других местах Ольга Брискорн хозяйствовала не лучше. В Екатеринославской губернии, где у неё тоже имелись владения, ещё в 1811 году 300 крестьян самовольно ушли в Молдавию. А в поместье Пятая Гора, Санкт-Петербургской губернии, крестьяне подняли бунт, который пришлось усмирять воинскому отряду. На следствии вскрылись и другие прегрешения помещицы. Например, она сожительствовала с протоиереем Михаилом Гапоновым, а кроме того, обманывала государство при выполнении суконного подряда.
Конечно, соблазнительно было бы списать жестокость Ольги Брискорн-Маврогени на её румынское происхождение. Из этого региона, напомним, происходили такие изверги, как Влад Цепеш и «кровавая графиня» Эржебет Батори (из рода князей Трансильвании). Однако настоящая причина жестокости помещицы заключалась в бесправном положении её крепостных. При существовавших в России законах эти люди фактически были не подданными императора, а рабами своих господ, Курское чиновничество закрывало глаза на высокую смертность в Прилепах. По мнению крестьян, «исправника подкупила барыня». До начала расследования государству было известно лишь лишь об одной, якобы случайной, смерти в имении Брискорн.
В отличие от Дарьи Салтыковой госпожа Брискорн отделалась лёгким испугом и моральным осуждением общества. Её суконную фабрику передали в государственное управление, а имение отдали в опеку сыну помещицы. Как отмечает курский историк Татьяна Ползикова, в деле Брискорн «несмотря на целые тома показаний и массу чиновнической переписки, закон так и не восторжествовал».
По-видимому, кровавую крепостницу спасло положение её родственников. Отец её мужа возвысился, будучи придворным аптекарем при Павле I. Правда, сам Фёдор Брискорн не выдержал позора – он скончался в 1824 году. В память о муже Ольга Брискорн построила несколько церквей. А может быть, она хотела этим искупить грехи перед Богом. В 1836 году вдова-садистка умерла от инсульта, оставив детям крупное состояние.