Эннио Морриконе родился в Риме в 1928 году и очень гордился тем, что за всю свою долгую жизнь никогда не переезжал из этого города. Его отец был джазовым трубачом, и именно от него будущий композитор получил первые уроки музыки, а в 12 лет поступил в Консерваторию святой Чечилии в Риме, откуда выпустился с тремя дипломами: по классу трубы, инструментовки и композиции.
Но еще до ее окончания Морриконе стал приучать себя к работе. Искусство, несмотря на то, какую радость и наслаждение оно дарит, — это огромный труд. Будущий композитор хорошо это понимал и всю жизнь отличался феноменальной работоспособностью.
Еще будучи 16-летним студентом консерватории, Морриконе начинает играть в джазовом ансамбле и писать музыку. Правда, поначалу это были не такие серьезные и монументальные композиции — он просто аранжировал песни для радио и телешоу. Так он начал оттачивать умение оркестровки, за которое его очень ценили. Писать же музыку к кино, благодаря которой и прославился, он начал не сразу, а только в возрасте 33 лет, уже будучи опытным композитором.
Италия, его родина, всегда была в его сердце. Наверное, поэтому и свой профессиональный путь Морриконе начал со спагетти-вестерна — популярного поджанра фильмов о Диком Западе, который зародился в этой стране. Сама судьба привела его к этому, ведь композитор учился в одном классе с Серджо Леоне, главным создателем этого жанра и режиссером культовых фильмов "За пригоршню долларов" (где, кстати, главную роль сыграл никому тогда не известный Клинт Иствуд) и "Хороший, плохой, злой".
Кстати, именно к этой ленте Морриконе напишет тот самый саундтрек, который вы всегда напеваете, если вспоминаете о ковбоях. Именно композиции Морриконе, переплетаясь с сюжетом и режиссерским замыслом, создают то незабываемое настроение, которым и отличаются итальянские вестерны от классических.
И вот так, один раз ввязавшись в это, Морриконе пронесет спагетти-вестерны через всю свою жизнь, его имя будет прочно ассоциироваться с этим жанром, и свой главный "Оскар" он получит тоже за фильм о Диком Западе — за "Омерзительную восьмерку" Квентина Тарантино. Когда началась работа над фильмом, режиссер прислал Морриконе сценарий, где было множество деталей, порой совершенно незначительных, но для композитора и его работы это сыграло важную роль.
Прочитав текст и переговорив с Тарантино, музыкант решил создать что-то абсолютно уникальное, не похожее ни на сегодняшние вестерны, ни на вестерны, с которыми он работал 50 лет назад вместе с Леоне. Для него "Омерзительная восьмерка" была приключенческим фильмом, который просто снят в такой обстановке. Потому и саундтрек Морриконе создавал абсолютно другой.
Такой подход был оправдан, и в 2016 году Американская киноакадемия наконец исправила ужасную несправедливость, вручив Морриконе давным-давно заслуженный "Оскар".
Хотя в 2007 году композитор уже получал премию — за вклад в киноискусство, его индивидуальные работы почему-то никогда не привлекали жюри. Возможно, рассуждал Морриконе, причина — в географии: большая часть фильмов была снята в Италии.
В действительности самому композитору жутко не нравилось, что большинство людей помнят его лишь по вестернам. Сам он считал, что музыка к этим лентам занимает довольно небольшую часть его творчества.
Но также он работал, например, с фильмами Пьера Паоло Пазолини "Сало, или 120 дней Содома" (страшнейшая и спорная лента о последних днях фашизма в Италии, где за основу взяты роман маркиза де Сада и "Божественная комедия" Данте), "Теорема" (философско-религиозная картина, снятая по собственному произведению Пазолини), полной абсурда и сюрреализма картиной Бернардо Бертолуччи "Партнер". Потом с Морриконе начнут сотрудничать режиссеры со всего мира: Роман Полански, Оливер Стоун, Майк Николс, Терренс Малик и другие. В конце 60-х Морриконе поучаствует и в создании русско-итальянского фильма — последней режиссерской работе Михаила Калатозова "Красная палатка".
У каждого кинокомпозитора свой метод работы над музыкой, и каждый уделяет внимание чему-то своему. Например, великий и прекрасный Джон Уильямс, автор саундтрека к "Звездным войнам", фильмам о Гарри Поттере, Индиане Джонсе и еще десяткам других, предпочитает лейтмотивный метод. Это значит, что он тщательно работает с мелодией и, скорее всего, начинает с того, что придумывает музыкальную тему для героев, ситуаций. Как мотив "Имперского марша", который преследует любое упоминание о Дарте Вейдере в кадре.
У Морриконе тоже есть свой метод, который можно озвучить так: сперва идет фильм, а потом — музыка. Перед тем как начать работу над саундтреком, он всегда смотрел ленту целиком. Потом ему требовалось немного времени, чтобы обдумать увиденное. Какая музыка могла бы звучать в этот момент? Как сделать эту ситуацию более комичной, а эту — более трагичной? Как подтолкнуть зрителя к определенным размышлениям? А когда музыка должна утихнуть?
Все это время, рассказывал Морриконе, с первого просмотра и до появления саундтрека, он был будто беременный, а значит, всегда думал о своем будущем "ребенке" — дома, на улице, когда просыпался утром и засыпал вечером, даже когда просто ходил в магазин.
Морриконе безумно любил дирижировать свои произведения. Он делал это до самого конца — даже когда ему уже было 90 лет, он вышел на сцену и дирижировал сидя: возраст давал о себе знать.
В большинстве случаев это были его киноработы, но Морриконе аранжировал и множество песен для звезд итальянской сцены.
Например, для Джанни Моранди и Марио Ланцы, чьим большим поклонником был Муслим Магомаев. Кроме того, он писал не только для оркестра, но и камерные произведения для небольших составов, а еще успел поработать в самых разных жанрах: в его работах можно услышать и классический стиль, и джаз, и рок-н-ролл, и авангард. Все, за что брался композитор, он делал с удивительной тщательностью и качеством — за это он всегда боролся и уделял этому особое внимание.
И между тем написание музыки давалось ему удивительно легко. Многие журналисты, что ходили к нему на интервью, рассказывают похожие истории: как в какой-то момент он мог потянуться за салфеткой, нарисовать на ней нотный стан и сочинить мелодию. Так легко и просто, будто музыка звучала внутри него всегда. А может быть, так оно и было.