Эдгару Аллану По можно подобрать много титулов: «Король ужасов до Кинга», «властитель криптограмм», «заклинатель Nevermore» — открывается простор для воображения. Его читали и читают до сих пор, его экранизировали (пусть даже в виде театральных постановок) — и экранизируют до сих пор, притом такие гиганты индустрии, как Netflix. Чем же так пленил публику этот несуразный мужчина, сын бродячих артистов, вдохновитель Артура Конан Дойла, муж своей 13-летней кузины? Надо понимать, в чем секрет его текстов. Это шифр. И если сам По, большой любитель тайн, хвастался, что нет такой хитроумной загадки, которую он не смог бы разгадать — даже устраивал соревнование для читателей газеты, — то нам, не столь искушенным в криптографии, предстоит задачка посложнее. Разгадать шифр бессмертия текстов Эдгара Аллана По. Ключика всего два, они на поверхности. Это детектив и мистика. По, каким бы гением он ни был, не изобрел эти жанры. В той или иной форме они существовали со времен готической литературы и не только будоражили сердца героев, отказывающихся принимать паранормальные и таинственные стороны жизни (как, допустим, у Гофмана в «Эликсирах Сатаны»), но и трепали нервы читателей. Задумывались ли вы, почему ТВ-каналы и стриминговые сервисы до сих пор полны хорроров и детективов: от экранизаций Агаты Кристи и Стивена Кинга до очередных «Астралов» и «Тайн следствия»? Жанры эти играют с нашей психикой, проникают в глубины сознания, где еще жива память о древности, проведенной у костра, когда все вокруг — опасно. Смерть поджидает в далеком рыке диких хищников, в ослепительной вспышке молнии. И это — первый ключ. Мистика, которой По смог подковырнуть наше внутреннее «я». Ведь страх — от вещего ужаса до вкрадчивых мурашек по спине — также необходим нам, как любовь, радость, спокойствие. Страх не дает расслабиться, он смазывает несколько проржавевшие шестеренки древнего механизма самосохранения. И, чтобы не испытывать его в обычной жизни, мы нашли удобный страхозаменитель — книги, кино, аудиосериалы. Мы нашли Эдгара Аллана По. Читая его или смотря адаптации, будто занимаемся на велотренажере — укрепляем психику. Ведь написанное — ненастоящее. Мы понимаем, что в любой момент можем захлопнуть книгу и вернуться в состояние комфорта. И в чем же здесь ключ к разгадке нашего шифра, формулы бессмертия По? Да вот в чем: все, что знакомо и понятно, наше сознание воспринимает как нечто безопасное, а все, что причудливо и непонятно, — как небезопасное, а значит — страшное.

eaglefordshaleblog.com

А что же По? Он полон тех самых причудливых и непонятных образов — потому-то нас и пугает его Смерть в красной маске, его Ашеры, его вороны. Все это — черные краски, сгущающиеся над сознанием, обволакивающие его до тех пор, пока мы не отложим книгу. Разум погружается в сон, порождает чудовищ, а потом наступает рассвет, и все причудливое — вдруг встретим такое еще раз? — становится знакомо и понятно. Не страшно. Как у Гойи:

«Воображение без использования разума производит отвратительных монстров; вместе с разумом же — это мать всех искусств и создаваемых ими чудес».

Часть головоломки разгадана. Но осталась вторая — детектив. Он тоже стабилизирует нашу жизнь и привносит в нее порядок. Любой детектив — как бы концептуально автор его ни обыгрывал, — это история, восполняющая нашу потребность в справедливости; история о том, как нарушенный порядок восстанавливается вновь и каждый получает по заслугам. Это — новый миф. Ведь большинство легенд о творении мира — космогонических мифов, — работают по той же схеме: вместо усатых расследователей там боги-герои, вместо коварных хозяев преступного мира — повелители хаоса, не дающие миру стабилизироваться. У греков Зевс побеждает Кроноса, у вавилонян Мардук убивает Тиамат, у скандинавов Один, Вили и Ве уничтожают великана Имира — и мир, живущий по законам хаоса, упорядочивается. Так и детектив становится жанром, как говорят в профессиональной среде, устойчивым. Иначе — комфортным. При всех маньяках, кровавых расправах и призраках формула остается одна. И вот он, Эдгар Аллан По, радостный, что мы разгадали его шифр, поднимается во весь рост и кивает: да, все так. Муча причудливыми и пугающими образами, я укреплял ваше сознание. Подбрасывая шифры и детективные загадки, я утолял жажду справедливости и вводил вас в зону комфорта. Но есть у этой тайны еще один ключик — он отпирает ворота вечности. Часто говорят о том, что автор и его произведения «бессмертны». Но в чем оно, бессмертие, проявляется? Нет, не в бесконечной зубрежке текстов на уроках литературы. В том, что по-настоящему бессмертные тексты сочатся сквозь века, порождая все новые и новые образы. Так и Эдгар Аллан По вдруг нависает над Тургеневым, задумавшим очередное стихотворение в прозе, и нашептывает ему «Маску красной смерти», которая вдруг обращается «Черепами».

«И вдруг — словно по манию волшебного жезла — со всех голов и со всех лиц слетела тонкая шелуха кожи и мгновенно выступила наружу мертвенная белизна черепов, зарябили синеватым оловом обнаженные десны и скулы».

Но главное — даже не в этом. Разгадка всех тайн «бессмертной» литературы и бессмертного По вот в чем: истории, написанные в далеком прошлом, не теряют своей силы и в современных декорациях. Потому Ашеры XIX века легко становятся Ашерами века XXI, ничего не теряя; скорее даже приобретая. Да, это связано с модой на ремейки и ретеллинги — но не каждый текст, вдруг оказавшийся в событиях иной эпохи, сохранит свою силу и привлекательность. Вечный текст — это не набор сюжетов и характеров. Это набор теней, отдельных качеств, образов и человеческих страстей, которые мимикрируют под любое время — они, как всякая тень, не отделимы от человека. Помните пассаж Гессе в «Степном волке»?

«И в нашем современном мире тоже есть поэтические произведения, где под видом игры лиц и характеров предпринимается не вполне, может быть, осознанная автором попытка изобразить многообразие души».

Таков и Эдгар Алан По — он заставляет взглянуть нас в самые мрачные уголки нашей души, чтобы мы успели испугаться и стать сильнее. Тени эти, чудовища разума, автору уже не подвластные, скользят дальше, сквозь века и расстояния. Они не меняются, как не меняемся мы. Нам все еще интересно сталкиваться с ними и узнавать в них свое кривое отражение.