Полина Агурева и Юрий Башмет представили спектакль по роману Лескова "Соборяне"

За полтора века, что живет в русской литературе роман Лескова "Соборяне", его удалось поставить на театральной сцене всего лишь дважды: в начале 1990-х был спектакль Романа Виктюка в Вахтанговском и пару лет назад в "Мастерской Петра Фоменко" спектакль Евгения Каменьковича. Обе постановки не случайно совпали с ощутимыми общественными переломами смыслов. "Соборяне. Картины русской жизни", премьера которых только что прошла в Театре Гоголя, стали третьей - но совсем не рядовой - попыткой поставить диагноз нашему времени с помощью старого писателя Лескова. Поставила новый спектакль режиссер, актриса той же "Мастерской Петра Фоменко" Полина Агуреева.

Надо напомнить: год назад Агуреева с Юрием Башметом адаптировали для театральной сцены "Живых и мертвых" Симонова.

Вода, в которой плещутся жители вымышленного Старгорода, в спектакле настоящая. Ее не видно, но брызги летят. По берегам реки, разделяющей сцену, деревянные холмы. "Это мостки, - объясняет режиссер, - а еще они символизирует неровные русские дороги". Колдобины, иначе говоря. Вся русская душа, тайне которой посвящен спектакль, в таких колдобинах: то "пиано", то "фортиссимо". Сплошь русские горки.

У главного героя лесковского романа, протоиерея Савелия Туберозова, в дневнике мелькнула поговорка: "Укатали Сивку крутые горки". Чем вдохновлялись Агуреева с художницей Марией Митрофановой, гадать не будем. Но актеры сами называют эту сценографию "агуреевскими горками". По этим горкам герои Лескова скачут два с лишним часа. А исполнитель главной роли Савелия - Илья Шакунов еще и носит по этим опасным склонам свою жену, попадью Наталью, которую играет сама Агуреева.

На холмах повыше Савелий проповедует о том, что надо "жить в ладу со старой сказкой" - памятью, что любовь невозможна без жалости. Пониже, на мостках, учитель-нигилист Варнава трясет мешки с человеческими костями: сварил утопленника из любви к науке (чтобы получить скелет). Но кости растащили - и экспериментатор в крик: в этой России невозможно оставаться! И сливки городского общества поддакивают: вот бы нам создать "литературный гарнизончик", который бы народ "науськивал на патриотов", при этом "государство бы за это еще и платило".

Все-таки что предпочесть земному человеку - совесть или благополучие, мнимые плоды цивилизации или душу, Бога или дьявола?

Эти сливки, местные элиты, смотрят только сверху вниз на оппонентов. Только раз - в сцене, которую режиссер называет "русским обедом", - рядом уселись "либералы-прогрессисты" с "консерваторами-патриотами". Сидят, будто на Тайной вечере - и последствия у этого застолья тоже окажутся трагическими. Герои постоянно вспоминают про тургеневский роман "Дым": "Все в России дым". В образах передовых горожан все время проявляются черты известных "бесов" Достоевского. Три этих книги вступили в страшный спор еще тогда, в конце шестидесятых позапрошлого века. Спор не разрешился до сих пор.

В этом застолье на сцене фонтан аллюзий сменяется фейерверком прямых цитат. Спор между либералами и соборянами - "А ты не грусти: чужие земли похвалой стоят, а наша руганью крепчает" - заканчивается вдруг горьковским: "Вся эта европейская мордва никогда не поймет русского дьякона!". Алексей Вертков, играющий наивного и непримиримого дьякона Ахиллу, так смачно и к месту произносит это, что зал, до этого прислушивавшийся аккуратно, лихо срывается в аплодисменты.

Актриса МХТ им. Чехова Наталья Егорова блестяще играет в спектакле помещицу Марфу Плодомасову. В переводе на современные понятия это тот самый "средний класс", на котором строят инженеры душ "общественные умонастроения". Идеалист Савелий с его чистой верой интересен ей ничуть не меньше, чем домашние карлицы и уродцы, которых держат для забавы. Она может быть надменной и коварной, при этом ей не чуждо ничто человеческое. Лукавить и сочувствовать одновременно - чем не искусство?

Но, безусловно, главная женская партия - у самой Агуреевой. Ее героиня, жена протоиерея Наталья, - любит до самоотречения, муж для нее умнее библейского Соломона, детей им бог не дал - она просит его припомнить: вдруг где-то есть на свете его дети - она уже готова их любить.

Мужа по доносу отлучают от церкви. Чьи доносы - а тех самых, прогрессивных, больше всех кричащих, что им жить невыносимо, что вокруг враги и ватники (ну или как их там - в кухфайках?). Героиня Агуреевой хлопочет за него, ради него. Но в нем идея, вера (или же гордыня?) оказывается сильнее, чем в ней - любовь. Все что ей остается - умереть. Не ради себя - все ради мужа. "Жизнь уже кончена; теперь начинается житие".

Жена протоиерея забирается на верхушку башни, стоящей в углу сцены. Башня сложена причудливо из стульев, кресел, этажерок, из земного быта - а кажется таким утесом, какие на иконах изображают горний мир. Или, может, это ветряная мельница, с которой боролись донкихотствующие соборяне? Теперь все они, один за другим, в белых одеждах, забираются на эту башню. Их перемалывает жизнь - необъяснимая, неразрешимая - своими жерновами, которые теперь возносят их в заслуженный рай. Агуреева в тишине начинает монашескую песню "Не унывай", ее подхватывают голоса, потоки голосов и света обволакивают зал. И фоном проступают из тумана лики - как с икон.

Все соборяне, праведники умерли, финал печальный. Кто остался на земле? Те самые носители общественного мнения, доносчики, передовые либералы, карьеристы да исправники. Висят все те же, прежние - который век - вопросы: все-таки что предпочесть земному человеку - совесть или благополучие, мнимые плоды цивилизации или душу, Бога или дьявола?

Маэстро Башмет и музыканты ансамбля "Солисты Москвы" в глубине сцены - в тех же светлых одеждах, похожих на праздничные рясы соборян. Со скрипками, альтами и виолончелями. Музыка их меняет темп и ритм - то ли герои подгоняют их и тормозят, то ли наоборот - они неразделимы. Композитору Валерию Воронову музыка, бесспорно, удалась. Некоторым слышались в ней интонации Шнитке и Щедрина. Все они здесь, наверное, как прописано в программке к спектаклю, из одного "собора блаженных".

Сидят они теперь там на башне, смотрят оттуда на земную суету, поют "не унывай". Нам их, конечно, жаль. Но им оттуда, сверху, кажется, нас, грешных и заблудших, все же жальче.

Дословно

Полина Агуреева:

- Я сейчас психологически испытываю нехватку того, что есть у Лескова. Каких-то страстных, одержимых, в хорошем смысле, людей. Одержимых верой, одержимых идеалами или одержимых любовью. Истовых людей. Людей, в том числе умеющих страдать. Это все очень русское, и это сейчас вымывается. В том числе из театра.

Как говорил мой учитель Петр Наумович Фоменко - мы можем в театре русском отстать в технике, в мастерстве, в форме, но мы никогда не отстанем в страдании. Вот я не хочу отставать в страдании, и наш спектакль, мне кажется, тому подтверждение.

Роман "Соборяне", мне кажется, очень современно сейчас звучит, потому что противостояние между людьми либеральными и людьми, которые проповедуют традиционные ценности, - как никогда обострено. Для меня лично это болезненный вопрос. И на эту тему мне хотелось в своем спектакле честно поразмышлять. Надеюсь, это нам удалось.

У нас с актерами есть кричалка, которую мы произносим перед выходом на сцену, там есть слова: "Русь, как ты прекрасна!". Мы не идеалисты, но в этой кричалке, если хотите, наша позиция. Она абсолютно лесковская.

Афиша

Один из ближайших показов спектакля "Соборяне. Картины русской жизни" состоится на XVII Зимнем международном фестивале искусств в Сочи. 20 февраля, Зимний театр.