Войти в почту

Двуязычный дар: как сложилась судьба писателя Владимира Набокова

В мировую литературу Владимир Набоков вошел, написав скандальный по тем временам роман «Лолита». Как складывалась судьба загадочного писателя, «Вечерняя Москва» вспоминает накануне 125-летия со дня его рождения.

Двуязычный дар: как сложилась судьба писателя Владимира Набокова
© Вечерняя Москва

Личность и творчество эмигранта первой волны — писателя Владимира Набокова до сих пор волнуют исследователей литературы и искусствоведов. Изысканный стилист, автор интеллектуальных и не очень понятных массовому читателю романов — «Дар», «Пнин», «Защита Лужина», «Камера обскура», «Приглашение на казнь», ярких статей о русской литературе, он был запрещен в СССР, а потому мгновенно стал популярен, как только в стране отменили цензуру.

Англоязычный Набоков возник в момент творческого подъема Набокова русскоязычного. Работая над романом «Дар», писатель одновременно создавал английские версии романов «Камера обскура», «Отчаяние», писал мемуары. Он вспоминал, что в его семье в ходу были три языка: английский, французский и русский, и что читать и говорить на английском он начал раньше, чем на русском.

Преподавая русскую литературу и писательское мастерство в университетах США, писатель-эмигрант другого поколения и, кстати, большой почитатель Владимира Набокова, Василий Аксенов пытался вослед ему превратиться в популярного американского писателя (роман «Желток яйца» на английском языке), но превращение, по ехидному замечанию Анатолия Гладилина, не состоялось. Живая природа языка, как правило, постигается в детстве, хотя это не исключает технического его освоения в зрелые годы.

Покинувший Россию после Октябрьской революции 1917 года, Набоков был не вполне типичным эмигрантом. Энтомология (ловля, изучение и описание бабочек) интересовала его больше, чем политика.

С русскими эмигрантами он близко не сходился. В результате покушения на П. Н. Милюкова — автора знаменитой антимонархической речи в Думе: «Глупость или измена?» — во время его выступления в 1922 году в здании берлинской филармонии белогвардейцами был застрелен пытавшийся помешать им отец писателя — Владимир Дмитриевич Набоков, видный общественный деятель, один из лидеров партии кадетов. До 1937 года Набоков сын жил в Германии, не обращая внимания на происходившие там события. Только когда убийцу его отца нацисты назначили на должность «смотрящего» за русской эмиграцией, Набоков перебрался во Францию, а потом в США.

Он сочинил принесший ему мировую известность и богатство роман «Лолита» на английском языке, опираясь на западную, а не русскую литературную традицию. Если бы не «Лолита» (первая публикация в США — 1958 год, в СССР — 1989-й.— «ВМ»), Набоков так бы и остался крепким беллетристом-эмигрантом, представляющим интерес скорее для литературоведов, нежели для массового читателя. Если бы Набоков написал «Лолиту» на русском языке, он бы оказался в ряду таких писателей, как Сологуб, Арцыбашев или незабвенный Барков.

Русская «Лолита» неотвратимо, как английский «Титаник», врезалась бы в айсберг Достоевского без малейших шансов протаранить эту глыбу. Достоевский намертво вмонтировал в национальную литературную традицию ставрогинский грех (растление малолетней), как трагедию, выводящую человека за круг Божьего Мира. «Слезинка ребенка», верил Достоевский, до дна просверлит душу грешника, бросающего вызов Творцу.

Набоков в «Лолите» пошел путем Томаса Манна, живописавшего в рассказе «Смерть в Венеции» переживания пожилого латентного гомосексуалиста. Классик немецкой литературы не снискал здесь поклонения массового, в основном все же гетеросексуального читателя. Набоков развернул закон больших чисел в более привычную, если можно так выразиться, сторону, получив за «Лолиту» всемирную славу, бешеные гонорары, главное же — обеспечив внимание к своим предыдущим и последующим произведениям. Особенно ко двору пришелся «Дар», где Набоков всласть потешился над Чернышевским, пострадавшим за свои политические убеждения. Набоков ни за какие убеждения страдать не был готов, объясняя в «Даре», что творчество, служение искусству превыше любых политических идеалов. Последние годы жизни писатель провел в райском месте — швейцарском Монтре, на берегу озера, в дорогом отеле.

Тема противоестественного влечения зрелых мужчин к девушкам и зрелых женщин к юношам присутствует в мировой литературе едва ли не с появления письменности. Можно вспомнить древнегреческие трагедии, шумерский, индийский эпосы, «Декамерон», «Гептамерон» и так далее...

Владимир Набоков, изучив психологию западного, прежде всего американского, читателя, в ментальности которого противоречиво соединились ханжество и морализаторство, жестокость и сентиментальность, изобразил унылую обыденность греха. Герой «Лолиты» — 37-летний литературовед Гумберт Гумберт — в сущности, мало чем отличается от других граждан, тайно или открыто занимающихся аналогичным делом. Гумберт Гумберт не ощущает пропасти, куда падает. Зеркальность его имени-фамилии как бы намекает на то, что подобное может случиться с каждым. Достоевский верил в спасение грешника. Насмешливый «пофигист» Набоков знал, что люди неисправимы...

Франц Кафка в новелле «Превращение» показал, как человек становится насекомым. Владимир Набоков с не меньшей психологической глубиной описал превращение человека в преступника, цветисто раскрасив унылую личность героя литературными и философскими реминисценциями. Этот в духе Кафки «процесс» увлек читающий мир, затронул в нем тайные и не очень чистые струны.

Ни в английском, ни в русском варианте роман «Лолита» не является литературным шедевром, как, впрочем, и некоторые другие романы писателя. Однако Владимир Набоков считается классиком мировой литературы. Сам он всю жизнь восхищался Гоголем. «Русь, куда ж несешься ты? Дай ответ. Не дает ответа». Этим кончается глава, — писал Владимир Набоков в эссе о «Мертвых душах», — но и по сей день поручик мерит свой бессмертный сапог, и кожа блестит, и свечи ровно и ярко горят в одиноком светлом окне мертвого городка, накрытого звездным ночным небом».

Ничего похожего из романов Владимира Набокова мы не вспомним. Писатель Набоков понимал, что «красота — страшная сила», способная спасти мир, но считал, что мир, в котором ему выпало жить, этого недостоин.