Юность «Максима»: за раскрутку пулемета Африка расплатилась тысячами жизней
5 февраля 1840 года в Орнвилле, штат Мэн, в семье бедного фермера родился Хайрем Максим. Мальчик с детства увлекался токарным делом, взахлёб читал книги по географии и астрономии. В 14 лет его отдали в обучение деревенскому «экипажному» мастеру.
В 1866 году приятель Хайрема пригласил его пострелять из мощной 15-мм винтовки Спрингфельда М.1861. Отдача винтовки была столь сильной, что у Хайрема долго болело плечо. И тогда Максиму пришла идея, что такую большую энергию отдачи можно использовать для перезаряжания оружия и выброса стреляной гильзы.
Вернувшись домой в Орнвилл, он изобрёл схему автоматического перезаряжания оружия с использованием энергии отдачи. Позже Максим оригинально решил проблему заряжания, использовав для подачи патронов полотняную ткань.
Замечу, что ещё до Максима было создано несколько десятков скорострельных систем, не требовавших перезаряжания. Их и до Максима называли пулемётами. Все они имели много стволов или барабаны с патронами. Увы, их автоматика работала за счёт мускульной силы стрелка.
Однако вся затея с пулемётом была для Хайрема лишь хобби. А карьеру он собирался делать в области электротехники. Но тут Максим перешёл дорогу Томасу Эдисону и поддерживавшей его мафии.
В итоге «добрые люди» предложили Максиму отправиться торговым представителем United States Electric Lighting Company в Европу с очень крупной по меркам того времени зарплатой, но негласным запретом заниматься изобретательской деятельностью в сфере электротехники.
Хайрем всё понял – и сел на трансатлантический пароход. А в Париже в гостинице его навестил старый американский знакомый, который сказал ему: «Да брось ты своё электричество! Изобрети что-нибудь такое, чтобы эти тупые европейские снобы скорее поубивали друг друга».
После доработки Максим в 1883 году представил чертёж своего пулемёта во время лекции в Париже. Затем Хайрем обратился с предложением к правительству США о принятии его пулемёта на вооружение. Но изобретение никого в США не заинтересовало.
Поначалу пулемёт Максима и в европейских столицах был встречен прохладно. Все помнили большие и неэффективные «скорострелки» (митральезы). Кроме того, опытные образцы пулемёта Максима стреляли патронами с дымным порохом. Представьте себе облако дыма при среднем темпе стрельбы 600 выстрелов в минуту!
При стрельбе пулемёт Максима был виден за много километров и представлял собой идеальную цель для пехоты, оснащённой винтовками с той же дальностью, что и пулемёт, а главное, для скорострельных пушек.
Однако мудрые лондонские джентльмены в 1888 году отправили пулемёт Максима в Гамбию, где он за несколько минут перестрелял всё население большой деревни. С тех пор в 1890-х годах «Максимы» тарахтели по всей Африке от Южного Египта до Кейптауна.
Сколько тысяч африканцев было убито, никто не считал. Зато «Максим» нашёл достойное отражение даже в британской поэзии. В 1898 году поэт Хилэр Беллок опубликовал в сборнике с названием «Современный путешественник» своё знаменитое стихотворение про пулемёт: «Whatever happens, we have got The Maxim Gun, and they have not» [«И при событиях любых «Максим» у нас, а не у них»].
О чудесах «Максима» заговорили в Европе. А тем временем появились винтовки с бездымным порохом, и Хайрем оперативно переделал свой пулемёт под новые патроны. Конструкция «Максима» позволяла сравнительно легко менять стволы калибром от 15 мм до 7,62 мм.
Кайзер Вильгельм II лично присутствовал при испытаниях «Максима», пулемёт понравился, и он приказал запустить в серию как 7,92-мм пулемёты, так и 37-мм автоматические пушки, которые представляли собой в первом приближении увеличенный пулемёт Максима.
8 марта 1888 года из «Максима» изволил пострелять император Александр III. И ему пулемёт понравился. Но на Руси до сих пор действует древняя пословица: «Жалует царь, да не жалует псарь».
Царские генералы грудью встали против пулемётов. Причём они не терпели не только пулемёт, но и всё, что быстро и эффективно стреляет. Например, револьверы, магазинные винтовки.
По мнению ведущего российского военного теоретика генерала Драгомирова, приняв магазинные ружья, «в старшем классе (то есть в Европе) маху дали». Сторонников нового оружия он называл пренебрежительно «огнепоклонниками».
Драгомиров отдавал предпочтение штыку не по тактическим или техническим соображениям, а исключительно «с философской точки зрения». По его мнению, огнестрельное оружие, порождённое ремесленным искусством и точной работой, олицетворяет рассудок, в то время как штык – храбрость и волю.
Тем не менее после испытаний российское Военное ведомство заказало Максиму 12 пулемётов, но под патрон 10,67 мм винтовки Бердана. В 1889 году пулемёты были переданы России. В том же году заказали еще два пулемёта для Морского ведомства.
С 1901 года поставляемые в Россию «Максимы» шли уже под патрон от русской 7,62-мм винтовки Мосина. С 1897 по 1904 года Россия купила у британской фирмы Виккерс 291 пулемёт «Максим».
28 мая 1895 года «высочайшим повелением» решено было «ввести в состав вооружения крепостей 3-линейные (7,62-мм) автоматические пулемёты Максима». Они должны были заменить стоявшие в крепостях «4,2-линейные пулемёты» Гатлинга – Горлова и Гатлинга – Барановского.
Посылать эффективное оружие пехотных рот в крепости – верх глупости. Но и там господа генералы не сообразили, как его использовать. Пулемёты сделали подобно 3-дюймовым противоштурмовым пушкам образца 1910 года «выкатными» орудиями.
Пулемёт «Максим» на огромном лафете с высокими колёсами закатывался в бетонное убежище, а при начале штурма расчёт вручную выкатывал его вверх на бруствер и вёл огонь. Пулемёт и расчёт были почти полностью открыты и представляли прекрасную цель для вражеской артиллерии и пехоты. Мало того, пулемёт мог и не проехать к брустверу из-за обломков кирпича и бетона – следствия вражеской бомбардировки.
Поставить «Максимы» в казематы и в бетонные доты у генералов ума не хватило. Между тем как немцы в ходе Первой мировой войны интенсивно использовали доты с пулемётами Максима на Западном и Восточном фронтах.
А у нас работами по установке «Максимов» в доты и казематы впервые занялись в 1927 году советские инженеры Кондаков и Юшин.
В конце концов, через 10 лет после стрельбы Александра III генералы всё-таки, скрепя сердце, решили направить пулемёты Максима в полевые войска. Но не в пехотные роты и даже не в батальоны, а в артиллерийские бригады по одной пулемётной батарее на бригаду. Замечу, что артиллерийские бригады в мирное время не имели никакого отношения к пехотным дивизиям, а в военное время лишь прикреплялись к ним.
Любопытно, как у нас решили проблему мобильности. Пулемёт «Максим» на высоком станке снабжался передком, подобно артиллерийскому орудию. В качестве передка использовались двуколки или тачанки. Две лошади везли систему, четыре номера расчёта сидели на передке, а ещё один номер – на пулемётном лафете. Скорость возки была существенно меньше, чем у полевых пушек.
10 февраля 1902 года Артком ГАУ признал необходимым «теперь же принять меры к установлению у нас производства 3-линейных пулемётов Максима».
Фирма Виккерса помогла освоить производство «Максимов» на Тульском оружейном заводе. Кстати, этот завод оставался единственным до 1918 года производителем пулемётов в России. За каждый пулемёт, произведённый в Туле, Военное ведомство платило фирме Виккерса по 80 фунтов стерлингов.
Первые пулемёты Тула начала сдавать войскам в конце 1906 года. Так что все пулемёты, воевавшие с японцами, были изготовлены фирмой Виккерса.
К началу войны с Японией в Маньчжурии в войсках состояло целых восемь пулемётов Максима. Кроме того, в крепостях Порт-Артуре и Владивостоке было 63 и 12 соответственно крепостных пулемётов.
К октябрю 1904 года в Маньчжурии в полевых войсках имелось 40 пулемётов. А к началу февраля 1905 года перед сражением под Мукденом у русских было 56 пулемётов, а у японцев – 200.
Замечу, что все эти русские «Максимы» были на высоких лафетах и с передками-тачанками. И, увы, ни один русский офицер ни в ходе русско-японской войны, ни в ходе Первой мировой не догадался поставить пулемёт на тачанку.
Зато в 1918 году подобная идея независимо друг от друга пришла в голову лихим махновцам и луганскому слесарю Климу Ворошилову, после чего по всей России понесли «боевые колесницы».