Россия первых десятилетий ХХ века была богата на самых разнообразных колоритных персонажей — выдумщиков, смутьянов, авантюристов, творцов. Александр Блок выделялся даже на этом красочном фоне — и своей поэзией, по размаху амбиций сравнимой с наследием Пушкина, и необычными взглядами на жизнь, и эффектной, мгновенно очаровывающей окружающих внешностью. Выразительной, небанальной, но трагичной получилась и судьба поэта, о котором рассказывает материал «Ленты.ру» из цикла «Жизнь замечательных людей». Февраль 1919-го, Петроград. Красный террор держит в страхе, в общем-то, всех от мала до велика. На улицах — расстрелы и перестрелки, в домах — аресты. Тени вчерашних интеллигентов, офицеров, дворян бродят по разбитым улицам, пугаясь каждого шороха. К себе домой после вечерней прогулки возвращается поэт Александр Блок — так прогрессивно воспевший революцию в своей поэме «Двенадцать», что его теперь знает вся читающая страна. Он высок, держится прямо, но бледен и худощав — сказываются болезнь и голод. В своей квартире Блок застает комиссара и конвоира. Те разбрасывают по полу книги. Обыск. Арест. Поэта везут на Гороховую, где он ждет допроса до следующего утра. Молодой следователь объявляет, что Блок арестован как участник заговора левых эсеров. Поэта отправляют на «чердак», где он проводит день в камере, ночуя на одной койке еще с одним задержанным.

Будят в два часа ночи — новый допрос…

Конечно, обвинения в сотрудничестве с эсерами смехотворны. По тому же подозрению в Петрограде задержаны писатели Алексей Ремизов и Евгений Замятин, художник Кузьма Петров-Водкин и многие другие видные представители интеллигенции, адреса и фамилии которых следователи обнаружили в записной книжке литератора Иванова-Разумника, также подозреваемого в сговоре. На Гороховой Александр проводит всего сутки — смех по сравнению с многими из тех, кому повезло меньше. Поэту помогло заступничество Анатолия Луначарского. Кажется, ничего страшного не случилось: жив, руки-ноги целы. Но в письме, которое он пишет по возвращении домой, Блок жалуется на «какую-то глубокую усталость, доходящую до апатии». Зинаида Гиппиус, еще одна яркая писательница Серебряного века, говоря о Блоке, выделяла в нем две черты — трагичность и незащищенность.

«От чего? Да от всего: от самого себя, от других людей, от жизни и от смерти. Но как раз в этой трагичности и незащищенности лежала и главная притягательность Блока».

О притягательности Блока можно писать целые трактаты. Чем же этот поэт завоевал сердца миллионов?

«Установился культ ребенка»

Род Блоков был немецким — один из предков поэта происходил из Мекленбурга, а в Россию приехал для службы при дворе императрицы Елизаветы Петровны. Отец Саши Александр Львович, потомственный дворянин и юрист, преподававший в Варшавском университете, был личностью, мягко сказать, неоднозначной. Автор философских трактатов и обладатель экстраординарно острого ума, он страдал чуть ли не параноидальной скупостью. Супруга Александра Андреевна потом признавалась, что муж в сущности морил ее голодом, да еще и избивал, даже во время беременности. Рожать Александра приехала в Санкт-Петербург к семье. Переводчица и литератор, она происходила из ученого рода, а ее отец, именитый ботаник, служил ректором Санкт-Петербургского университета. Увидев, в каком положении оказалась дочь, ее родители без громких публичных скандалов разъединили семейную пару. Развод был получен уже после рождения Александра Александровича, появившегося на свет в ноябре 1880-го. Однако отец в жизни мальчика большой роли не играл. С самого рождения Саша был окружен женской заботой. Помимо души в нем не чаявшей матери, за ним ухаживали бабушка, прабабушка и три тетки. Одна из них, Мария Бекетова, впоследствии стала его биографом. По ее словам, после появления Блока на свет «в доме установился культ ребенка», а сам Саша стал средоточием жизни всей семьи.

Его обожали все, начиная с прабабушки и кончая старой няней, которая нянчила его первое время. О матери нечего и говорить. Вскоре после рождения Саши из-за границы вернулась его тетка Екатерина Андреевна. Она любила Сашу с какой-то исключительной нежностью. Он оставался ее идолом до конца ее краткой жизни

Мария Бекетова

«Александр Блок. Биографический очерк»

Сочинять Блок, по своим же оценкам, начал уже в пятилетнем возрасте. Этому способствовала семья, которая «любила и понимала слово». Любовь эта видна и в ранних стихотворениях ребенка:

«Жил на свете котик милый, Постоянно был унылый, — Отчего — никто не знал, Котя это не сказал».

Юный поэт, которому еще не исполнилось и десяти лет, уже издавал вместе с домашними самодельный журнал «Вестник», а вскоре обзавелся и первой официальной публикацией в одном из детских изданий. Патриотическое стихотворение о разгромленной шведской армии, написанное под впечатлением от творчества Пушкина, было напечатано с сохранением авторской пунктуации и орфографии и называлось «Палтава». Детство Блока проходило в усадьбе Шахматово летом и в Санкт-Петербурге зимой. Иногда мальчика брали в путешествия по Европе. Когда Александру было девять, его мать вышла замуж повторно — за поручика лейб-гвардии Франца Кублицкого-Пиоттуха, и семья жила в казармах Гренадерского полка. Отчим относился к мальчику равнодушно и в жизни Саши не участвовал, но юного поэта это, кажется, совершенно не волновало. Будоражило в подростковом возрасте его только одно — театр.

«Сильно ломался, но уже был влюблен»

17-летний Блок мечтал стать артистом императорских театров, а также пытался писать пьесы. Его любимым драматургом стал Уильям Шекспир. Подросток даже выучил наизусть несколько монологов из «Ромео и Джульетты». Впрочем, самым любимым героем, трагизм и фаталистичность которого затем переселились во взрослую лирику Блока, был, конечно, Гамлет.

Ну и куда с такими вводными без Прекрасной Дамы?

Вскоре появилась и она. И не последнюю роль в этом сыграл «Гамлет». Правда, тогда Александр еще не понял, что перед ним — та самая. Дед Блока дружил с Дмитрием Менделеевым, который был частым гостем в Шахматове (имение было приобретено как раз таки по совету великого химика). Во втором браке у Менделеева родились четверо детей. Старшая дочь Любовь, безусловно, сталкивалась с Сашей, который был старше ее на год с небольшим, и уже в малом возрасте неровно к нему дышала. Почему — судить можно по ее описаниям Саши.

«Расист мог бы с удовольствием посмотреть на Блока: он прекрасно воплощал образ светлокудрого, голубоглазого, стройного, героического арийца. Строгость манер, их "военность", прямизна выправки, сдержанная манера одеваться и в то же время большое сознание преимуществ своего облика и какая-то приподнятая манера себя нести, себя показывать — довершали образ "зигфридоподобия"», — так описывала она суженого в биографии.

Но молодой поэт, по ее воспоминаниям, «исчезал, как только снова начинал болтать». Единственную попытку сблизиться с ним 16-летняя девочка предприняла во время любительской постановки, в которой они оба участвовали. Разумеется, это был «Гамлет».

Мы были уже в костюмах Гамлета и Офелии, в гриме. Я чувствовала себя смелее. Венок, сноп полевых цветов, распущенный напоказ всем плащ золотых волос, падающих ниже колен... Блок в черном берете, колете, со шпагой. Мы сидели за кулисами в полутайне, пока готовили сцену. Помост обрывался. Блок сидел на нем, как на скамье, у моих ног, потому что табурет мой стоял выше, на самом помосте. Мы говорили о чем-то более личном, чем всегда, а главное, жуткое — я не бежала, я смотрела в глаза, мы были вместе, мы были ближе, чем слова разговора. Этот, может быть, десятиминутный разговор и был нашим «романом» первых лет встречи

Людмила Блок

«Были и небылицы»

«Я сильно ломался, но был уже страшно влюблен», — такие воспоминания об этом моменте оставит в дневниках Саша. Но большой любовью юные сердца вспыхнули лишь через несколько лет, когда поэт уже учился в университете. Блок «бессознательно» поступил на юриста, но вскоре понял, что эта стезя совершенно его не интересует, и перепоступил на историко-филологический факультет. И начал печататься. Именно о своих переживаниях о Любови Блок писал в стихотворении «Предчувствую Тебя» в 1901 году:

«Предчувствую Тебя. Года проходят мимо — Все в облике одном предчувствую Тебя. Весь горизонт в огне — и ясен нестерпимо, И молча жду, — тоскуя и любя. Весь горизонт в огне, и близко появленье, Но страшно мне: изменишь облик Ты, И дерзкое возбудишь подозренье, Сменив в конце привычные черты».

«Навоображали обо мне хороших вещей»

Блок и Менделеева поженились в 1903 году. Вскоре в «Северных цветах» вышел посвященный супруге цикл под названием «Стихи о Прекрасной Даме». Изданные в 1905 году, они мгновенно сделали Блока популярным поэтом. Вошедшие в сборник произведения он писал с 18 лет (всего лирических произведений за восемь лет у поэта накопилось, по его собственным оценкам, около восьми сотен, а в сборник вошла лишь восьмая часть). Работая над изданием, Александр находился под влиянием идей русского философа Владимира Соловьева о вечной женственности как источнике гармонии в мире. Именно эту вечную женственность он видел в Любови. Однако Менделеевой такие громогласные возвышения были чужды — ей хотелось чего-то простого и приземленного. Она оставляла ему однозначные послания: «Вы смотрите на меня как на какую-то отвлеченную идею; Вы навоображали обо мне всяких хороших вещей и за этой фантастической фикцией, которая жила только в Вашем воображении, Вы меня, живого человека, с живой душой, и не заметили, проглядели…»

Вы, кажется, даже любили — свою фантазию, свой философский идеал, а я все ждала, когда же Вы увидите меня, когда поймете, что мне нужно, чем я готова отвечать от всей души… Но Вы продолжали фантазировать и философствовать… Ведь я даже намекала Вам: «надо осуществлять»…

Любовь Блок

«Были и небылицы»

Брак Блока и дочери Менделеева вышел не слишком счастливым, но сумел пережить и большой кризис, когда страстными чувствами, переходящими в одержимость, к Любови воспылал товарищ Александра писатель Андрей Белый. Литератор даже хотел было вызвать Блока на дуэль, однако скандала и смертоубийств в конечном итоге удалось избежать. А Любовь Дмитриевна оставалась рядом с мужем до самой его кончины.

«Умрешь — начнешь опять с начала»

Положение дел в стране волновало поэта еще до наступления подлинно больших исторических событий. Волнения в обществе Александр описывал в 1903 году строчками:

— Все ли спокойно в народе? — Нет. Император убит. Кто-то о новой свободе На площадях говорит…

В 1905-м по империи прозвонил первый колокол — грянула Первая русская революция. На кризис в стране наложился и кризис увлечений Блока и его идей о Прекрасной Даме. Теперь ее место заняла «Незнакомка» — и это стихотворение, в котором воспетый поэтом женский образ ускользает из вида, расхваливали все читавшие его современники. А поэзия Блока претерпела трансформацию, стала упаднической, декадентской, тревожной. В его текстах появились мотивы неминуемой катастрофы, буйствующей стихии, снежной вьюги, а также ушедших и не вернувшихся кораблей. В 1907 году поэт завершил цикл «Снежная маска», а также пьесы «Незнакомка» и «Балаганчик». Вторая половина 1900-х — это путь Блока от кризиса переосмысления идеалов через отчаяние и упадок к циклу «Родина», в котором главные темы его поэзии нашли, наконец, разрешение. На этом непростом, полном тревог пути Александр пристрастился к алкоголю. «Так хочется закусить удила и пьянствовать», — признавался поэт летом 1904-го. «Пишу тебе совершенно больной и измученный пьянством», — обращался он в письме к жене четыре года спустя. «Пьянство 27 января — надеюсь — последнее. О нет: 28 января», — гласит запись в его дневнике в следующем году. «Лежу в кровати утром в смертельном ужасе и больной от "пьянства" накануне», — записал он еще через несколько лет. Свидетельство о пьянстве Блока в своих мемуарах «О том, что видел» сохранил и сын Корнея Чуковского Николай.

Лицо его я запомнил прекрасно — оно было совсем такое, как на известном портрете. Он был высок и очень прямо держался, в шляпе, в мокром от дождя макинтоше, блестевшем при ярком свете электрических фонарей Невского. Он пошел направо, в сторону Адмиралтейства, а мы с папой налево. Когда мы остались одни, папа сказал мне: «Это поэт Блок. Он совершенно пьян»

Николай Чуковский

«О том, что видел»

Примерно в это же время Блок пишет одно из своих самых важных стихотворений. Оно не похоже на предыдущие его работы, выдержанные в стиле символизма. Это «Пляски смерти», в которые вошел отрывок «Ночь, улица, фонарь, аптека», ставший ни много ни мало культовым.

«Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века — Все будет так. Исхода нет. Умрешь — начнешь опять сначала И повторится все, как встарь: Ночь, ледяная рябь канала, Аптека, улица, фонарь».

«Бестолочь идиотская — война»

Разразилась Первая мировая война, и отношение к ней интеллигенции, в том числе и Блока, было однозначным. «Война — глупость, дрянь», «Бестолочь идиотская — война», — говорил поэт. Своему отчиму-военному, которого сразу же зашвырнули на фронт, он подарил книгу «Стихи о России» с подписью: «Милому Францику, обреченному быть на этой пошлой войне».

В апреле 1916 года Блоку пришла повестка. Говоря о возможности увидеть поэта на фронте, Николай Гумилев утверждал, что это то же самое, что «жарить воробьев». Блок в те времена пользовался бешеной популярностью, сравнимой сегодня с известностью поп-звезды. К счастью, на фронт дворянина не отправили — он стал табельщиком инженерно-строительной бригады. Там, за строительством укреплений, умереть можно было разве что от скуки.

«Писать решительно нечего. "Событий" здесь очень много, но все они неописуемы, не имеют ровно никакого смысла и значения. Мне скверно потому главным образом, что страшно надоело все, хотелось бы наконец жить, а не существовать, и заняться делом», — писал он матери в феврале 1917-го.

Но долго в армии Блоку томиться не пришлось. Совсем скоро грянула очередная, Февральская революция. Эту смену режима прозябавший в демотивированной и распадающейся армии Блок, как и подавляющее большинство других представителей интеллигенции, воспринял с большим энтузиазмом. Тем более что революция дала ему возможность демобилизоваться. В марте 1917-го Временным правительством была организована чрезвычайная следственная комиссия для расследования противозаконных действий бывших министров. Блоку предложили стать членом этой комиссии — править стенограммы допросов и готовить чистовые варианты записей. На эту бюрократическую должность он согласился не раздумывая — точно лучше, чем тянуть армейскую лямку. Впрочем, по некоторым свидетельствам, в справедливом суде и возмездии над «виновными» Блок был искренне заинтересован. 59 высших чиновников были допрошены, но большинству так и не успели предъявить обвинения.

Бродил по улицам, смотрел на единственное в мире и в истории зрелище, на веселых и подобревших людей, кишащих на нечищенных улицах без надзора. Необычайное сознание того, что все можно, грозное, захватывающее дух и страшно веселое. Произошло чудо, и, следовательно, будут еще чудеса

Александр Блок

в письме матери 23 марта 1917 года

С таким же вдохновением он воспринял и вторую революцию.

Одержимый идеями перемен мирового масштаба, всего спустя несколько месяцев после октябрьских событий он написал свое самое скандальное, самое загадочное и самое неоднозначное произведение — поэму «Двенадцать». Большая часть интеллигенции отвернулась от Блока, расценив поэму как оправдание революции и издевку над старым миром. Зинаида Гиппиус, всегда восторженно оценивавшая стихи Александра, обвинила его в предательстве, Иван Бунин — в кощунстве. Сам Блок впоследствии оправдывался тем, что его обширное стихотворение «было писано в согласии со стихией».

Те, кто видит в «Двенадцати» политические стихи, или очень слепы к искусству, или сидят по уши в политической грязи, или одержимы большой злобой, будь они враги или друзья моей поэмы

Александр Блок

Вскоре были закрыты все буржуазные газеты. Свободы слова в новой России больше не стало. Комиссия, в которой состоял Александр, была распущена. Началась разорительная Гражданская война. Была расстреляна царская семья, наступил революционный террор. Блоки оказались в страшной нищете. Александра кормила народная любовь — он без устали выступал на поэтических вечерах, тем самым добывая пропитание в самое тяжелое время.

«Мне не менее трудно жить, чем тебе, и физически, и душевно, и матерьяльно; кроме того, я с утра до вечера пишу, сосредоточиваясь на одной теме, очень мучающей меня и трудной для меня. У Любы тоже большие затруднения, и она не в духе. Оттого у нас в квартире такая тяжелая атмосфера. Потому не будем ссориться», — писал Саша матери в апреле 1918-го.

Любовь Дмитриевна тем временем медленно распродавала свой гардероб, чтобы на столе был хлеб. Не фигурально еда, а конкретно хлеб, который было невозможно сыскать во всем Петрограде, поэтому он стоил бешеных денег. Почему-то из всей еды отсутствие именно хлеба Блок воспринимал наиболее болезненно. «Чего нельзя отнять у большевиков — это их исключительной способности вытравлять быт и уничтожать отдельных людей», — эту запись в своем дневнике поэт оставил уже после ареста. Поэт медленно осознавал весь ужас, который принесли с собой большевики. Писал он все меньше, а в 1921 году сильно захворал. Жаловался на все ту же всепоглощающую усталость. Все вокруг надеялись, что неизвестная болезнь отступит. Один только Александр будто бы все предугадал, а потому тщательно готовился к своему уходу. Приводил в порядок архивы, много работал, насколько позволяли утекающие силы. Все это время Любовь Дмитриевна пыталась выбить у советских властей разрешение на выезд для нее и мужа за границу для лечения, однако неповоротливая бюрократическая машина начинала работать, только когда ее пинало достаточно номенклатурщиков. Пока Любовь упрашивала помочь Максима Горького, пока тот достучался до Луначарского, пока нарком все-таки выдал разрешение, пока весь цикл повторялся вновь, чтобы выпустили и супругу Блока, поэт умирал.

Александр Блок ушел из жизни утром 7 августа. Ему было 40 лет. Говорят, что задача истинного поэта — чувствовать и описывать мир вокруг себя. Настоящие поэты всегда держат руку на пульсе общества, которое их окружает, становятся глашатаями идей, которые витают в воздухе. Именно это и делал Александр Блок. Он был не просто трагичной фигурой, но фигурой обреченной — став самым известным, самым оригинальным, самым ярким поэтом Серебряного века, он неумолимо угас вместе со своей эпохой. Блока называли Пушкиным XX века, но с этим очень громким сравнением ему досталась и такая же, как у кумира, трагическая, короткая судьба. Но даже недолгой жизни Блоку оказалось достаточно, чтобы навсегда изменить русскую поэзию, — он освободил рифму от тех канонов, которые закладывали еще Ломоносов с Жуковским, а попутно нашел далеко не один способ в стихах говорить о чувствах, жизни, родной стране так хлестко и емко, как не может никакая проза.