Солженицын опубликовал эссе «Как нам обустроить Россию?» 35 лет назад
Александр Солженицын был лидером советских диссидентов. Особую известность принесло ему разоблачение сталинских массовых репрессий — выполненное, к слову, по методологии, далекой от научной. Сталинисты до сих пор не могут простить писателю то, как он втоптал вождя в грязь, ненавидят его и называют либералом. Сталин и ГУЛАГ — дело былое, но либералом Солженицын точно не был. О том, как он требовал от Украины остаться с Россией, боролся с НАТО и любил Путина — в материале «Газеты.Ru».
Свободу народам, смерть империям
Статья «Как нам обустроить Россию?» была написана в редкий исторический момент. К середине 1990 года всем было ясно, что возврата в брежневский СССР с комсомольскими стройками и песнями Кобзона о молодом Ленине уже не будет. В то же время никто не мог представить, что ждет СССР впереди. Социализм с человеческим лицом, рыночный капитализм, тоталитарная диктатура, возрождение Российской империи, вестернизация, территориальный распад, гражданская война — эти и другие варианты обсуждали на кухнях, во дворах, на работе и, конечно же, в печати.
Решил высказать свое мнение и Александр Солженицын, высланный из СССР в 1974 году за антисоветскую пропаганду. К концу 1980-х годов он уже перестал быть диссидентом. Его восстановили в Союзе писателей, а государственные издательства вновь начали печатать его «Архипелаг ГУЛАГ». Поэтому и его программное эссе о будущем страны вышло не в самиздате, а в «Комсомольской правде».
Первым делом Солженицын констатировал тупик, в котором, по его мнению, оказалась страна по итогам правления коммунистов.
Семьдесят лет влачась за слепородной и злокачественной марксо-ленинской утопией <...> Мы лишились своего былого изобилия, уничтожили класс крестьянства и его селения, мы отшибли самый смысл выращивать хлеб, а землю отучили давать урожаи, да еще заливали ее морями болотами. Разоряя себя для будущих великих захватов под обезумелым руководством, мы вырубили свои богатые леса, выграбили свои несравненные недра, невосполнимое достояние наших правнуков, безжалостно распродали их за границу. Изнурили наших женщин на ломовых неподымных работах, оторвали их от детей, самих детей пустили в болезни, в дикость и в подделку образования Александр Солженицын Как нам обустроить Россию?
В адрес советской власти бывший диссидент не готов был сказать ни единого хорошего слова. Но при этом его критику едва ли можно назвать либеральной — если не считать либерализмом позитивное отношение к свободному крестьянству в пику колхозам. Иные деятели, оказавшись на месте Солженицына, говорили бы в преамбуле о сменяемости власти, свободе слова, независимом суде, правах человека, местном самоуправлении, частной собственности — то есть обо всем том, чего не было в СССР, но что стало нормой в западных либеральных демократиях. Солженицын же пытался апеллировать к более консервативным, почвенническим идеалам.
Затем Солженицын перешел к судьбе Союза. Он считал, что нет никакой доблести и блага во внешних завоеваниях, в геополитическом весе, если они идут во вред титульному населению страны — то есть русским. Позитивным примером он считал послевоенную Японию, которая, отказавшись от политических авантюр, стала второй крупнейшей экономикой мира после США.
«Надо теперь жестко выбрать: между Империей, губящей прежде всего нас самих, — и духовным и телесным спасением нашего же народа», — считал писатель.
Поэтому он не видел никакой трагедии в возможном отделении от Союза 12 неславянских республик Средней Азии, Закавказья и Прибалтики. Напротив, он считал, что на их завоевание царская Россия потратила ресурсы, которые следовало бы направить на улучшение жизни крестьян. «Держать великую Империю — значит вымертвлять свой собственный народ. Зачем этот разнопестрый сплав? — чтобы русским потерять свое неповторимое лицо? Не к широте Державы мы должны стремиться, а к ясности нашего духа в остатке ее», — спорил писатель с советскими патриотами.
Украина и единая Русь
Совсем иное отношение у Солженицына было к трем славянским республикам и к Казахстану, на севере которого русские составляют большинство.
Сам я — едва не на половину украинец, и в ранние годы рос при звуках украинской речи. А в скорбной Белоруссии я провел большую часть своих фронтовых лет, и до пронзительности полюбил ее печальную скудость и ее кроткий народ. К тем и другим я обращаюсь не извне, а как свой. Да народ наш и разделялся на три ветви лишь по грозной беде монгольского нашествия да польской колонизации. Это все — придуманная невдавне фальшь, что чуть не с IX века существовал особый украинский народ с особым не-русским языком. Народ Киевской Руси и создал Московское государство. В Литве и Польше белорусы и малороссы сознавали себя русскими и боролись против ополяченья и окатоличенья. Возврат этих земель в Россию был всеми тогда осознаваем как Воссоединение. Александр Солженицын Как нам обустроить Россию?
Далее писатель объясняет природу недопонимания между тремя некогда едиными народами. Русские, украинцы и белорусы вместе стали жертвами коммунизма, говорит он, и нелепо пытаться спихивать вину за это друг на друга. Искусственный голод в русском Поволжье 1920-х ничем не отличался от искусственного голода на Украине 1930-х, и в целом граница между сторонами тогда проходила не по национальному признаку.
Но больше всего его возмущала идея украинской диаспоры на Западе, он считал, что проблема не в коммунизме и СССР, а в русских как таковых.
В Австрии и в 1848 галичане еще называли свой национальный совет — «Головна Русска Рада». Но затем в отторгнутой Галиции, при австрийской подтравке, были выращены искаженный украинский ненародный язык, нашпигованный немецкими и польскими словами, и соблазн отучить карпатороссов от русской речи, и соблазн полного всеукраинского сепаратизма, который у вождей нынешней эмиграции прорывается то лубочным невежеством, что Владимир Святой «был украинец», то уже невменяемым накалом: нехай живе коммунизм, абы сгубились москали! Александр Солженицын Как нам обустроить Россию?
Попытка разделить славянские республики, писал он, приведет ко множеству личных и семейных трагедий, из-за которых перед людьми встанет навязанный выбор: с кем они? Нужды же в этом выборе, по мнению писателя, нет никакой, поскольку на бытовом уровне между украинцами, русскими и белорусами никогда не было серьезной вражды.
При этом Солженицын не идет по стопам многих белых эмигрантов и не пытается отрицать существование украинцев как этноса со своим языком и культурой. Например, известен эпизод, когда во время Гражданской войны к белому генералу Антону Деникину пришли посланцы Симона Петлюры и предложили влить украинских бойцов в ряды русской армии, не выставляя никаких условий и не требуя взамен даже обещаний предоставить автономию после войны. Деникин тогда отказался рассматривать идею всерьез, поскольку считал «украинство» чем-то вроде временного помешательства под действием немецкой пропаганды.
Такой подход Солженицын отвергал и считал, что в едином государстве Русь не должно быть ни насильственной русификации, ни украинизации, и каждый человек должен иметь возможность творить в рамках той культуры, к которой принадлежит. Не возражал бывший диссидент и против отделения украинцев при остром желании — но только по итогам голосования, которое проводилось бы по каждой конкретной области.
Экономика и власть
В этой сфере Солженицын требовал немедленно и безоговорочно восстановить право частной собственности, ссылаясь в качестве примера на дореволюционные столыпинские реформы. Наемный труд — это благо, которого коммунисты научили стыдиться и которое на самом деле представляет собой лишь систему взаимопомощи свободных людей, писал он. Рыночные реформы пойдут на благо России, главное лишь не забыть на уровне государства поддержать тех, кто пострадает в процессе перехода.
В то же время писатель твердо отвергал современную на тот момент модель глобального рыночного капитализма.
Но в общем виде мне кажется ясным, что надо дать простор здоровой частной инициативе и поддерживать и защищать все виды мелких предприятий, на них-то скорей всего и расцветут местности, — однако твердо ограничить законами возможность безудержной концентрации капитала, ни в какой отрасли не дать создаваться монополиям, контролю одних предприятий над другими. Монополизация грозит ухудшением товаров: фирма может позволить себе, чтобы спрос не угасал, выпускать изделия недолговечные. Веками гордость фирм и владельцев вещей была неизносность товаров, ныне (на Западе) — оглушающая вереница все новых, новых кричащих моделей, а здоровое понятие ремонта — исчезает: едва подпорченная вещь вынужденно выбрасывается и покупается новая, — прямо напротив человеческому чувству самоограничения, прямой разврат. Александр Солженицын Как нам обустроить Россию?
Особенную опасность бывший диссидент видел в банках, которые при полной свободе превращаются из оперативных центров финансовой жизни в «ростовщические наросты», в самозванных хозяев жизни.
Удивление также может вызвать крайне настороженное отношение Солженицына к иностранным инвестициям. Современные экономисты считают приток капитала ключевым экономическим показателем и главным фактором роста, но писатель опасался, что скупка предприятий иностранцами превращает страну в зависимую колонию. Удивительно это потому, что Солженицын в тексте приводит множество исторических примеров и аналогий в рассуждениях на разные темы. Но если проанализировать историю XX века, то гораздо чаще иностранные капиталисты оказывались не владельцами страны, а заложниками ее правительства, которое в любой момент могло их собственность национализировать.
Такое осторожное отношение к финансовому капиталу может казаться созвучным левым идеям, но на самом деле является типичным традиционализмом. Шариат, например, строго запрещает ростовщичество.
Учитывая все это, нелегко понять тех, кто называет Солженицына либералом за его критику сталинских репрессий. Более того, к 2000-м годам, когда социалистическая экономика была давно в прошлом, риторика бывшего диссидента стала малоотличима от текстов патриотического публициста Александра Проханова.
Отчетливо видя, что нынешняя Россия не представляет им никакой угрозы, НАТО методически и настойчиво развивает свой военный аппарат — на Восток Европы и в континентальный охват России с Юга. Тут и открытая материальная и идеологическая поддержка «цветных» революций, парадоксальное внедрение Северо-атлантических интересов в Центральную Азию. Все это не оставляет сомнений, что готовится полное окружение России, а затем потеря ею суверенитета. Александр Солженицын из интервью газете «Московские новости» 2006 года
Сам Проханов, как сталинист, испытывает к Солженицыну смешанные чувства, но уважает его и считает, что писателя вопреки его воле использовали ЦРУ и либералы.
Зато как минимум один крупный российский политик любит Солженицына всерьез и давно. Это — Владимир Путин.
Так, в 2007 году он наградил писателя Государственной премией за выдающиеся достижения в области гуманитарной деятельности. В 2009 году он же, будучи уже премьер-министром, посетил могилу диссидента и воздал почести как «органичному и убежденному государственнику, который мог выступать против существующего режима, быть несогласным с властью, но государство было для которого константой».
В 2021 году Путин заявил своей задачей «сбережение народа», прямо процитировав Солженицына. В 2023 году он назвал его «истинным патриотом и националистом в хорошем смысле слова».
Сам писатель, что важно, Путина тоже любил, вплоть до того, что в интервью 2006 года назвал его спасителем русской государственности.
При Ельцине, по сути, та же линия была продолжена, но еще отягощена безмерным имущественным ограблением России, ее национального достояния, а также беспрепятствием и потакательством государственному хаосу. При Путине, не сразу, стали предприниматься обратные усилия спасения проваленной государственности. Правда, некоторые из этих попыток сначала носили характер скорее косметический, затем стали проявляться четче. Внешняя политика, при учете нашего состояния и возможностей, ведется разумно и все более дальновидно. Александр Солженицын из интервью газете «Московские новости» 2006 года
Так что Солженицын — это отличный пример того, как нельзя свести политику и политические взгляды к бинарным оппозициям, вроде «либерал — социалист» или «демократ — государственник». Поскольку яростный критик Сталина и диссидент в итоге стал лауреатом Государственной премии, изначально самим Сталиным и учрежденной.