Актриса Людмила Гурченко родилась 90 лет назад
Сегодня мы отметили бы юбилей Людмилы Гурченко - 90 лет. Она такую цифирь не любила. Да и кто ее любит! Особенно если - женщина. Втройне - если актриса, звезда. Представить ее девяностолетней невозможно.
Она всегда спешила. Жить так, чтобы успеть сделать как можно больше. Открыть что-то в мире и в самой себе. И подарить открытие зрителям. Мы так до конца и не узнали ее актерские возможности. То, что Гурченко замечательная актриса драмы, режиссерам стало ясно только после "Старых стен" - хотя были уже и ее Соня из "Балтийского неба", и Мария из "Рабочего поселка", ее все еще считали вечной Леночкой из "Карнавальной ночи". То, что она гомерически смешная характерная актриса - открылось миру в "Женитьбе Бальзаминова", где она придумала для своей приживалки Устиньки пластику, какая была бы у складного метра, научись он двигаться. То, что она фантастически колоритная "комическая старуха" - доказала в сорок два, в расцвете красоты и таланта, отплясывая чарльстон в "Бенефисе", и это была попытка внедриться в экзотичный для России жанр бурлеска.
Ей, как мало кому, был подвластен самый редкий из талантов - видеть трагичное или смешное в бытовом, рутинном. С ее наблюдательностью она копила штрихи жизни, чтобы потом импровизировать на эти темы в ролях. Из таких штрихов, например, соткана одна из самых ярких ее героинь - Раиса-разлучница в лирической комедии Владимира Меньшова "Любовь и голуби". Подхватив мотивы пьесы, она в этом образе очень многое придумала сама, ее фантазии подхватывал режиссер, роль с ее вошедшими в фольклор фразочками придумывалась на ходу азартно и весело.
В "Табачном капитане", "Соломенной шляпке" и "Красавце-мужчине" она выдает высший класс опереточного шика. В "Песнях военных лет" дарит нам вечер воспоминаний о войне, фронте и тыле, какому могла бы позавидовать королева "жанровой песни" Клавдия Шульженко.
Гурченко фактически автор своих ролей. В той же мере, в какой она автор своих книг и песен, своей жизни и судьбы. А так как кино - всегда сшибка амбиций актеров, режиссеров и драматургов, то это качество неизбежно усложняло ей жизнь, создавало ей репутацию актрисы сложной и неуживчивой, ломающей все заготовленные сценарии и концепции. Режиссеры-ремесленники ломали на ней зубы. Режиссеры-творцы в конечном итоге понимали, что им сказочно повезло. Даже обиженные потом признавали, что права была она, Гурченко. Что у нее редкая творческая интуиция и безупречный слух на правду.

Так, например, возник знаменитый спор Гурченко с Петром Тодоровским, снимавшим "Любимую женщину механика Гаврилова". Ее Рита, влюбившись в механика Гаврилова, весь фильм ждала только его, верила в его любовь, его рыцарство, верила в свой идеал. И в сценарии, и в режиссерском замысле Гаврилов в финале должен был появиться весь в бинтах и в инвалидном кресле, обрушив все ее грезы. Актриса настояла, чтобы он явился во всем блеске - белозубый и победительный. Она чувствовала внутреннюю логику образа, который создавала, и не дала ее разрушить.

Все это, сложное, пришедшее прямиком из жизни, она бесконечно любила и умела в этом пространстве существовать правдиво и выразительно. Но был жанр, для которого она была рождена - абсолютно условный и в своей условности всемогущий жанр мюзикла. Она поняла это с детства, когда в оккупированном Харькове смотрела "Девушку моей мечты" с Марикой Рёкк. И с той поры мечта блистать в волнах музыки, пения и танца ее не покидала: музыка ее электризовала, она ее слышала везде - в шумах природы, в людском говоре, в собственной походке. Явись в ее юности проницательный продюсер - Гурченко стала бы всесветно знаменитой, но для этого нужно было построить наш Бродвей, а его не было.

Она все равно пела и танцевала, но фактически в пустоте: для мюзикла в СССР не было ценящей его публики. Критики ценили ее работы в шедеврах кинодрамы "Двадцать дней без войны", "Пять вечеров", "Дневник директора школы", "Семейная мелодрама", "Сибириада"... Но о ее музыкальных картинах "Небесные ласточки" по оперетте Эрве или "Рецепт ее молодости" по Карелу Чапеку писали снисходительно. Публика музыкальные фильмы охотно смотрела, но актрисой года тем не менее назвала за роль в драме "Полеты во сне и наяву". Мюзикл, музыкальная комедия в сознании масс были вторым сортом, не имеющим отношения к "столбовой дороге" серьезного кино.

А для Гурченко этот жанр был главным, о нем она грезила, именно для него была приспособлена идеально - как никто другой в нашем кино. Она и в драме играла музыкально - походка отбивала ритм, пластика излучала мелодии. Но если окинуть взором ее огромную фильмографию, настоящих музыкальных картин там раз-две и обчелся. Ей повезло с режиссером Евгением Гинзбургом, тоже фанатом этого жанра, и она снялась в "Бенефисе", в "Рецепте ее молодости", но своего Григория Александрова ей встретить на довелось.
Она всю жизнь жила как на качелях, набравших смертельный размах. Ее всегда бросало от триумфа к ощущению полной своей ненужности. И ее очень рано стало преследовать предчувствие конца. Она была в расцвете таланта и формы, когда решила, что драматург Виктор Мережко роль вышедшей в тираж актрисы списал с нее - и снималась в фильме "Аплодисменты, аплодисменты…", словно исповедовалась в сокровенном, провидя неизбежность судьбы. Выходя в своих концертах к переполненному залу, часто начинала фразой: "Как видите, я еще жива!". И, примерив в "Бенефисе" маску комической старухи, больше не играла возрастных ролей, пройдя мимо своей еще одной, потенциально великой актерской ипостаси.

Много спорила. Отдавалась делу полностью, ничего не оставляя для себя, и этого ждала от партнеров. Она многое пережила и об этом откровенно рассказала в своих книгах, которые писала сама, без помощи "литературных негров". Сама шила платья для своих ролей, сама писала музыку для своих песен, ее талантам не было числа, и только одного она не умела - двоедушия. Такие не живут - заживо сгорают. Не умеют быть спокойными, умиротворенными - и такой же преданности делу требуют от окружающих. Постоянно корила себя: "Мне не хватает сдержанности!". И постоянно срывалась снова. "Выдержать меня, мой максимализм трудно, что там говорить…"

В одной из книг она назвала свою жизнь поединком с судьбой. В ее судьбе, как в никакой другой, вырисовалась роль случая. Когда-то в коридоре "Мосфильма" тогдашний директор студии Иван Пырьев встретил девушку в платье колоколом - ее недавно забраковали на пробах. Остановился, присмотрелся. Привел ее в гримерную, сказал Эльдару Рязанову: пробуйте еще. Так появилась "Карнавальная ночь" и с ней зажглась суперзвезда Людмила Гурченко.
А если бы Пырьев пошел в тот миг по другому коридору?