С осени 2016 года молодая и, как водится, бездомная команда артистов из Мастерской Дмитрия Брусникина, в три года завоевавшей театральную Москву своими «синтетическими» спектаклями, заселилась в «Практику». В театре, специально выращенном продюсером Эдуардом Бояковым, а затем — драматургом Иваном Вырыпаевым, как площадка для новых текстов и экспериментов, «брусникинцы» стали резидентами, то есть, не являясь труппой, могут репетировать и выпускать спектакли. Свою новую жизнь в «Практике» Мастерская открывает премьерой «Кандида» — опереттой на поэтический текст Андрея Родионова и Катерины Троепольской, актуализировавших знаменитый текст Вольтера. На одном поле («Кандида» играют на площадке театра «Градский Холл») собрались, кроме молодых артистов, художники из Британской Высшей школы дизайна и композитор, недавно закончивший консерваторию. Правила игры в этом коллективном беспределе придумала и установила режиссер Лиза Бондарь. Я привыкла работать в театрах, где артисты существуют отдельно — то есть я не чувствовала, что такое «театр-семья». Мои любимые оперные режиссеры — как Дмитрий Черняков, например, — собирают артистов по кастингу. Так в основном и есть сегодня — интересные спектакли и режиссеры, и это неплохо. А тут, встретившись с коллективом «брусникинцев», я почувствовала, что с театром никогда и не сталкивалась. Сначала я их не могла воспринимать отдельно друг от друга. Был большой поток энергии, с которой я боролась или устанавливала связи, но именно как с единым организмом, с органичной совокупностью разных людей. И только спустя полтора месяца я начала их дифференцировать как личностей, наблюдать за их внутренней жизнью, отношениями, понимать иерархию внутри Мастерской. С этим было тяжело: я чувствовала, что я не режиссер и не знаю, как с этим быть. В итоге отношения все равно сложные, но я их уже полюбила такими, какие они есть. Это театр-семья. Всю эту кашу с таким большим количеством людей заварила я. С самого начала было ясно, что надо путешествовать по разным жанрам театра, через вампуку, высмеивание оперетты и театральных штампов, потому что это и есть художественное выражение Вольтера, который относился к своему произведению несерьезно, выпускал его как плутовской роман и под чужим именем и простебал в нем общество и институты, к которым критически относился. А потом мы с Дмитрием Брусникиным вспомнили о Гале Солодовниковой и Полине Бахтиной, которые как раз в этом году выпустили студентов. Потом нашли композитора, который тоже отразил это путешествие по стилям. А потом пошел процесс коллективного сочинения, пока я не поняла, что нужно идти в одном направлении, и обозначила единый вектор для всех. «Парад уродов», который мы устраиваем, отображает идею автора: ведь в этих главах много крови и жесткости, и ты не понимаешь, смеяться над этим или нет. А Вольтер ржал над этим. Если делать предельно серьезно, не будет схвачено зерно. Но идти дорогой «по штампам» — тоже опасно, тем более что «брусникинцы» привыкли существовать в другой эстетике и понадобилось время, чтобы убедить их получать от дуракаваляния кайф. В этом тоже был риск и самоотверженность, но Игорь и Настя (Игорь Титов и Анастасия Великородная, исполнители главных ролей — прим. «Ленты.ру») и Даша Ворохобко (исполнительница роли Старухи — прим. «Ленты.ру») помогали мне протаптывать этот жанр. Именно через их сцену мы нащупали правильный вектор спектакля. Как и все титаны, Вольтер работает в зоне проблематики вечного: политика, религия, мораль. В каждой сцене — какая-то проблема. В одной — монашки и все, что связано с институтом церкви. В другой — плоть и извечные семь грехов. В третьей — просто обман. В четвертой — общество. Мой герой — испытатель, который выходит в жизнь с конкретной установкой (у кого-то — Библия, у кого-то — Бакунин) и начинает по ней все мерить. Это похоже на историю молодого актера, только выпустившегося из школы-студии и столкнувшегося с другим миром. В результате ты либо меняешься, либо ломаешься. И наша труппа и есть Кандид, который проходит сейчас через разные виды театра: драматический, пластический, музыкальный. Мы впервые так внимательно стали работать с музыкой, за что отдельное спасибо композитору «Кандида», Андрею Бесогонову. Нет, мы не стали асами в оперном пении и не начали круто разбираться в музыке. Но, например, мы впервые столкнулись с интонированием. В драматическом театре оно обычно употребляется в отрицательной коннотации, а здесь — совсем иначе. Ну, и главное — до этого мы сами себе подыгрывали, а здесь произошел контакт с оркестром. А это же мечта детства — петь под оркестр! Наш «Кандид» — это игра. От игры в театр и оперу до детских кукольных переодевалок и BDSM. В спектакле есть и Бьонсе-боди Даши Ворохобко, и плащ, сшитый из китайской клетчатой сумки, и уши Микки-Мауса, и неопреновые кислотные, как бы пластилиновые, костюмы главных героев — все фантазийные клише были собраны здесь намеренно, чтобы история выглядела максимально иронично и местами безумно. И, думаю, у нас получилось. Видео, как и все в спектакле, поддерживает ощущение, что происходящее на сцене — игра. Актеры взаимодействуют с анимацией, картинка показывает переход героев с уровня на уровень, Париж — это пиксельные круассаны. Все намеренно пропитано духом наивности. Я сразу загорелся идеей калейдоскопа — в вольтеровском «Кандиде» с персонажем происходит столько событий по всему миру, что только в такой стилистике можно решить сюжет. Получилось путешествие не только по миру, но и по музыкальным эпохам. Я отобрал исторически наиболее крупные стили, используя систему цитирования оригиналов: классицизм, романтизм, ренессанс, готику, джаз, и есть один эпизод с рэпом. Сцена со старухой и Кунигундой, похожая на романтическую оперу, — это как раз под романтизм. В сцену военных учений я вставил цитату из произведения Фридриха Великого, который был композитором, соединив ее с «Немецкой симфонией» Шостаковича, — получился сюжет о войне как проявлении бесчеловечности. Понимая, что пришел в драматический театр, где все очень талантливые и все умеют делать, но не являются певцами в профессиональном понимании, я нашел такой подход, при котором самое главное — знать, когда и в каком характере произносить текст. А интонирование само приложится. Тогда человек, в том числе не поющий, ритмически осознает, что именно он говорит. Здесь нет заявки на совершенство оперной постановки: куда интереснее смотреть, как они поют, как обыгрывается и пародируется тот или иной жанр или театральный штамп, и как Кандид поет арию мести со словами «Моя жизнь — это полная жопа». Если уж врать — то на полную. Простодушные «Кандид» Совместный проект театра «Практика» и Мастерской Дмитрия Брусникина 30 сентября, 1 октября, на сцене театра «Градский Холл»
