Дарья Урсуляк: "моя героиня вскрывает стыдные, больные темы"
Одна из самых ожидаемых премьер нового театрального сезона — постановка "Ивонна, принцесса Бургундская" — состоится в Театре Наций 10 октября. Спектакль по известной пьесе польского классика Витольда Гомбровича в Москву впервые приехал ставить руководитель новаторского театра "ТР Варшава" Гжегож Яжина. История странной молчаливой девушки Ивонны, которая становится объектом интриг королевской семьи, принято считать абсурдистской, но польский режиссер обещает превратить её в актуальную социальную драму. Исполнительница главной роли в российской постановке актриса Дарья Урсуляк рассказала Анне Михайловой о том, как сыграет роль без слов, что общего у России и Польши, и почему отечественное кино больше не развивает артиста. - Расскажите, как проходил кастинг? Ведь у Вашей героини в тексте практически нет реплик, а единственная прописанная автором эмоция — апатия. Как у вас получилось это убедительно сыграть? — Кастинг был совершенно необычным. Мы пришли, и Гжегож попросил нас просто существовать в этюдном формате: он предложил такой вариант, что Ивонна — человек из какого-то племени, дикарка из незнакомой нам культуры, и в этом предложил пожить столько, сколько мы сможем. И в этот момент я поняла, о чем идет речь. - В ходе работы с Гжегожем Яжиной Вы почувствовали какие-то кардинальные различия между польским театром и российским? — Польский театр другой абсолютно. Не похож ни на что, ничего подобно я не делала за свою недолгую работу в театре. У Яжины принципиально другой подход к тому, что должно происходить на сцене, как должны взаимодействовать артисты, что они должны уметь. - Какие от Вас потребовались неожиданные умения? — Владение телом или энергией. Гжегож говорит скорее о метафизических вещах. Об этом реже приходится задумываться в нашем российском театре: о своей позиции, об ощущении самой себя, своем манифесте, о своей теме, которую у нас не так часто принято разбирать. Плюс "Ивонна" — это такой абсурдистский мир. Есть абсурд Гжегожа, есть абсурд автора пьесы Гомбровича, и попасть в эту стилистику не всегда легко. Мы пытаемся найти какое-то общее звучание. Мы все в одной лодке поиска и старания. - В постановке Владимира Мирзоева в театре Вахтангова в 2011 году Ивонна получилась персонажем не абсурдистским, а скорее трагическим — полукалекой-полуюродивой. А какая она у Яжины? — На самом деле, наверное, Ивонна во многом похожа на меня. Хотя я не знаю, в каком виде этот образ дойдет до премьеры, потому что каждый день появляются новые ощущения. Мне каждый раз кажется, что ключик-то я нашла, а на следующий день понимаю, что ничего я не нашла. Репетиция спектакля "Ивонна, принцесса Бургундская" - Это происходит за счет режиссерской работы или Вы стали лучше понимать текст Гомбровича? — Текст в принципе стал отправной точкой для жизни, которая у нас началась. Гжегож часто говорит про тайну, которая всегда быть должна быть в артисте, в происходящем на сцене, и вот эту тайну я стараюсь уловить. - Получается, что российские режиссеры более авторитарны, если можно так выразиться, потому что они дают вам установку и вы в ней живете. Атут трактовку образа ждут от Вас? — Наши режиссеры тоже разные, но, наверное, мне приходилось сталкиваться с теми, у кого есть даже на уровне мизансцен четкое понимание того, что они хотят. А Гжегож, конечно, во многом идет от артиста, от того, что артист может ему предоставить. Тем не менее, он все равно подсказывает, все время ведет меня, я это тоже чувствую. - Вы задумывались о том, как эту довольно экзотичную для нашего репертуарного театра пьесу воспримет зритель? Вас вообще это волнует? — Мне кажется, если об этом думать, можно сойти с ума. Уже сейчас на репетициях возникает ощущение, что мы говорим о каких-то очень важных вещах и совершаем какие-то странные действия, которые, может быть, не всем будут понятны, но для нас они имеют невероятный смысл. Мне нужно, "договориться" с самой собой и с режиссером, а дальше зритель подтянется. — Что Вас в этой пьесе зацепило? — Она вскрывает очень глубокие, порой стыдные вещи, больные места человека, как на сеансе у психоаналитика. Во всяком случае, у меня сейчас такое ощущение от того, что делает Гжегож с этой пьесой. Он очень живо реагирует на то, что мы делаем. В процессе работы он говорит и о польском театре, и о том, что происходит в Польше в принципе. Мы много говорим о наших странах. - Обнаружили что-то схожее? — Есть какие-то табуированные вещи и у нас, и в Польше. В принципе система неправды и система лицемерия одинакова везде. А Ивонна — единственная, кто вне этой системы. Я должна представлять противоположную сторону, и это, конечно, сложно. Я пытаюсь объяснить, почему героиня именно она, и почему оказалась внутри такого конфликта. - Принцип работы Театра Наций, когда приглашается режиссер и набирается труппа под отдельный проект, Вам близок? Или вам привычнее классический вариант репертуарного театра? — То, как живет Театр Наций, я понимаю. Сюда стекаются люди очень "жадные" до театра, до новой работы, которым неинтересно делать одно и тоже, им хочется овладеть профессией во всем её многообразии. И конечно, это прекрасно, я абсолютно влюблена в этот театр, в то, как он живет и чем он дышит. Хотя мне ближе классический вариант. Мой театр "Сатирикон" репертуарный, и мне нравится, что он такой. Мне нравится, что у него есть труппа и есть спектакли, которые идут много-много лет. Я в этом смысле консервативна. Репетиция спектакля "Ивонна, принцесса Бургундская" - Вы себя больше видите как театральную актрису или хотели бы продолжить работать в кино? — Так жизнь складывается, что то, что предлагает театр сейчас не может сравниться с тем, что предлагает кино в плане актерского развития. В кино некому раскрыть артиста. Раньше это было, а теперь исчезло почему-то. Как правило, кастинг совершается таким способом: "нужна брошенная жена, кто у нас это делает?" И вот есть актрис семь брошенных жен. Или там герои-любовники, пропитые мужья и так далее. А так чтобы удивить, себя, друг друга, в удовольствие сделать — это крайне редко. - А почему это происходит в кино, но не в театре, ведь он тоже зависит от продажи билетов и заполняемости залов? — Зависит, но не в такой степени, как кино. Есть зазор, который позволяет театру заниматься поисками, куда-то двигаться, давать артисту почву, вообще ощущение того, что он артист. Когда я работаю в театре, то даже когда делаю что-то маленькое или просто прихожу на репетицию, у меня есть абсолютное ощущение того, что что-то хорошее происходит и я — молодец.