Длинная жизнь под развалиной радуги

Я так редко хожу в театры, что каждый раз это становится вполне себе сильным ощущением, строго говоря, одна из главных задач приходящего в театр — позволить себе увидеть это наивными глазами. Пробиться к неочевидному. Глубинному. Порой, напротив, простому и поверхностному, но интересному. Никак не получается. Слишком умный. Вот вроде бы хороший театр. Хотя вот на следующий день пришёл в тот же театр на другой спектакль, не менее интересного режиссёра, казалось бы, со звёздным составом. И первый раз в жизни ушёл со второго акта… Мучаясь лёгким чувством вины. Может быть, дело в том, что просто не хватает возможности откликнуться на прекрасное. Ведь лучше жить с ощущением, что каждый человек, от продавца жетонов в метро до дворника, — гений. А любое произведение искусства — уж в которое вложены такие силы, деньги, ноты, декорации — достойно того, чтобы его посмотреть. Но ушёл. А с этого спектакля не ушёл. Более того, он показался мне прекрасным… В этом можно было увидеть почти всё что угодно. Для желающих от Счастливцева и Несчастливцева до «Шести персонажей в поисках автора» или спектаклей Пины Бауш… А можно было увидеть кино. Например, «Дети райка». Контекстов сколько угодно. И действительно, спектакль очень выразителен изобразительно, от сценографии до сценических эффектов, которые, впрочем, придуманы не ради них самих, а идеально вписываются в плоть режиссуры. Тут же много юмора. И очень много грусти. Кроме того, этот спектакль позволяет столкнуться с драматургией не очень известного в России драматурга Томаса Бернхарда. Который, впрочем, издавался в издательстве «Радуга» когда-то, но с тех пор много радуг обрушилось… Впрочем, пару лет назад пьеса «Минетти» игралась на крупнейшем мировом театральном фестивале. А в России почти не исполняется. Уникальность пьесы в том числе в том, что она написана для конкретного актёра. Друга драматурга. Известнейшего немецкого актёра Минетти. Который успел поиграть и в пропагандистских фильмах Третьего рейха, и во всём остальном. Буквально лучших спектаклях европейского театра. И прожил почти сто лет. Тогда понятно, что это вполне себе «король Лир», тогда понятно, какой реальный объём судьбы за этим скрывается. Реальной биографии. Может ли сыграть это другой актёр? Тоже хороший? Но не друг драматурга. И не такой большой. И не с такой судьбой. Наверное, может… Сама режиссура спектакля несколько развлекательная. В хорошем смысле. Здесь не дают скучать. Периодически кто-то бегает и прыгает, поёт, шутит. Вообще (как часто бывает в современном театре) всё происходит скорее через высмеивание и травестирование, только так режиссёр осмеливается прикоснуться к подлинному. Преодолеть затверженность, заученность, театральные общие места. Так будут даны клоунский монолог из «Ромео и Джульетты», «портье», который читает монолог Гамлета… Стихи Серебряного века в начале. Режиссёр совершенно свободно монтирует сцены, воспоминания… Иногда это кажется даже несколько слишком «сделанным». Когда актёры играют «свободу» очень отрепетированно, то это кажется печальным, постановочность и выверенность вставных номеров, проходов. Видно, что это много раз тренировалось. По движению, свету, вокалу… В этом оказывается чуть меньше жизни, чем могло. Но это всё вызывает восхищение: как, например, полёт группы самолётов, которые исполняют фигуры высшего пилотажа, хотя это чуть-чуть отличается от свободной импровизации… Это как бы обязательная программа. Ведущий спектакль актёр великолепно играет всё, что его попросили сыграть. Играет вдохновенно, ярко, но в пределе играет, как играл бы всё что угодно. Здесь, конечно, восприятие зрителей разнится от пресловутых «верю-не верю» до того, насколько это кажется настоящим, важным… Ну нельзя же винить актёра за то, что он идёт в свет и плачет нужным глазом. В конце концов, это ведь и есть до какой-то степени профессионализм, который устраивает подавляющее большинство зрителей. Театральная реальность часто не оставляет равнодушным, а если оставляет — то мы не терпим этого. Мы ведь приходим в театр, чтобы нас развлекли, или чтобы мы освободились посредством «катарсиса», перебросили мячик страдания на сторону актёров. Даже самые «продвинутые» эстеты не будут сидеть два часа перед пустой сценой. Только если они совсем уж достигли просветления. Никто не удивляется тому, что прогулка по городу может показаться скучной, мало кто решиться всерьёз избить море за то, что оно плохо шумит, но от спектакля мы словно бы часто ждём созвучности (и даже подтверждения) нашему мироощущению, точке зрения на мир, личным ценностям… Иначе уходим. А если нам нравится, то говорим, что это хорошо… Этот спектакль всем нравится. И чем «ближе» человек к театру, тем больше он знает, как надо, даже «профессиональные поедатели бутербродов». Завсегдатаи театральных буфетов заряженно готовы обшукивать или аплодировать, что уж говорить о критиках или (боже упаси) актёрах и (совсем ужас) режиссёрах, которые вообще уверены, что они всё понимают на порядок лучше, чем создатели спектакля. В конечном счёте, а кто знает как надо? Кто имеет на что право? Кто какие деньги за что платил? Какие судьбы как окупал? Какие меценаты? Каким богам и правителям присягал? Кому раздавал царство? Кому дарил свою жизнь, талант, душу? И как нужно признаваться в любви? Какими словами? Насколько искренне? В конечном счёте театр становится просто частью жизнью тех, кто им занимается, и даже просто зрителей. Которые на какое-то время вдруг (о порыв ветра и вентилятора и рваных бумажек снега) сталкиваются с вечностью. С гением. В фойе театрально продавали шоколадки с разными спектаклями. Это было глупо, смешно и театрально. Шоколадка «Король Лир». Немного горчит, но на пару вечеров хватит. А потом снег и порыв ветра.