Тартюф в венценосной семье
Что общего между мольеровским Тартюфом, выдуманным персонажем XVIII века, и Григорием Распутиным, реальной исторической фигурой рубежа XIX–XX веков? Ответ на этот вопрос знает режиссер очередной премьеры Электротеатра «Станиславский» Филипп Григорьян. В преддверии столетия русской революции он отправил героев классической комедии в Россию времен Николая II. О том, что зритель увидит на сцене нечто далекое от оригинала, предупреждает программка. На ней — картинка из будней сантехника: рука в резиновой перчатке вытягивает из слива ванной клок волос, что, видимо, должно символизировать неприглядные остатки шевелюры царского фаворита. Те из зрителей, кто пришел на «великую комедию Мольера — пьесу с грандиозной сценической историей и бурной предысторией, включающей в себя скандал и двукратный запрет» (так анонсирует спектакль программка), удивятся первой же сцене. Плач Дорины (Елена Морозова) настраивает на явную трагедию. Не ограничившись жанровыми неожиданностями, Григорьян решил поэкспериментировать со сценическим пространством. Режиссер разделил зрительный зал пополам. В центре — сцена, у которой нет задника. Актеры — как на ладони, играют будто в площадном театре. Мы видим императора Николая II (удивительно похожий на царя Юрий Дуванов) в окружении семьи. В его уста вложены слова мольеровского Оргона. Соответственно, Эльмира — это Александра Федоровна (утонченная Ирина Гринева), Дамис — царевич (Евгений Капустин). Реплики Марианы разделены между четырьмя великими княжнами (Юлия Абдель Фаттах, Екатерина Андреева, Анна Даукаева, Анастасия Фурса). Тартюф (комикующий Лера Горин) — не кто иной, как Распутин. На голове колтуны из грязных, спутанных волос, борода до колен. Историки по-разному оценивают роль старца в судьбе царской семьи и всей страны, но Григорьян его воспринимает однозначно. — Тартюф — чудовище, абсолютное зло, — считает режиссер. — Какая разница, чего он хочет? Вопрос в том, кто, как и зачем впустил в дом этого безликого монстра. А впустить может только глава семьи или государства. После двухчасового первого действия зритель настраивается на развязку, но режиссер вдруг меняет концепцию и пространство. В антракте публику пересаживают в противоположную часть зала. За полиэтиленовым занавесом скрывается современный интерьер. Теперь Дорина — горничная с пылесосом, а Оргон — развенчанный царь на допросе в НКВД. Его унижают, вываливая на голову недоеденные макароны. Под давлением Оргон подписывает дарственную на дом: режиссер проводит параллель с отречением от престола. Счастливый Тартюф ликует. Из небритого старца персонаж превращается в гламурного фрика. Весь в парче, в золотых легинсах, на высоченных каблуках, он радуется приобретению, вытанцовывая под ритмичную музыку. И зал наконец искренне хохочет, приветствуя возвращение комедийного начала. Однако радость Тартюфа и смех зрителей длится недолго. Посланник короля в облике гранд-дамы в деловом костюме со словами «хрень какая-то» приносит грамоту, согласно которой все отнятое вернули хозяину, а мошеннику досталось по заслугам. История последнего российского императора, как известно, завершилась не столь благополучно, но об этом в постановке «Электротеатра» ни слова.
