«Танго. Этюды» на сцене Волковского: давайте потанцуем!
С начала нового театрального сезона в Ярославле Волковский театр выпустил уже три премьеры. Одна из них — «Танго. Этюды» — была презентована в сентябре в рамках Международного Волковского фестиваля. «Танго» — не первый пластический спектакль на сцене Первого русского. На моей памяти был еще «Орфей и Эвридика» — совершенно потрясающая постановка, фееричная по реализации ритмических фраз. «Танго» — это совсем другая история. Это хореографический эксперимент, в центре которого несколько не связанных единым сюжетом ситуаций, достаточно динамичный и непродолжительный по времени. То есть, зритель получает мощный заряд разноплановых эмоций, который не успевает снизиться за время спектакля, и уходит домой еще наэлектризованный ими. В общем, секрет воздействия на зал обусловлен самой логикой танго: страсть и лаконизм. Казалось бы, что нового можно сказать о любви в танце, и уж тем более в танго. Да и вообще о танго — что можно еще добавить ко всему печатному, поэтическому, музыкальному, кино‑ и прочему культурному «багажу»? Впрочем, если бы авторы спектакля думали об этом, вряд ли бы постановка вообще получилась. Поэтому на Волковской сцене «Танго» просто танцевали, обогатив хореографию драматургией. И отказ от единого сюжета здесь стал очень удачным решением. Каждая сцена — отдельный этюд, история, наполненная своими событиями и чувствами. В целом же главная тема спектакля — любовь и разнообразие ее проявлений. Как зарождается любовь, какой она бывает и как легко ее потерять — весь спектр отношений между мужчиной и женщиной в максимальной эмоциональной амплитуде. Вообще, если вы смотрите «Танго», вы видите два явления: танец и драму, в нем воплощенную. Нюансы отношений между мужчиной и женщиной, первые робкие чувства и перепутанные сети адюльтеров, соединения и разлуки, преступление и прощение, юмор и трагедия, страсть и мелодрама — все это в ритме танго. Добавьте к этому краски часто меняющихся костюмов, гармонию световой композиции, оттенки музыкальных фраз — и вы чувствуете, что увлечены потоком танца. Драматургическая составляющая спектакля очевидна в ситуационных сценах, где обозначен небольшой, но четко читаемый сюжет, окрашенный яркими эмоциями и неоднозначными смыслами. Например, знакомая сегодня ситуация — сильная женщина, добившаяся успеха и презирающая своего мужчину. Но вдруг мужчина, уже надевший с подчеркнутым сарказмом платье, показывает характер и восстанавливает свое право на мужество и на жену. И после его ухода она остается слабой, хрупкой, уже не в брючном костюме, а в тонком хитоне пастельного цвета — само воплощение нежности и уязвимости. То есть она снова становится женщиной и счастлива этим. В другой сцене первая симпатия и близость растворяются в потоке обыденных связей, но в итоге нет никаких трагедий — только новый сильный игрок на любовном поле. Значительно «тоньше» звучат переходы. Вот несколько пар переплетаются руками с чужими партнерами, или изображают собой клавиши рояля, играя мелодию. Вот женщины оседлали мужчин, нагруженных авоськами с продуктами. Вот мужчина пытается усадить женщину на стул, а она убегает — то в ужасе, то с задором: «а ну, догони», то с равнодушием. Стул здесь — символ домашней клетки, брака, привязки к социальному статусу: «вот твое место». Конечно, согласиться с этой участью готовы не все. И героиня Анны Ткачёвой, наконец опускаясь на сиденье с обреченным выражением лица, напоминает пойманную птицу, подчинившуюся безысходности положения. События и состояния сменяются динамично и естественно — сама композиция спектакля выглядит как танцевальные па. При этом актеры лишены права слова, а пара-тройка коротких фраз — лишь приглушенный фон. Содержание спектакля — в сочетании музыки, света и, самое главное — действия. И в таких условиях актерам замечательно удается донести до зрителя суть происходящего и передать малейшие оттенки эмоций. Конечно, здесь стоит учитывать, что зритель в зале склонен к эмпатии — эти гендерные игры знакомы каждому. Но при всем при том зрителю не стоит надеяться, что наблюдение за происходящим на сцене — простите, на паркете, это же танго — станет просто эстетическим удовольствием. Невольно возникает вопрос идентификации и, как следствие, самоопределения: кто мы — противники, партнеры, любовники, половинки одного целого или случайные люди, совершившие ошибку? А потому новый разговор на старые темы снова будет актуален и интересен. В общем, эксперимент Волковского театра, несомненно, удался. «Танго» получилось ярким, выразительным, проникновенным и страстным. Спектакль, рожденный в гармонии нескольких искусств, стал прекрасным образцом современного театра, полным достоинства, творчества и любви к сцене и к зрителю.
