Давид Смелянский: «Продюсер, как повар, готовит вкусное блюдо»

Давида Смелянского называют Дягилевым наших дней. А он отшучивается и считает себя поваром, который на театральных подмостках готовит «блюдо с перцем». Самое перченое из свеженького — опера «Преступление и наказание», которую на сцене Театра мюзикла поставил Андрей Кончаловский. С Давидом Смелянским встретился корреспондент «Известий». — Давайте начнем издалека. Вы познакомили зрителя с антрепризой не где-нибудь, а в МХТ имени Чехова. — В 1992 году впервые на постсоветском пространстве создавался антрепризный спектакль «Игроки ХХI». Режиссером-постановщиком был Сергей Юрьевич Юрский, а я имел честь принимать участие в этом эксперименте в качестве продюсера. — В ту пору театром руководил Олег Ефремов. Как вы уговорили его на такую авантюру? — Мы с Юрским встретились с Ефремовым. Нас поддержал президент Конфедерации театральных союзов Кирилл Юрьевич Лавров. Великий Олег Николаевич, не задумываясь, сказал «да». Так антреприза впервые появилась на сцене Художественного театра. — Как зритель принял «Игроков ХХI»? — Аншлаги на всех спектаклях. Каждый раз приходилось чуть ли не конную милицию вызывать. Как говорится, зрители висели на люстре. Но из-за скоропостижной кончины Евгения Евстигнеева мы с Юрским приняли решение, что сыграем 60 спектаклей и завершим этот проект. Сергей Юрьевич очень боялся, что приход нового исполнителя на роль, которую играл Евстигнеев, разрушит атмосферу спектакля. Он принял решение сам ввестись на эту роль. И сыграл более двух десятков спектаклей. — Сейчас вы работаете с другим мэтром — Андреем Кончаловским. Как вы познакомились? — Когда Андрей Сергеевич вернулся из Америки в Россию, он каким-то образом узнал, чем я занимаюсь (до этого мы знакомы не были) и попросил нашу общую знакомую меня ему представить. Знакомство мы начали с постановки огромного гала-представления на Красной площади в честь 850-летия Москвы. Андрей Сергеевич стал режиссером-постановщиком, а я — продюсером. Тогда же я впервые услышал, что идет работа над оперой «Преступление и наказание». Периодически при встрече со мной Кончаловский спрашивал, когда мы ее поставим. — Говорят, вы целых 30 лет готовили постановку. — 30 лет я не имел к постановке никакого отношения, это Кончаловский с Артемьевым и Ряшенцевым работали над оперой. А когда опера стала обретать законченный вид, то не было денег, то еще что-то мешало... Тем временем Артемьев завершил оперу, и вместе с Кончаловским они записали ее с симфоническим оркестром и вокалистами на диск. И Андрей снова завелся с постановкой. Года три назад раздался звонок Кончаловского, который сказал: «Я готов за минимальные деньги поставить спектакль». К этому времени мы с Михаилом Швыдким открыли «Театр мюзикла». А поскольку существовала четырехчасовая аудиозапись, я уговорил Швыдкого послушать диск. Музыка ему понравилась. И в итоге в репертуаре нашего театра появился спектакль «Преступление и наказание». Мы прошли долгий путь: сокращения, переделка аранжировки, чтобы она звучала современно, редактура текстов — все-таки 30 лет прошло... — В результате вышел спектакль, который стал событием. — В основном зрителями «Преступления и наказания» стала, как ни странно, молодежь, что всех нас очень радует — вряд ли они возьмут когда-нибудь в руки эту книжку. Я 25 лет преподаю в ГИТИСе. К сожалению, молодые люди приходят сейчас малообразованные. Они в этом не виноваты, это издержки школы и времени. Я всё время приглашаю к своим студентам великих режиссеров и актеров — пытаюсь создать художественную среду, чтобы их образовать и погрузить в атмосферу театра. — Вы как-то сравнили работу продюсера с ремеслом повара. — Так и есть. Как повар берет разные ингредиенты и готовит вкусное блюдо, так и продюсер берет разных артистов, режиссеров, композиторов, сценографов и делает спектакль. Знаете, за что я люблю Нью-Йорк? Это город-котел, где делают самую «горячую еду». Я сейчас говорю не про реальную кухню и даже не про политическую. А про жизнь, которая там бурлит. Москва тоже становится таким городом. Потому что все нации и расы собираются здесь и получается крутой замес. А в результате — блюдо с перцем! — Вы хорошо готовите? — Вообще-то неплохо. По молодости я любил постоять у плиты. А сейчас, к сожалению, времени не хватает. Я — продюсер театра Александра Калягина Et Cetera, продюсер «Театра мюзикла», заведую кафедрой продюсирования и менеджмента сценических искусств в ГИТИСе, а еще есть музыкальный фестиваль Crescendo, театральный фестиваль «Балтийские сезоны»... — А трудовая ваша где лежит? — В Министерстве культуры, в Государственном театральном агентстве, которое я создал 24 года назад. Когда-то это было первое частное агентство. Но в 1990-е меня замучили налогами. Тогда начали появляться первые частные кафе, магазины и прочий бизнес. И как только люди расправляли плечи, имели первый успех, сразу появлялось столько желающих поживиться за их счет... И тогда я закричал «караул». Нашел друзей, которые помогли спасти агентство. Меня перевели в федеральное подчинение. Но это не мешает мне работать так, чтобы соответствовать времени. — Вам не привыкать быть первым. Даже оперную приму Галину Вишневскую уговорили выйти на драматическую сцену. И опять же в антрепризе. — После того, как я выпустил в «Ленкоме» спектакль Sorry, который поставил Глеб Панфилов по пьесе Галина, а в главных ролях на сцену вышли Инна Чурикова и Николай Караченцов, появился еще один проект. Режиссер Долгачев предложил пьесу Елены Греминой «За зеркалом» и сказал, что сыграть ее может только одна великая женщина — Галина Павловна Вишневская. Я заинтересовался, поехал на разговор к ней и уговорил. — Потом вы придумали для Вишневской «Школу оперного пения», которая существует по сей день. — Как-то мы ехали с ней в поезде из Екатеринбурга в Омск, где должны были играть этот самый спектакль «За зеркалом». За ужином под шампанское я завел разговор: «Галина Павловна, а что вы все время летаете с мастер-классами по всему миру? Может, пора открыть в Москве школу и пусть ученики сами к вам прилетают?» Сказал и забыл. А она не забыла. Был юбилей Шнитке, и к нему на концерт приехали многие артисты, в том числе Ростропович с Вишневской. Я пришел к ним домой в Газетный переулок. Мстислав Леопольдович встретил меня и спрашивает: «Ты что сказал моей жене?» Я рассказываю о школе. «Гениальная идея! Делаем», — решает он. А потом предложил отправиться с ним на неделю в Оренбург. Мол, обсудим, пообщаемся. И мы поехали. Это была одна из лучших недель в моей жизни. — Как вы его называли? — Мстислав Леопольдович, на вы. Но однажды он мне сказал: «Мне это надоело. Хватит мне выкать. Будем пить на брудершафт». Налил по стакану водки себе и мне. Мы выпили и с тех пор перешли на ты. — Наши классические музыканты известны во всем мире. Почему наши эстрадные артисты не могут стать звездами на Западе? — Сева Новгородцев, музыкальный обозреватель, живущий в Лондоне, к которому я отношусь с огромным уважением, в одном интервью сказал: «Пока на российской эстраде будет царить безвкусие и тюремный шансон в различных его ипостасях, она никогда не будет интересна Западу». На мой взгляд, за редким исключением российская эстрада находится в жалком состоянии. Это унылое подобие, игра безумных людей в королев и королей. А когда появились всевозможные «фабрики звезд», она стала напоминать лепрозорий за стеклом. Настоящее же искусство любит высоких профессионалов... Справка «Известий»: Давид Яковлевич Смелянский родился 12 июля 1947 года в Одессе. Окончил факультет экономики в ГИТИСе. Осуществил более ста проектов. Его деловыми партнерами в разные годы были Большой театр, МХТ имени А.П. Чехова, La Scala, Comedie-Francaise, «Ленком», Et Cetera и другие театрально-концертные организации. Лауреат премий «Золотая Маска», «Музыкальное сердце театра» и Премии правительства России.