Устами гимназисточки

Год 100-летия Октября Большой драматический театр, дитя революционных лет, открыл спектаклем «Губернатор» по одноименному рассказу Леонида Андреева. Вслед за писателем, стремившимся к обобщению, Андрей Могучий в своей постановке предлагает глобальный взгляд на частный случай и размышляет об истоках русского бунта. Произведение Андреева написано в 1905 году после убийства московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича. Главный герой — провинциальный градоначальник, отдавший приказ стрелять в бунтующую толпу рабочих. Теперь он снедаем сомнениями в верности своего решения и живет с предчувствием расплаты. Публика слышит беспристрастный голос всеведущего рассказчика: Василий Реутов укрыт от зрительских глаз, но работает «онлайн». Своими лапидарными комментариями он помогает перемещаться по спектаклю с намеренно жесткой композицией: 11 эпизодов с прологом и эпилогом. В прологе с колосников спускаются два странных джентльмена, обозначенные в программке как ангелы. Сняв бутафорские крылья из металла, профанирующие всякую мистику, посланники «небес» стреляют в заглавного героя. Сжатый образ возмездия отсылает к древней трагедии, где публике заранее сообщалось, чем кончится дело. События, которые мы увидим дальше, происходят за месяц до убийства губернатора. В финале спектакля выстрелы повторятся, но уже руками человеческими, хотя и под надзором этих «ангелов». В начале действие спектакля будто зажато в стенах казенного учреждения, но вскоре они то разъезжаются ввысь или вширь, то вовсе исчезают, впуская на сцену неуютные ветра выморочного мира. У Могучего нет «объективной реальности». На события предлагается посмотреть «сквозь разную оптику». В том числе — глазами губернатора. Режиссер заставляет зрителя проникнуться его предчувствиями и страхами. Тому способствует и выбор типажа: лысеющий, одутловатый, чуть напоминающий лохматую собаку персонаж в исполнении Дмитрия Воробьева выглядит на фоне своего механистичного окружения живым «объемным» человеком. Спектакль пропитан музыкой Олега Каравайчука. В аккордах, звучащих тревожно и надсадно, есть предчувствие чего-то неотвратимого. Иррациональный ужас усиливает литературная композиция: Светлана Щагина дополнила рассказ Андреева «Царем Голодом» и «Великаном» его же авторства и фрагментами текстов Франсиско Гойи из серии «Капричос». Всё вместе это создает еще один пласт спектакля — материализующийся ночной кошмар, «сумеречных чудовищ», словно вытолкнутых наружу воспаленным подсознанием. Мрак разрезают красные и огненные всполохи; какие-то бабы бьют по металлу; актер Руслан Барабанов размахивает красным флагом и взывает к угнетателям от имени многовекового раба. Аграфена Петровская, читая «Великана» от лица сумасшедшей матери мертвому ребенку, превращается в какого-то упыря. И кажется, что слишком уж нагнетается вся эта адская какофония, «жесткий русский сюр». Но это и важно Могучему: сгустить сложносочиненное громокипящее действо, чтобы ключевые смыслы доверить актерам. Кульминацией спектакля становится выход гимназисточки (Александра Магелатова), написавшей письмо губернатору. Она обращается к убийце с жалостью и обещает молиться о нем. Монолог, произнесенный с очаровательной подростковой картавостью, ошеломляет. И здесь режиссер словно отвечает на вопрос: где же искать опору в этом хаотичном, разваливающемся мире? Уж, конечно, не в «ангелах», которые, свершив свою миссию, деловито надевают металлические крылья и карабкаются ввысь. Нет, в словах гимназисточки, которые красноречивей любых постановочных ухищрений.