Нажали на балетную "Точку"
в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко Проект балет Музыкальный театр Станиславского показал вторую "Точку пересечения" -- мастерскую молодых хореографов: на Малой сцене театра четыре автора из разных стран представили свои малобюджетные работы. Рассказывает ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА. В этом проекте, инициированном в прошлом году заведующим труппой Андреем Уваровым, пересекаются интересы театра, начинающих хореографов, артистов и зрителей, жаждущих новизны. По правилам игры модератор находит четырех авторов, каждый выбирает себе в труппе танцовщиков (не более семи) и за месяц сочиняет 20-минутный балет с минимальным бюджетом. Первая же "Точка" выстрелила в десятку: работу венского россиянина Андрея Кайдановского "Чай или кофе?" номинировали на "Золотую маску". Слух о молодежных премьерах в формате workshop так воодушевил москвичей, что в этом году на оба представления "Точки" билеты смели молниеносно: жажда увидеть нечто не похожее на "Лебединое озеро" заставила зрителей проигнорировать риск от покупки кота в мешке. Вторая "Точка" собрала международный состав: из четырех балетмейстеров только один россиянин -- бывший солист музтеатра Дмитрий Хамзин, ныне танцующий в Цюрихе. Пожалуй, его работа под названием "Железный занавес" на музыку русских и советских классиков оказалась наиболее инфантильной. Сам автор заявил, что имел в виду не только политику, но и внутренние запреты, мешающие развитию личности. Однако видеозаставка (ушанка с кокардой со звездой и серпом-молотом), а также казенные френчи, в которые облачены действующие лица, явно отсылали к советским временам, представления о которых у молодого автора оказались весьма туманными. По существу, балет состоял из двух любовных дуэтов, почти одинаковых в своей асексуальной тоскливости. Одна пара, сняв френчи и оставшись в майках с узорами народных промыслов (и тем самым обнаружив русскую душу под обезличенной униформой), сливалась в утешительном духовном единстве. В другой паре печальная девушка рвалась в закулисье, но скорбному юноше удалось удержать ее в центре сцены (читай -- на родине). Народную душу явил и представитель государственной власти: в медленной части "Русского танца" Чайковского человека в ушанке крючило и колдобило (видимо, ела совесть), в быстрой -- он дематериализовался: исчез в темноте и, возникнув на экране в хохломской майке, пустился в пляс вместе с "народом". С большей зрелостью высказался на русскую тему немец Дастин Кляйн, работающий в Мюнхене. В своем балете "Х в квадрате" на музыку Kangding Ray и Уильяма Басински, посвященном русскому авангарду, в частности Казимиру Малевичу, хореограф анализировал "чистую и простую" форму супрематизма и сочинил действительно чистое и простое, но очень красивое адажио, выстроенное по периметру сцены. На каждом танцевальном квадрате у балерины менялся партнер, пока она медленно и четко, с идеальной геометрической точностью исполняла аскетичные классические па, демонстрируя их в разных ракурсах -- и это неторопливое совершенство завораживало, как сам "Черный квадрат". Правда, хореограф Кляйн тоже не удержался от метафоры: некая изломанная зигзагообразной пластикой черная женщина -- то ли революция, породившая авангард, то ли прихотливое воображение художника -- проделывала за спиной персонажей загадочные пассы. Инфернальная валькирия несколько замутила чистоту формального эксперимента, но исполнительница роли -- стильная и чувственная Полина Заярная -- была чрезвычайно эффектна. Израильтянин Эяль Дадон представил абсурдистскую комедию "То, да не то" на сборную музыку -- в том вольном, оттолкнувшемся от обыденных движений стиле contemporary, которым славны питомцы знаменитой труппы "Батшева". Спектакль начинается со стриптиза пятерых героев, по-матрешечьи укутанных в слои курток и свитеров (впрочем, на трениках и водолазках раздевание прекращается). Сосредоточенное избавление от одежд артисты перемежали потешно-тщательными элементами балетного класса. Говорящие белокурые парики, нагло вмешивающиеся в жизнь персонажей, и несколько мини-вариаций (уморительно забойная у прирожденного комика Евгения Поклитаря и неожиданно гротесковая у записного "классика" Дениса Дмитриева) подарили надежду на безыдейную хореографию и остроумную режиссуру. Надежда оказалась обманутой: спектакль засбоил на середине и после нескольких вымученных комических конвульсий расплылся в многозначительном мраке. Самым же цельным -- по хореографии, режиссуре, исполнению и достижению поставленных задач -- оказался балет венского албанца Эно Печи "Дежавю", поставленный на смесь современной музыки с Шопеном. В сомнамбулическом и нежном дуэте центральных героев хореографу удалось затормозить время, в проходках мизансцен -- показать его равнодушное течение, а в столкновениях персонажей -- его напряжение и агрессию. Объединив постановки лидеров двух "Точек пересечения", Музтеатр Станиславского без риска и особых финансовых затрат может приобрести отличный репертуарный вечер современной хореографии, следуя за Веной, которая уже ждет от этих молодых авторов балеты Стравинского: Андрей Кайдановский ставит в Венской опере "Жар-птицу", Эно Печи -- "Петрушку".
