Трагическая «оттепель»
Последним из крупнейших музеев в «оттепельный» фестиваль включился ГМИИ имени Пушкина. Впрочем, поднадоевшего за последние месяцы слова в названии новой выставки как раз-таки и нет. И это логично: проект «Лицом к будущему. Искусство Европы 1945–1968» смещает фокус со светлых надежд советских художников на болезненные послевоенные рефлексии. Эмоциональный контраст с оптимистичными экспозициями Третьяковской галереи и Музея Москвы особенно остро ощущается в главном зале выставки ГМИИ. Зрителей встречает скульптура «Распятый» Альфреда Хрдлички: неестественно вытянутый вдоль жерди торс без рук и ног — то ли Христос, то ли пленник концлагеря. Далее мелькают образы войны («Резня II» Вилли Зитте), разрушения («Пожар в угольном магазине» Отто Мюля), насилия (эскиз на пергаменте «Человек с ягненком» Пабло Пикассо)… Плакатная прямолинейность высказывания (обрывки колючей проволоки — работа Армандо) сочетается с художественным обобщением трагедии — огненный «Ноктюрн» Марка Шагала и «Натюрморт» на черном фоне кисти Анри Матисса в общем контексте выглядят особенно красноречиво. Логично было бы ожидать поворот к более позитивным образам в следующих залах, но бетховенской формуле «от мрака к свету, через борьбу к победе» кураторы предпочли побег от реальности. А как иначе воспринять геометрические абстракции Франциско Инфанте-Арана, бытовизм Михаила Рогинского, поп-арт Миммо Ротеллы? Даже, казалось бы, однозначно оптимистичные образы строителей на полотнах Александра Дейнеки и Фернана Леже рядом с «Резней в Корее» Пикассо (пожалуй, главный «гостевой» шедевр на выставке) уже не выглядят столь безоблачно. Что и говорить о работах восточноевропейских концептуалистов в окружении фотографий Пражской весны 1968-го и майских протестов того же года во Франции? Выстраивая болезненное, остродраматическое повествование о послевоенной Европе, кураторы намеренно стирают границы между Западом и соцлагерем, превращая выставку в лозунг. Самим подбором работ авторы проекта заявляют: по обе стороны «железного занавеса» шли схожие культурные процессы, и, несмотря на физическую изоляцию, советские художники на самом деле были равноправными участниками общеевропейского развития искусства. Стремление аргументировать этот тезис порой выливается в нарочитые сопоставления. Помимо уже упомянутых Дейнеки и Леже это, например, соседство прямолинейных портретов Люсьена Фрейда и Владимира Яковлева, остроумное столкновение метафизического натюрморта «Газета» Владимира Вейсберга и «Корзины для бумаг» Армана (в стеклянном коробе — реальные объекты: смятые бумаги, пакеты, плакаты)… Таких параллелей и перекличек на выставке много, даже слишком. Кураторам явно было важнее подобрать «рифмующиеся» произведения, нежели познакомить зрителей с вершинными работами избранных художников. И отсюда — главная проблема. Практически никто из героев экспозиции не представлен сколь-нибудь убедительно и разносторонне. Можно ли судить о таких ключевых авторах второй половины XX века, как Антони Тапиес и Герхард Рихтер, по единичным ранним абстракциям? Или о «суровостильце» Викторе Попкове — по примитивистской картине «Он им не завидует»? И все же этот проект — веха. Причем не столько для Пушкинского музея, сколько для русского искусства в целом. После масштабной выставки «Коллекция!» в Центре Помпиду, впервые познакомившей западных зрителей со всем многообразием российской живописи второй половины XX века, «Лицом к будущему» вписывает те же явления в общемировой контекст и окончательно разрушает железный занавес. Пожалуй, в этом и проявляется настоящая «оттепель», которая сегодня требуется не меньше, чем полвека назад.
