Финансист проверит драму. Грядущая реформа направлена против иждивенцев на сцене

Театр имени Евгения Вахтангова одним из первых представил отчет об экономических итогах деятельности за 2016 год. Между тем театральная общественность продолжает бурно обсуждать заявление заместителя мэра Москвы по социальным вопросам Леонида Печатникова о серьезных переменах, которые ожидают столичную сцену. Несколько десятков театров могут превратиться в театрально-концертные площадки. Будет ли у них больше творческой и финансовой свободы?Новая театральная реформа — экономическое веление времени. Она предусматривает превращение нескольких десятков московских театров из почти сотни существующих сегодня в театрально-концертные площадки. То есть меньшая часть театров останутся репертуарными с художественными руководителями, а большая часть станут директорскими, то есть «открытыми площадками», где менеджер будет искать творческий коллектив под конкретный проект. Возможность дальнейшего развития всех без исключения театров будет напрямую зависеть от их финансовой успешности. Но финансовая самостоятельность при сложившихся многолетних привычках и традициях — палка о двух концах. И предлагаемые изменения уже подверглись критике замминистра культуры РФ Александра Журавского, который, в частности, считает, что «невозможно найти такое количество эффективных директоров». Поговорить о театральной реформе за круглым столом «ВМ» собрались народный артист России, режиссер Андрей Житинкин; председатель Комиссии Мосгордумы по культуре и массовым коммуникациям, народный артист РФ Евгений Герасимов; новый художественный руководитель театра «Модернъ» Юрий Грымов; заместитель художественного руководителя Московского театра «Школа современной пьесы», музыкальный и театральный критик Екатерина Кретова; театральный критик, помощник художественного руководителя МХТ им. А. П. Чехова по спецпроектам Павел Руднев. ■ Юрий Грымов: Пессимизм и беспокойство в отношении новой реформы, думаю, преждевременны. Все только начинается. На совете худруков и директоров театров, на котором выступал Печатников, абсолютно все высказались в поддержку реформы. И мне понравилась мудрость: «Давайте попробуем, проживем год, потом чтото подправим». Непонятно, чего наши зрители так испугались. Я говорю то, что уже знаю и с чем столкнулся: без этих реформ невозможно существование современных театров. Я уже месяц являюсь худруком театра «Модернъ», и вижу: за 15 лет существования театра, куда я назначен, в нем не осталось ни одной мухи. Они повесились от безделья. Павел Руднев: Причем одно дело при Печатникове иметь приятное лицо, другое дело — в кулуарах. Но и там, и там все говорили о реформе как о светлом событии. Потому что наконец появляется прозрачная форма отчетности и финансирования. Андрей Житинкин: Во всем этом — отличный посыл, если это даст свободу режиссеру. Потому что мы и вправду сейчас пробуксовываем: с одной стороны режиссер не хочет обидеть актера, выкинув его за ворота, потому что гарантий у него устроиться никаких, а с другой стороны, в огромном количестве есть артисты, которые вообще не выходят на сцену. А если эта реформа даст еще и свободу художникам, то мы будем только аплодировать. Евгений Герасимов: Моя работа как депутата, как председателя комиссии по культуре направлена на то, чтобы помочь творческим людям сохранить профессию. В свое время мною было предложено создать Художественные советы директоров в рамках Комиссии по культуре. И сегодня ведущие художественные руководители театров, режиссеры, являются членами Художественного совета, с их подачи и принимаются решения в отрасли. То есть это не Департамент принимает решения, а сами творцы. Очень важно понять, что суммы, которые выделялись на театры, так же и будут выделяться, независимо от начавшейся реформы. Это будет та же финансовая программа, но прозрачная. Это даст возможность успешным режиссерам, труппам получать дополнительное финансирование. Потому что были случаи — и, раз мы собрались, о них нужно говорить — когда некоторые театры, не делая новой постановки, меняли название, декорации, заменяли состав и рапортовали, что сделали новый спектакль. Юрий Грымов: Если мы говорим о финансировании, то я могу сказать, что сегодня финансирование театра «Модернъ» из-за его не очень стабильной, мягко говоря, работы в последние годы со 100 с лишним миллионов рублей уменьшилось до 86. Скажу честно, если театр будет продолжать жить так, как жил до моего прихода, то у нас образуется «минус» в 12 миллионов. Поэтому нам непременно нужно что-то менять, реформа нужна. Евгений Герасимов: При этом, может, не все зрители знают все средства, которые, помимо бюджета, зарабатывает театр, они ведь тоже идут в театр. Я уж не говорю о выручке за буфеты и так далее. При хорошем руководстве это очень хорошие средства. Причем никто ведь не посягает, например, на детские театры: при расчете средств у них останется особый коэффициент. Так, например, детские театры должны сыграть сто спектаклей в год, а взрослые — двести с лишним. Схема готова, я могу ее показать. Но самое главное даже не вопрос финансирования, который стоит очень остро. Самое главное, что у талантливых художников появится возможность реализоваться. Что касается перехода десятков театров в категорию театрально-концертных площадок с директором во главе вместо художественного руководителя, то тут я был с самого начала против. И я с этим борюсь. Но эта идея возникла не от хорошей жизни, а во многом из-за того, что у нас нет явных лидеров. Театр начинается не с вешалки, а с режиссера. У нас таких ярких лидеров не так много, как хотелось бы, а театров много — их в столице 86. Екатерина Кретова: Мы должны понимать, что нынешнюю схему театрального дела мы получили в наследие от советских времен — это и есть советский репертуарный театр. В конце 1970-х — начале 1980-х мы активно ходили в театр. Их было очень немного в Москве — тех, куда хотелось попасть, куда за билетами люди отстаивали очереди ночами. И на билет в хороший театр нам «в нагрузку» давали билет в театр малоинтересный. Поэтому театры спокойно жили, финансировались. Уже много лет не существует того, что мы презрительно называем «совком», а ощущение, что все будет по-прежнему, осталось. Что мы и дальше будем жить по старой советской схеме — вольготно, получая деньги из бюджета. Рано или поздно это должно было закончиться, вот оно и заканчивается. Но я хочу остановиться вот на чем. Помимо искусства, в театре есть много конкретных вещей. Нужно, например, выполнять закон о повышении зарплаты. Мы должны работникам культуры определенную среднюю зарплату выплачивать и ежегодно ее повышать. И значит, должны соотносить эту нашу обязанность с тем, как мы зарабатываем деньги от продажи билетов или, скажем, от аренды площадей. Но есть театры маленькие, которые ничего не могут сдавать в аренду. Бывает иначе: наш театр «Школа современной пьесы» сейчас работает в арендованном помещении, поскольку наше здание на Неглинке ремонтируется. Мы тратим большую сумму на то, чтобы выживать. То есть у каждого театра свои проблемы. Евгений Герасимов: За ваше помещение город платит. Екатерина Кретова: Конечно, платит. Это бремя взял на себя Департамент культуры, и он оплачивает очень дорогостоящую аренду. Но мы должны понимать, что наши перспективы и стремление зарабатывать деньги, а не просто жить на дотацию, не должны в итоге быть в ущерб зрителям. Потому что, раз мы не можем увеличить площадь зала и должны повышать зарплаты, то без реформы мы вынуждены будем повышать цены на билеты. Евгений Герасимов: Суть реформы — дать возможность творцам самостоятельно и ответственно определять, какие деньги и на что тратить. А также решать, кто будет у них играть, а кто нет. Удачные театры хорошо зарабатывают, у них полные залы и поэтому они — за эту реформу. Им важно, что их коллектив имеет возможность привлекать дополнительные средства. На западе, например, все театры внебюджетные, они все сами зарабатывают и как-то находят деньги. А у нас при реформе Департамент культуры и Министерство культуры по-прежнему будут выделять средства, но при этом и говорить: «Двигайтесь еще и самостоятельно!» Это — суть, это — главное. Юрий Грымов: Я думаю, что если бы не эта мудрая политика, театра российского уже бы не было. Как перестало существовать современное российское кино, что бы там мне про него ни говорили. А театры сегодня — это одна из самых интересных категорий развлечений, люди приходят и спорят — понравилось или нет, и значит, есть движение. Почему? Потому что энтузиасты и государство сохранили понятие «русский репертуарный театр». Андрей Житинкин: Я бы возразил Юрию Грымову, потому что далеко не все театры — битком. Давайте будем честны. Позитивный момент этой реформы в том, что уйдет уравниловка, оставшаяся нам в наследство от Сталина, когда «всем сестрам — по серьгам». А сейчас почему всем нам хочется дышать? Да потому что успешные театры, которые не приглашения раздают бабушкам и солдат нагоняют в залы, а где действительно зрители сметают билеты, как пирожки, вот эти театры будут действительно диктовать многое на театральной карте города, их-то и можно будет поощрять. Евгений Герасимов: Причем это не значит, что в репертуаре это будут сплошь эпатажные спектакли. Я тут увидел прогон — Хазанов с Добронравовым, играющие на сцене Театра эстрады в «Спасателе». Я вдруг увидел там хороший мхатовский добротный спектакль с блестящим юмором. И вот на него билеты достать трудно. Андрей Житинкин: Такая же ситуация и в Малом, где у меня идут «Маскарад» и «Пиковая дама». Попасть в Малый театр очень тяжело, хотя там нет никаких эпатажных или амбиционных проектов. Это классический репертуарный театр. Евгений Герасимов: Но я понимаю, что волнует зрителей. Сегодня действительно есть тенденция, когда менеджеров поставили и они начинают диктовать условия, в том числе и художникам. Я тоже против этого. Но, с другой стороны, есть театры, которые реально к себе внимания не привлекают. И одновременно есть много молодых режиссеров, которым надо дать шанс попробовать себя, а они не имеют доступа к площадкам. В результате реформы им такие площадки будут открыты. Надо гармонию найти. И хорошо, что конечное слово остается не за департаментом, а за художественным советом из творцов. Юрий Грымов: Я думаю, главное, чтобы в итоге каждый театр нашел свое лицо. В Москве 15 миллионов человек, и если это произойдет, то театры без зрителя не останутся. Внебюджетные средства — это деньги, которые театр заработал на своей прямой работе от продажи билетов. Я — «академик» этого вопроса, я теперь все время хожу с калькулятором. И поскольку занимаюсь еще и социологией, то увидел, что многим театрам невыгодно будет свои площади сдавать в аренду. Если вы на калькуляторе подсчитаете, то увидите, что вам выгоднее не сдавать малый зал, а сыграть там хороший спектакль, потому что стоимость билетов перекрывает деньги от предоставляемой аренды. А что касается антреприз, пока это еще не слишком заметно, но век некачественных антреприз тоже заканчивается. Зрители перестали платить за них деньги. Они хотят иметь качественный продукт. Евгений Герасимов: Вот и репертуарным театрам, как на Бродвее, если нашумевший спектакль прошел и теряет своего зрителя, надо его снимать. Екатерина Кретова: Хочется обозначить и еще одну проблему, она связана с рисками в отношении молодых режиссеров. В нашем театре «Школа современной пьесы» классики нет. У нас работают молодые режиссеры, а это всегда — риск. Но мы на это идем: молодых надо поддерживать. Юрий Грымов: И еще пара слов об актерах. Контрактная система — палка о двух концах. Но ведь такой же процесс, как в театре, происходит везде: меняется главный редактор в газете, то происходит ротация журналистов. Вы оказываетесь на территории рынка. Вас могут взять в новую редакцию или не взять. Не берут — вы ищете новое место. Евгений Герасимов: Когда-то в наш «Ленком» пришел Марк Захаров, а там уже была сложившаяся труппа. И очень непросто блистательные артисты входили в новый коллектив Захарова, но как блестяще вошел Александр Збруев! А он был, казалось, совсем другим, незахаровским. А теперь — самый захаровский. Хорошие артисты всегда найдут место. Юрий Грымов: Я пришел в театр, у меня в труппе — 35 человек. Я встречался со всеми и сказал: «У меня дармоедов не будет». Кто работает со мной, мы — на равных, и все работаем. Любопытную историю мне рассказала Анна Каменкова, которая переходит ко мне в труппу, а она — звезда Эфроса. Знаете, за что Эфроса ругали, съедали, убирали? Ему говорили: «Эфрос, у тебя все время работают одни и те же двенадцать артистов». Что самое интересное, убрали Эфроса, пришел другой худрук, но и он тоже сталь работать с теми же артистами, а потом и следующий. Когда режиссер ищет артистов для своего произведения, то он будет работать с хорошим артистом, наплевав и на его склочный характер в том числе. Потому что этому актеру выходить на сцену и воплощать замысел данного режиссера. ИЗ ИСТОРИИ ГОСУДАРСТВЕННЫХ И ЧАСТНЫХ ТЕАТРОВ РОССИИ В России всегда существовали театры как государственные, финансирующиеся из казны, так и частные. Первые антрепризы появились на Руси с легкой руки Петра I, который стал приглашать в столицу на гастроли «иноземщину», понимая значение просвещенных и культурных европейцев для развития России. Многие труппы иностранных комедиантов, поначалу приезжая в Россию как частные антрепризы, приглашались затем «на казну» — то есть становились придворными, существовавшими за казенный (царский/императорский) счет. Кстати, именно Петр I обратил театр из придворного в народный, для всех «охотных смотрельщиков». Театр был переведен из царских хором на Красную площадь, где появилась особая «комедийная храмина». Первый русский профессиональный театр был основан в Ярославле купеческим сыном Федором Волковым — режиссером, актером, художником, предпринимателем. Именно Волков вывел свой театр из любительского на профессиональный уровень, в результате чего был призван в Петербург развивать театральное дело. На сцене старейшего театра в последствии играли Щепкин, Стрепетова, Москвин, Качалов, Савина, Станиславский. Начало императорским театрам, как и официальному существованию театра в России вообще, положено 30 августа 1756 года: императрица Елизавета Петровна издала указ об учреждении Российского театра, поручив его управление Сумарокову. Впоследствии в состав придворного театра, кроме русской драматической труппы, вошли балет, камерная и бальная музыка, итальянская опера, французская и немецкая труппы. А в 1803 году при Александре I в императорских театрах впервые произошло разделение на драматическую и музыкальную труппы, которое привело к созданию в Москве Большого и Малого театров. Что касается частных театров на Руси, то они всегда существовали наряду с императорскими, и особенно широкое распространение получили в XIX веке. Руководили ими профессиональные актеры и режиссеры, получившие образование в театральных училищах, входящих в систему императорских театров, но ищущие свой путь в искусстве, ушедшие от казенного направления императорских театров, в которых долгое время не дозволялось никаких новаторств. В Москве первый частный театр для широкой публики удалось организовать артистическому кружку в 1868 году. Из московских частных музыкальных театров в первую очередь необходимо назвать «Оперу» Саввы Мамонтова и Оперный театр Сергея Ивановича Зимина. Также в это время работали несколько драматических частных театров: театры Корша, Соловцова. А в предреволюционные годы появились МХТ Станиславского и Немировича-Данченко и Камерный театр Таирова, — все они представляли новые театральные явления, не вписывающиеся в ставшие тесными рамки императорских театров. ЦИТАТА Валерий Фокин, режиссер: Деятельность театра хотят ценить по результатам. Но где критерии «результата»? Бывает шедевр, который оценят не больше двухсот зрителей, и он, конечно, не принесет театру дохода. А бывает масштабная постановка, которую не сделаешь за месяц. И потому затраты на нее могут вообще не окупиться. Должен ли театр идти только по коммерческому пути? ЦИФРА 86 театров насчитывается сегодня в нашем городе.