В Мариинском театре поставили балет “Пахита”

“Пахиту” сочинил хореограф Жозеф Мазилье. От литературного источника (“Цыганочка” Сервантеса) в либретто остался только мотив украденной цыганами знатной девицы в бытность ее младенцем. Все остальное, исчезнув из шестнадцатого века, воскресло в девятнадцатом и свелось к любовным приключениям на фоне войны французов с испанцами в наполеоновские времена. Через год после премьеры балет оказался в России, где его поставил недавно приехавший молодой француз – будущий мэтр императорского балета Мариус Иванович Петипа. Спустя много десятилетий мэтр вернулся к “Пахите”, переставив ее заново, присочинив детскую мазурку и “Гран па” на музыку Минкуса - апофеоз женского танца, блестящий иерархический ансамбль-дивертисмент с участием примы, премьера, первых и вторых солисток. В этом изменчивом параде без труда находили место вставные вариации из других спектаклей: Петипа охотно шел навстречу пожеланиям балерин. После 1917 года большевики запретили “Пахиту” к показу как пережиток проклятого царизма. Но “Гран па”, как отдельный концертный кунштюк, сохранилось и зажило собственной жизнью, в том числе на сцене петербургских театров. В наши дни возникла идея восстановления “Пахиты” полностью. Однако хореография балета не сохранилась, а существующие записи дореволюционного спектакля грешат неполнотой. Энтузиасты “Пахиты” работают с наследием по-разному. Алексей Ратманский, например, сосредоточился на следовании архивным документам и стилизации старой петербургской манеры исполнения. Пьер Лакотт искал способы показать, как мог бы выглядеть спектакль Мазилье. Никто, разумеется, не мог пройти мимо великолепия “Гран па”. Постановщик “Пахиты” в Мариинском театре Юрий Смекалов тоже не смог, хотя и подошел к балету радикально. Смекалов отказался от прежнего либретто. Он сочинил свое, действительно близкое к сервантесовской новелле. Главный герой стал испанским дворянином Андресом, который, из любви к красивой цыганке Пахите, кочует вместе с ее табором. Украденная в детстве цыганка, благодаря сохраненным родовым реликвиям, внезапно становится дворянкой, а ее найденные родители не только спасают Андреса от ложного обвинения в краже, но и благословляют свадьбу молодых. (Собственно говоря, “Гран па” в контексте спектакля есть свадебная церемония). Действие в новом либретто отчего-то происходит, как и в старой “Пахите”, не во времена Сервантеса, а в начале девятнадцатого века, во времена Гойи (премьера “Пахиты” в Мариинском театре состоялась в день его рождения). Цвета костюмов и детали декораций (художник Андрей Севбо) намекают на картины художника. Главным критерием постановки – с переформатированной музыкой и вставками нескольких балетных композиторов 19-го века - стала зрелищность. В театре появился новый, большой и красочный, костюмный балет с классическим танцем, это особенно любит публика. На сцене цыгане с серьгами в ушах, цыганки в многослойных цветастых платьях, торговцы фруктами, кордебалет, играющий яркими плащами, офицеры в красных мундирах и в плясках с саблями на боку. Огромные портреты знатных предков на стенах дома, притоптывающие на каблучках девицы с розами в волосах, толстенький прыгающий патер. Прогретые солнцем рыжие стены домов в яркой зелени, “бродячие” деревья, комическая “лошадка”, составленная из двух танцовщиков – в общем, народ доволен. И зрелищность в классическом балете - вполне нормальное желание. В конце концов, пышной картинкой был озабочен и императорский балетный театр времен Петипа. Предлагаемая смычка старого с новым, как принцип, тоже не смущает. Это у соавторов балета называется “взгляд на “Пахиту” из двадцать первого века”. И нам ли, воспитанным на советских редакциях старинных балетов, бояться эклектики? Другое дело, как эта эклектика составлена. Фото: © Наташа Разина/Мариинский театр Хореографически спектакль на две трети сочинен с нуля. Хотя соавтор Смекалова, Юрий Бурлака, специалист по балетным реконструкциям, постарался, по возможности, восстановить женский танец в “Гран па” в исконном виде. По сравнению с советской редакцией изменено многое. Но Бурлака, трезво мыслящий и расчетливый историк-практик, не пытался привить современным артисткам все нюансы исполнительской манеры 19 века, хотя в постановке рук у солисток видны такие попытки. Он не протестовал против высоких поддержек в дуэте, не существующих во времена создания “Гран па”. И добавил мужскую вариацию, сочиненную в прошлом веке. Что ж поделать, если без сольного танца теперь немыслим образ главного героя? Спектаклю Смекалова, вроде бы скроенному по проверенным канонам, все время чего–то не хватает. Режиссуре – последовательности: многие концы сюжета просто оборваны. Хореографии - разнообразия: ее простоватость наглядно отличается от изящных комбинаций Петипа, который на “лейтмотиве” одного па мог построить целый пластический мир. Что цыгане, что дворяне у Смекалова танцуют почти одинаково. Некоторые решения непонятны. Зачем, например, нужно было отдавать солистам-мужчинам описанный в балетной литературе (как исторический факт!) исконно женский танец с плащами, где “кавалеров исполняли танцовщицы-травести”? Уличная толпа слишком вялая, без страстной южной жизненности. Пантомима не очень внятная и вдобавок суетливая. Не считая развернутой сцены обвинения в краже, прочее повествование, даже узнавание родителей и венчание (почему-то не церкви, а в тюрьме) происходит как будто за несколько секунд. Впрочем, соединив танцы на каблуках с танцем на пуантах, а идеи народного испанского пляса - с основными позами и па классики, Смекалов, как мог, передал привет богатой традициями русской балетной Испании, начиная, разумеется, с “Дон Кихота”. Конечно, труппа Мариинского театра во многом искупает недоделки постановки. Победительная манера Виктории Терешкиной (Пахита), с ее четкой фиксацией поз и “острой” стопой, особенно хорошо смотрелась в финале, при вихревом исполнении фуэте, вперемежку простых и двойных. Пахита Екатерины Кандауровой была нежной, чуть “размытой” в линиях, фуэте крутила похуже, но женственной уютности на сцене создавала больше. Тимур Аскеров (Андреас) ослепительно улыбаясь, эффектно взлетал в прыжках и крутил пируэт, периодически внезапно сникая, наверно, от усталости. Андрей Ермаков во втором составе прыгал еще легче, но сыграть влюбленного испанца был не совсем готов. И чем славен Мариинский театр, так это средним балетным звеном – солистками в вариациях, вполне усердно (хотя не без оговорок у некоторых дам) отработавшими “Гран па”. Шедевр Петипа, замыкающий спектакль, по праву занял место смыслового центра балета. Все остальное, в сущности, просто длинное предисловие.