Старику здесь место

Анна Толстова о выставке «Сальвадор Дали. Сюрреалист и классик» в Санкт-Петербурге Сделав год назад первую в России выставку Фриды Кало, петербургский Музей Фаберже вошел во вкус к сюрреализму и теперь открыл выставку Сальвадора Дали. Пусть это и не первая выставка Дали в России, зато в ней нам впервые продемонстрировали серьезный кураторский подход к делу каталонского сюрреалиста-расстриги Ретроспектива мексиканской революционерки Фриды Кало и музей придворного ювелира Карла Фаберже -- это было, как пишут в кулинарных книгах, пикантное сочетание. Казалось бы, Сальвадор Дали и Фрида Кало -- персонажи из одной и той же оперы под названием "Сюрреализм -- это я", даром что первого сюрреалисты в конце концов изгнали из своей партии, а вторая и не думала в нее вступать. Но Дали куда более естественно смотрится в гостях у Фаберже, и речь не только о пристрастии обоих мастеров к образу яйца. Речь о художественном консерватизме, пусть у первого это был программный выбор, игра, жест и эпатажная поза, а второй не мыслил себя ни в какой другом контексте. Главным куратором нынешней выставки стала Монсе Агер, крупнейшая специалистка по Дали и директор музеев "далийского треугольника" (театр-музей в Фигересе, дом-музей в Порт-Льигате и замок в Пуболе), которыми ведает фонд "Гала -- Сальвадор Дали". Тот самый фонд, что шесть лет назад привозил Дали в ГМИИ имени Пушкина (спонсором тогда выступил фонд Виктора Вексельберга "Связь времен", управляющий Музеем Фаберже, и связь его с Дали оказалась долговременной, тем более что именно Дали, а не Фаберже, как выяснилось на пресс-конференции,-- любимый художник господина Вексельберга). В Петербурге в основном показывают другие вещи из музеев фонда "Гала -- Сальвадор Дали", нежели в Москве, кроме того, одну работу удалось заполучить из галереи Тейт. Выставка не то чтобы очень велика: 25 картин и две большие графические сюиты, рисунки к "Жизни Бенвенуто Челлини" и фотогравюры к "Божественной комедии" Данте. Зритель не увидит здесь "хитов", что были в ГМИИ, ни "Автопортрета с Рафаэлевой шеей", ни "Галы с бараньими ребрышками на плече". Впрочем, их с успехом могут заменить два куриозитета из некоего частного собрания: написанная на оргстекле и оттого почти витражная "Женщина с бабочкой" (1958) и написанная маслом на холсте мученица Эроса и Танатоса, то ли Жюстина, то ли женская версия святого Себастьяна, под названием "Костюм для обнаженной с хвостом трески" (1941). К тому же обошлось и без театрального дизайна Бориса Мессерера, потому что человек-театр Дали не нуждается в дополнительных декорациях, да и сам по себе Шуваловский дворец, где помещается Музей Фаберже, служит прекрасной сценографией к концептуальной выставке маркиза де Пуболь, каковой титул он получил в 1982-м. Но все же основное отличие петербургской выставки от московской -- в четкой концепции и отборе экспонатов, ведь концепции -- это то, чем силен фонд "Гала -- Сальвадор Дали". Собрание фонда, основанного самим Дали в конце 1983-го, после смерти Галы и начала паркинсонизма, богато поздними работами, от которых у эстетов принято воротить нос, ранние же вещи разошлись по главным музеям мира, так что фонду мало что досталось. На открытии начальство фонда "Гала -- Сальвадор Дали" смешно ругало художественный рынок, безумие коллекционеров и бешеный рост цен на Дали, из-за чего Фигерес редко когда может позволить себе стоящую покупку. В общем, фонд довольно давно понял, что его преимущества -- в интеллектуальной сфере: архив, медиатека, исследования, составление каталога-резоне и производство умных выставок. Одна из них как раз и представлена в Музее Фаберже. Чтобы публика не слишком огорчалась сразу же, в самом начале ей предъявляют немного "настоящего Дали" -- с текучими часами, прозрачными фигурами, растворяющимися в пространстве, персонажами, украденными у Вермеера, и галлюцинаторными пейзажами, украденными у Ива Танги, что было гораздо большим преступлением. Пять маленьких картин относятся к середине 1930-х, "золотому веку" Дали, в том числе и "Забытый горизонт" из галереи Тейт. В этих прелестных безделицах уже полно намеков на старых мастеров, но в большом программном полотне "В поисках четвертого измерения" (1979) цитаты из "Афинской школы" Рафаэля и флорентийских кватрочентистов появляются с маниакальной настойчивостью. А потом начинается Дали поздний -- тот, что мог бы сказать про себя: "Маньеризм -- это я". Три цикла, составляющих основу выставку, связаны с итальянским Возрождением -- тем великим, непревзойденным и недостижимым, как выяснили уже в эпоху маньеризма, к чему безуспешно стремятся все, и безвестные архитекторы-эклектики Шуваловского дворца, и знаменитые раскаявшиеся сюрреалисты. Это иллюстрации к "Жизни Бенвенуто Челлини", которую Дали пытается рассказывать, как собственный "Дневник одного гения", и к "Божественной комедии" Данте, в которой он пытается состязаться не только с Боттичелли и Уильямом Блейком, но и с самим собой ранним, метаморфозно-нарциссическим. А также большая серия картин, вдохновленных Микеланджело. Фактически последняя серия. Фигуры с потолка Сикстинской капеллы и из Капеллы Медичи, "Моисей" и эрмитажный "Скорчившийся мальчик", ватиканская "Пьета" и "Пьета из Палестрины" -- все они писаны размашисто, но прилежно и с любовью, будто бы в гипсовом классе академии работал не слишком старательный студиозус, поклонник Джорджо де Кирико и вдобавок наглый хулиган, потому что местами сквозь гризайль проступает пейзажный фон, а местами скульптурные тела покрываются каракулями в духе Брэдли Уолкера Томлина или еще кого-то из малых абстрактных экспрессионистов, с чьим творчеством Дали успел познакомиться в годы американской эмиграции. Живопись эта далеко не так хороша и виртуозна, как анаморфозы и визуальные ребусы "золотого века", в ней, конечно, проявляется Паркинсон. Но с той же неотвратимостью в ней проявляется миф о престарелом гении живописи, слепнущем Тициане или слепнущем Халсе, чьи поздние картины сегодня переосмыслены как едва ли не самое ценное в их искусстве. И, как знать, когда снобизм в отношении Дали, особенно позднего, пройдет, не оценим ли мы эту живопись иначе. Ведь она, несмотря на всю старческую дряблость и дрожание руки, выглядит удивительно актуально для начала 1980-х: молодо, азартно, в духе итальянского трансавангарда, словно шлет привет Сандро Киа и Франческо Клементе. Вернее, не привет, а изящный и сдержанный поклон, как и подобает маркизу. «Сальвадор Дали. Сюрреалист и классик». Санкт-Петербург, Музей Фаберже, до 2 июля