Польский архитектор: Сносить 8 тысяч домов - это абсурд

История московских хрущевок, которая началась в 1957 году, может закончиться через 20 лет – примерно за такой срок столичные власти планируют освободить всю территорию Москвы от пятиэтажных символов хрущевской «оттепели». Польский архитектор Куба Снопек считает, что полный снос всех пятиэтажных домов может нарушить логическую цепочку истории Москвы. Для сохранения архитектурного наследия хрущевской эпохи (и не только) он предлагает включить район Беляево в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. О том, чем ценен для архитектуры спальный район на окраине Москвы, что делают с хрущевками в Польше и какое отношение имеет генсек к московскому концептуализму, польский архитектор рассказал в интервью «МИР 24». СПРАВКА: Куба Снопек. Архитектор. Выпускник международного Института медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка» (студия Рема Колхаса). Несколько лет изучал архитектуру спального района Беляево. Подал заявку на включение района Беляево в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Живет в Варшаве. О БЕЛЯЕВЕ И КОНЬКОВЕ - Куба, когда вы первый раз увидели хрущевку? - Сложно ответить на этот вопрос. У нас в Польше тоже есть пятиэтажки. Но я вам скажу другое. Я пять лет прожил в Москве, и из этих пяти лет я один год жил в хрущевке – в доме 1956 года постройки. В его подъезде был сделан ремонт, а сама квартира была перепланированная. Скажу честно: из всех квартир, в которых я жил, эта была самая удобная. На втором месте, пожалуй, – конструктивистский дом 1930-х годов. Хуже всего была «сталинка» на Тверской. - Чем она не понравилась? - Это был угрюмый дом с плохими планировками и небольшим количеством света. Из плюсов – только его расположение в центре. - Почему вы обратили внимание именно на район Беляево, а не на другой московский район с панельным жильем? - Я заинтересовался московскими микрорайонами в 2010 году, когда учился на «Стрелке». Я тогда занимался темой сохранения нематериального наследия в архитектуре. Поэтому искал в Москве такой район, который бы имел бесспорную культурную ценность, но при этом был лишен архитектурной уникальности – уникальности, которая сегодня является главным критерием для сохранения. Беляево — это наиболее откровенный пример такого пространства. Там есть безусловная культурная ценность (московский концептуализм), есть и архитектурная ценность (только она прячется не в отдельных домах, а в планировке всего района). Но в Беляево нет архитектурной уникальности — все дома в этом районе были произведены на домостроительных комбинатах. - В современной Москве района с названием «Беляево» нет. Какое именно Беляево вы предлагаете внести в список Всемирного наследия ЮНЕСКО: Беляево в советских границах, современный район Коньково или какую-то другую территорию? - Я смотрел на Беляево с композиционной точки зрения. «Беляево-Коньково» – это один композиционный ансамбль, который ограничен улицами Волгина, Бутлерова, Островитянова и Севастопольским проспектом. Границы административных районов могут со временем меняться. При выборе я исходил из того, что было спроектировано командой архитектора Якова Белопольского. - В чем заключается культурная ценность «Беляево-Коньково»? - Моя гипотеза следующая: архитектурная и культурная ценности этого места переплетаются. Просторы Беляева были очень важны для Московского концептуализма — важного направления в русском искусстве ХХ века. Московский концептуализм Московский концептуализм - художественное направление, сформировавшееся в неофициальном искусстве СССР в начале 1970-х годов. С советским районом Беляево связаны имена ярких представителей концептуализма: Дмитрия Пригова, Ильи Кабакова, Владимира Сорокина, Тимура Кибирова, Игоря Шелковского и т.д. Читать полностью Наиболее очевидная связь района Беляево с московским концептуализмом прослеживается в творчестве поэта и художника Дмитрия Пригова. Район Беляево часто упоминается в его литературных произведениях; в 1980-х поэт расклеивал на домах и автобусных остановках района обращения к гражданам Беляева. Мифилогизируя связь пространства и художника, Дмитрий Пригов называл себя «Герцогом Беляевским». Пригов умер в 2007 году; по адресу ул. Академика Волгина, 25, корп. 2 находится квартира художника. Скрыть подробности В Беляеве жили концептуалисты, там проходила Бульдозерная выставка. Но самое главное заключается в том, что архитектурное пространство Беляева было источником вдохновения или даже материей, с которой работал концептуалист Дмитрий Пригов, «герцог беляевский». Я считаю, что пространство района и его архитектура увековечены в работах Пригова так же, как и сад Живерни в работах художников-импрессионистов. Сад Живерни Сад в коммуне Живерни (Верхняя Нормандия, Франция), посаженный импрессионистом Клодом Моне. Запечатлен на многих картинах художника. Читать полностью В саду Живерни Клод Моне написал многие картины из серии «Кувшинки». Сад также можно встретить встретить на полотнах других известных импрессионистов. Ежегодно в саду проводится международная выставка пастели «Art du Pastel en France». Скрыть подробности - В чем сходство между типовой застройкой Беляева и творчеством Пригова? - Есть связи между пространством и искусством, но они находятся на разных уровнях. Есть очевидные связи — например, проведение на пустыре Беляева Бульдозерной выставки. Но меня гораздо больше интересовали неочевидные связи. Например, похожая логика производства конечного результата. Так, у стихограмм Дмитрия Пригова и архитектурных пространств Якова Белопольского похожая эстетика и геометрия. Некоторые стихограммы Дмитрия Пригова напоминают геометрией панельные жилые дома. У концептуалистов, в том числе и у Пригова, архитектурные компоненты — как физические (например, интерьер его квартиры), так и абстрактные — бесконечная повторяемость элементов — становятся материей, с которой эти художники работали. В модернистской архитектуре разные элементы повторяются, потому что такова логика производства – повторяются дома, фасады, окна – они все лишены уникальности. В искусстве концептуализма повторение элементов (например, работа с сериями график), это тоже один из основных приемов. Стихограмма Дмитрия Пригова на торце панельного дома у метро «Беляево». - В своей книге вы писали, что на Бульдозерной выставке в Беляеве столкнулись результаты культурной политики Хрущева с его политикой как архитектора. Какие ошибки архитектурной политики генсека показала Бульдозерная выставка? - Я не уверен, что тут можно говорить об «ошибках». Результатом перехода на индустриальное производство домов стало создание нового вида пространства. В Москве, которая строилась до Хрущева, пространства всегда было мало. А при Хрущеве получился его избыток. Между домами появились парки, газоны, пустыри. Наверное, такая типология пространства идеально подходит для того, чтобы организовать нелегальную выставку. Это пространство близко к жилым домам, а значит - есть много потенциальных посетителей. Во-вторых, это пространство не сильно контролировалось властями. Пересечение ул. Профсоюзной и Островитянова. На месте пустыря, где проходила Бульдозерная выставка, теперь вестибюль метро «Коньково» и плоскостная парковка. Бульдозерная выставка Одна из наиболее известных публичных акций неофициальных художников СССР, организованная 15 сентября 1974 года на пустыре Беляева. Читать полностью Художники, которые не имели возможности выставлять свои работы в государственных галереях, решили провести вернисаж на окраине Москвы. В выставке принимало участие около 20 авторов. В качестве наблюдателей в Беляеве присутствовали друзья и родственники художников, а также небольшая группа зарубежных журналистов. Под предлогом того, что выставка мешает проведению субботника, художников избили и разогнали. В погроме принимали участие сотрудники милиции, коммунальных служб и группа неизвестных людей в гражданском. Для разгона вернисажа были пригнаны самосвалы, поливальные машины и три бульдозера, из-за чего выставку прозвали «Бульдозерной». Скрыть подробности - Хрущев показал, что предпочитает классическим опытам в архитектуре (например, сталинскому ампиру) модерн. Однако при этом он резко критиковал художников авангардистов (его знаменитая речь в Манеже). Все-таки, Хрущев ретроград или авангардист? - В архитектуре Хрущев был прагматичен. Он знал, что приоритет — это дать людям квартиры. Сталинская архитектура никак не справлялась с этой задачей. Скорее всего, вопрос о квартирах даже не был перед ней поставлен — приоритетом для Сталина была промышленность. В 1950-х-1960-х прогрессивные архитекторы (по всему миру, а не только в СССР) считали так же, как и Хрущев: главная задача – обеспечить жильем население. Можно сказать, что прагматизм Хрущева совпал с прогрессивной повесткой архитекторов-модернистов. В случае искусства такого совпадения не получилось – Хрущев не понимал абстрактного искусства. - Вы говорили, что предметом сохранения в Беляеве должны стать не дома, а «пространство между домами». Можно объяснить этот тезис поподробнее? - Прямым последствием реформы Хрущева 1954 года стало увеличение масштаба проектирования. Архитектурные бюро стали огромными, инвестиции стали комплексными; следовательно – увеличилась и ответственность архитекторов. Архитекторы стали отвечать за огромные территории, которые проектировались и застраивались комплексно. Объектом проектирования становились уже не отдельные дома, а целые микрорайоны — большие территории с домами, школами, детскими садами, инфраструктурой, зеленью… Архитекторы инвестировали свой талант не в дома — те были лишь «кирпичиками», произведенными на заводах, – они проектировали расположение этих домов в пространстве. Архитекторы проектировали не красивые фасады, а удобную среду обитания. Именно эту среду нужно сохранить, а не сами дома. О ХРУЩЕВКАХ - Есть ли в хрущевках что-то хорошее? С архитектурной точки зрения. - Они удобные и дешевые. Они невысокие и не бросают большой тени на городское пространство, в них не нужно подниматься на лифтах. Как я уже говорил, архитектурная ценность есть в среде и в планировке панельных микрорайонов, а не в отдельных домах. Мне кажется, что среда, где стоят невысокие дома и спланированы небольшие дворы, гораздо качественнее, чем среда, в которой вокруг огромных дворов стоят 15-этажные «шкафы». - Если не ошибаюсь, в Польше есть свои аналоги советских хрущевок. Как к ним относятся в вашей стране? - У нас не было попыток все это снести. Мои друзья в Польше сейчас читают про то, что предлагается сделать в Москве, и никто из них не верит, что это происходит на самом деле. Сносить 8000 домов — это абсурд. У нас есть пятиэтажки (только они называются «четырехэтажками» — потому что мы по-другому считаем этажи: наш «нулевой» – это русский первый этаж). Эти дома в хорошем состоянии, и люди их любят. Я сам снимаю квартиру на последнем этаже такого дома в Варшаве. И не поменял бы ее на жилье в центре. У меня вокруг дома зелень, прекрасная среда, каждый день меня будит солнце. И на трамвае я доезжаю до центра за 10-15 минут. Первая советская хрущевка. Москва, улица Гримау, 16. Фото: Алан Кациев (МТРК «Мир») «Мир 24» - Не кажется ли вам, что, несмотря на запланированный снос хрущевок, московские власти являются продолжателями дела Никиты Сергеевича? Например, известно желание Хрущева построить новый правительственный район к юго-западу от столицы. При этом сегодня есть планы властей создать правительственный кластер в Новой Москве – на территории поселка Коммунарка, тоже на юго-западе. - Я не вижу здесь никакой связи. Скажу больше — мне кажется, что в сегодняшнем мире никто не понимает вообще, какие были задачи и цели у модернистской архитектуры. Архитекторы 1950-х-1960-х годов были идеалистами. У них была большая идея — дать людям жилье на порядок качественнее того, в котором они жили раньше. Сейчас, насколько я понимаю, Сергей Собянин обещает снести хрущевки и выделить их жителям такие же квартиры в этих же районах. Архитектура модернизма была щедрая и комплексная. Она выполняла цели социальной политики государства. Сегодня такого нет не только в России, но и нигде в мире. Это время прошло. О МОСКВЕ - Что вам нравится в архитектуре Москвы? - Я жил в Москве пять лет: с 2010-го до 2015-го. Все это время Москва была городом в движении. Она была социалистической столицей, которая находилась в процессе трансформации в столицу капиталистическую. Сейчас эта трансформация, по-моему, уже завершена. Мы более или менее понимаем, какой будет Москва. - Почему завершена? - В 2010-м еще было не понятно, как будут использоваться оставшиеся после распада СССР городские пространства. Не понятно было, насколько Москва будет копировать европейские или американские подходы к созданию городской среды, а насколько создавать свои, оригинальные. В 2010 году, когда я приехал в Москву, не было еще даже платной парковки – а это стандарт в любом западном городе. Я очень люблю этот город. Москва мне по-прежнему очень нравится. Но ее самое интересное качество — эта незавершенность и непонимание, чем закончится процесс трансформации — уже исчезло. Панельная хрущевка и «Москва-Сити». Фото: Евгений Жуков / «МИР 24». - Есть что-то общее в архитектуре Москвы и Варшавы? - Да, у нас, как и в Москве, тоже есть сталинская архитектура, в том числе сталинская высотка. Но структура Варшавы сильно отличается от структуры Москвы. Есть два главных отличия. Первое – Варшава была полностью разрушена во время Второй мировой войны. Второе – Варшава состоит из небольших районов, у которых очень сильная локальная идентичность. Москва – это все-таки один большой организм. Я больших сходств, кроме чисто эстетических, не вижу. - Какой ваш любимый район Москвы? - Я вас не удивлю. Я очень люблю Китай-город. За его рельеф. Мне кажется, что это самое красивое место в городе. Кроме того, есть несколько модернистских районов, которые мне очень нравятся — кроме Беляева и Северного Чертанова. Это рабочие поселки 1920-х и 1930-х годов. - Где лучше жить: на Китай-городе или в Беляеве? - Это две совсем разные городские среды. Я могу себе представить много групп населения, для которых жизнь в Беляево будет более удобной, чем на Китай-городе. Беседовал Алексей Синяков. Фото: Артем Куковский.