В последние годы принято было думать, что современный танец в России скончался, едва родившись. Большинство хореографов, благодаря которым это американо-европейское искусство почти с вековым опозданием появилось в 1980-х и у нас, по разным причинам выбыли из процесса. Замены им почти не было. Из года в год между собой соревновались «Провинциальные танцы» из Екатеринбурга, Челябинский театр современного танца, московские «ПО.В.С.Танцы» и «Балет Москва», к которым добавился костромской «Диалог данс». Большинство из них попало в число номинантов и в этом году, но привычный круг расширился благодаря дебютантам из Вологды, Санкт-Петербурга, Казани и Омска. Общими усилиями они сформировали картину столь же разнообразную, как сами реалии российской жизни. Самый мощный спектакль прошлого сезона, правда, оказался выведен за скобки: это «Совсем недолго вместе» дуэта Леон – Лайтфут, который эксперты поместили в классический балет, объяснив это его припиской к Большому театру. Впрочем, лаконичное размышление о жизни и смерти, жизни в искусстве и просто жизни сформулировано настолько афористически точно, что его можно рассматривать как классику, хотя и вкладывая в это понятие несколько другой смысл. Зато сам факт постановки в академическом Театре Станиславского и Немировича-Данченко, где тоже танцуют классический балет, не помешал попасть в номинацию «Современный танец» спектаклю «Чай или кофе?», которым дебютировал на родине живущий в Вене Андрей Кайдановский. За 20 минут сценического времени хореограф успевает поведать обычную историю одной семьи, в которой никто не слышит друг друга. Набор почти бытовых движений обеспечивает этим сценам психологическую достоверность. Прямо противоположный подход у Ольги Поны, ветерана движения, работающей в Челябинском театре современного танца. Ее «Теоретическая модель абсолютной свободы» выглядит соревнованием артистов с установленной на сцене конструкцией, подвижный модуль которой напоминает конечности танцовщиков, исследующих свои двигательные возможности. Соавторство с танцовщиками проповедуют конкурсные спектакли «Балета Москва» и омского театра танца «нОга». «Все пути ведут на север» для москвичей поставила бельгийка Карин Понтьес, спектакли которой для «Диалог данс» уже дважды участвовали в конкурсе «Золотой маски». Она использовала индивидуальную виртуозность солистов-мужчин, превратив их в мужское братство, где каждый наделен индивидуальностью, но с готовностью становится частью большой команды. Этот же принцип исповедует в омском спектакле для пятерки мужчин Five Ольга Горобчук, чьи постановки становятся композиционно, лексически и пластически интереснее с каждым годом и которая в этом году впервые участвует в «Золотой маске». Костромской «Диалог данс» в этом сезоне представляют не его лидеры Иван Естегнеев и Евгений Кулагин, без которых почти не обходились фестивали последних лет, а Маруся Сокольникова, для которой поставил часовой монолог the_Marusya Александр Андрияшкин. Кокетливо прикидывающийся безыскусным рассказ о тяжелой доле современного танца доверен пресс-секретарю труппы, которая держит внимание не пластикой и хореографией, демонстративно примитивными, а харизмой и броскими словесными текстами. Но самым запоминающимся дебютом нынешнего конкурса стал «Из глубины... (Художник Винсент Ван Гог)» казанского ТЮЗа. Спектакль, который поставлен не на профессиональных танцовщиков, а на драматических актеров, обращается к японскому танцу буто. Это не столько хореографическая система, сколько философия, пытающаяся воплотить чувственное восприятие мира в движении. В основе буто лежат религиозные корни, поэтому освоить его танцовщикам европейской школы даже сложнее, чем непрофессионалам. Хореограф Анна Гарафеева, учившаяся у гуру буто Мина Танаки, сумела передать этот стиль казанским артистам. Постановка претендует сразу на четыре награды – как лучший спектакль современного танца, лучшая работа хореографа (Анна Гарафеева), лучшая работа по костюмам (Лилия Имамутдинова) и лучшая работа композитора (Эльмир Низамов). Спектакль впечатляет цельностью, с которой движение, насыпанная на сцене земля, свет, костюмы, музыка, звучащие в ней тексты писем Ван Гона к брату через японскую обрядовость создают универсальный образ художника.
