Александр Лазарев: «Выживать в театре — серьезное испытание»
Сегодня ведущему актеру театра «Ленком» Александру Лазареву исполняется 50 лет. Корреспондент «Известий» расспросил любимца зрителей о его пути в профессии и особом почерке актеров «Ленкома». — Александр Александрович, вы же выросли в театре. В детстве он казался другим? — Я как появился на свет, так сразу и попал за кулисы. Родители (отец — народный артист РСФСР Александр Лазарев, мать — народная артистка РСФСР Светлана Немоляева. — «Известия») были молоды, очень много играли, оставить меня было не с кем, и они таскали меня всё время с собой в театр. В юности моя школа была прямо напротив служебного входа в театр имени Маяковского, где работали родители. Я всё время туда бегал, и, по большому счету, формирование психики проходило именно там. Малого того что я сам практически жил в театре, так еще постоянно таскал туда своих товарищей. Меккой для нас был реквизиторский цех, где хранились латы, мечи, автоматы и прочее. Мы проводили там массу времени и даже, бывало, таскали из театра в школу реквизит, устраивали какие-то вечера, разыгрывали сценки. Для меня театр в детстве был обыденным. Он каждый день был со мной, и я не очень понимал всей возвышенности этой профессии. Понимание прошло со временем, когда я уже стал учиться ремеслу. — Вам, как и многим детям известных родителей, тоже пришлось доказывать, что вы вправе заниматься этой профессией? — Конечно, но в школе-студии МХАТ я был не один такой на курсе. Со мной учились Юлия Меньшова, Саша Стриженов, и мы втроем «держали оборону», когда нас называли детками, которые поступили не по праву, а благодаря фамилии. В итоге все доказали свою состоятельность. А ощущение гнета уходит с первой большой ролью, когда ты получаешь собственное признание. — Кстати, почему «Ленком»? Казалось бы, вам была прямая дорога в «Маяковку». — Для меня существовало два театра: «Ленком» и театр имени Маяковского. Я первый раз посмотрел «Бег» в театре имени Маяковского и тогда решил стать артистом. Но когда в «Ленкоме» увидел «Звезду и смерть Хоакины Мурьеты» — понял, что это мой театр, что я хочу жить в атмосфере «Юноны и Авось». Всё время торчал в «Ленкоме» в оркестровой яме, куда меня проводили знакомые. Правда, когда окончил Школу-студию МХАТ, вообще не собирался ни в какой театр. Думал, неожиданно привалят роли в кино. Год так промотался, летом поехал на юг и там в Доме актера познакомился с Александром Садо — это певец «Ленкома». Он спросил, мол, ты почему не хочешь к нам в театр? Я ему признался, что являюсь фанатом «Ленкома», но пока серьезно об это не думал. Приходит осень, мы возвращаемся в Москву, и буквально через пару дней раздается звонок из «Ленкома»: «Срочно приезжай, тебя хотят посмотреть на предмет ввода в спектакль «Юнона и Авось» на танцы для поездки в Америку». Я совершенно обалдел, рванул и через 20 минут стоял перед светлыми очами заведующего режиссерским управлением. Потом две недели занимался с педагогом по танцам. Марк Захаров однажды смешно спросил: «А вы имеете отношение к Лазареву и Немоляевой?» Я сказал, что самое прямое. «Хорошо, я приветствую семейственность в нашем театре», — ответил он. — Вы сами как относитесь к преемственности? — Я думаю, что это хорошо. Человек, который с детства впитывает в себя театр, знает какие-то законы, уже приходит подготовленным и человеком этого театрального мира. Он сварен в этом супе. — Кстати, мне показалось, что «Ленком» не балует вас ролями... — Нет, что вы! Я получил в «Ленкоме» такие роли, о которых можно только мечтать. Но первые три года действительно лишь танцевал в «Юноне и Авось» и «Поминальной молитве». А потом так сложилось, что мне предложили сыграть в спектакле Петера Штайна «Ромул великий» и Марк Анатольевич увидел меня там. А в это время артисты старшего поколения — Александр Збруев, Олег Янковский, Александр Абдулов — передавали молодым артистам спектакль «Гамлет». Захаров решил, что меня тоже нужно вставить в эту компанию. Так мне досталось роль Клавдия. И уже после Марк Анатольевич дал мне сыграть графа Альмавиву в «Женитьбе Фигаро», а затем случились «Королевские игры» — спектакль, который прогремел на всю Москву. Так и пошло. — Как думаете, актера «Ленкома» можно отличать от других? — Безусловно, у нашего театра есть свои характерные черты. Сложно сформулировать, в чем заключается почерк артиста «Ленкома». Может быть, это некая отстраненность, такой брехтовский взгляд со стороны с большим сарказмом к окружающим и самому себе. Словами этого не объяснить, нужно прочувствовать. Такая манера подачи и игры возникла благодаря союзу Захарова с четырьмя замечательными актерами — Караченцовым, Збруевым, Янковским и Абдуловым. Они придумали эту манеру общения со зрителем и между собой. Какая-то вечная шутка, постоянная ирония, а в глубине души всё по-настоящему. — Некоторые артисты «Ленкома» прекрасно существуют в антрепризах. Вы же замечены в этом не были. — Да, я пока ни разу не участвовал в антрепризах. Просто очень высоко Марком Анатольевичем была задрана планка. У меня несколько раз были попытки, но как-то дальше 2–3 репетиций не заходило. С Марком Анатольевичем всегда настолько круто, что опускаться на ступеньку ниже не хотелось. — Сегодня есть немало артистов, работающих только в кино. Театральным актерам стало сложнее конкурировать? — Я по собственному опыту знаю и слышал от родителей, что еще лет 15–20 назад кинорежиссеры хотели снимать именно театральных актеров. Они богаче, мощнее, у них есть постоянная тренировочная база. Сейчас время изменилось. Появилось много артистов, которые не работают в театре, но при этом прекрасно прижились в кино. И еще остаются такие старые грибы, как мы, которые работают в театре и при этом снимаются. Я очень люблю кино, обожаю сам процесс, чего нельзя сказать о моей маме. Она не любит кино, потому что Эльдар Рязанов установил высокую планку и теперь ее ничем не удивишь. Зато она фанатка театра. — У меня сложилось ощущение, что вам в кино в основном предлагают роли успешных мужчин, олигархов и аристократов. То есть эксплуатируют типаж. — Да, это такие проходные вещи. При этом у меня есть картины, которыми я могу гордиться. «Идиот» Владимира Бортко и еще одна работа этого режиссера — «Честь имею». Последняя рассказывает о реальном подвиге русских солдат, которые с честью отстояли границы, не пропустили душманов на территорию страны. Это картина была снята довольно давно, но по сей день, в какой бы город я ни приехал, всегда находится человек, который пожмет руку и скажет: «Спасибо за «Честь имею». Конечно, на сегодняшний день я считаю, что своей главной роли в кино еще не сыграл. У меня все впереди, но за плечами уже есть некоторые работы, которыми можно гордиться. — Есть на примете герой, которого вам бы хотелось сыграть? — В юности ты думаешь, что хотел бы сыграть вот этого конкретного героя, тебе кажется, что знаешь, как его сделать. Но с опытом понимаешь, что хочется любую роль, главное — чтобы драматургия была настоящая и режиссер хороший. — Слышал, вы уже мельком посматриваете на кресло режиссера? — Ну а какой артист не хочет сесть по ту сторону камеры или в зал и поруководить процессом? (Улыбается.) Мне было бы интересно попробовать себя в этом. Кажется, что я запросто могу снять проект для телевидения. Но это ощущение может быть обманчиво. Ведь нужно знать много технических нюансов. Поэтому я себя сдерживаю. — По прошествии лет изменилось ли у вас представление о театре и профессии? — Театр — невероятно сложный организм, выживать в нем — серьезное испытание. Театр — это постоянная война, и если ты решил служить ему, научись принимать его таким, какой он есть. Научись слышать, правильно реагировать, чтобы у тебя выросла колоссальная броня. Не обращай внимания на какие-то мелочи, завистливый взгляд. У Чехова в пьесе «Чайка» есть прекрасная фраза: «Неси свой крест и веруй». Хочешь в этом мире существовать — просто делай свою работу с удовольствием, а всё ненужное пусть отваливается. Что же касается самой профессии, то мой мастер — Александр Калягин — сказал замечательную вещь: «Саша, научись сдерживаться». Нам же поначалу кажется, что чем громче крикнешь и поддашь жару, тем лучше, но это не так. Главное, чтобы горело внутри. И когда ты держишь за узду эту безумную лошадь, зритель чувствуется твою внутреннюю энергетику. То же самое когда-то сказала Мария Ивановна Бабанова моей маме. Она так разнервничалась при первой встрече, что просто расплакалась в гримерке у Бабановой. И та ей сказала, что актерские слезы — это замечательно, но вот когда научишься их сдерживать, будешь актрисой. — Александр Александрович, у актеров в силу их эмоциональности часто не очень счастливая личная жизнь. Ваши родители, а теперь и вы просто поражаете своим традиционным ощущением семьи. — Семья идет на первом месте, а после нее — профессия. Но так как семью надо кормить, а это позволяет профессия, то я уделяю им внимание в равной степени (улыбается). Супруга моя смеется, мол, все твои друзья уже с новыми женами, а ты один со старой ходишь. Но я могу жить только так. Наверное, это генетика.
