Сергей Женовач: Тружусь себе и тружусь…
Сергей Васильевич, почему именно “Мастер и Маргарита” и почему именно сейчас? Было интересно создавать свою версию романа, проникая по мере сил в то, что задумывал автор. Ведь окончательной авторской версии “Мастера и Маргариты” Булгаков нам не оставил. Так что мы и знаем, и не знаем этот роман. И еще такой момент - на первый взгляд, может показаться, что режиссер свободен в своем выборе. На самом деле он - заложник очень многих обстоятельств. Каких? Режиссер – весьма зависимая профессия в театре. Вот есть у тебя “портфель” – названий 20. И думая о новой постановке, ты раскладываешь пасьянс, который ложится или не ложится на театр, в котором ты работаешь: расходятся ли роли среди артистов, рождается ли режиссерский замысел, увлекаются ли этим замыслом художник, композитор; находятся ли деньги, чтобы реализовать эту затею. Часто молодые ребята-абитуриенты думают, что режиссер всесилен и самостоятелен. А это не так. Вы любите повторять, что театр – дело компанейское… Конечно, компанейское, потому, что заниматься этим делом можно только вместе с теми, кто тебя понимает и чувствует. И кого ты чувствуешь и понимаешь. В первую очередь, важна компания постановочная. Мне везет на хороших людей и друзей в работе. Постоянный соавтор всех моих спектаклей в последние годы – Александр Боровский. Он не только большой художник, но и близкий мне человек и друг. Дамир Исмагилов – потрясающий художник по свету. Григорий Гоберник – тонкий композитор, с которым мы подружились, когда я пришел в Малый театр. И, конечно же, актеры. Опять-таки мне повезло по жизни. Я люблю и дорожу той компанией, которая сложилась в театре-студии “Человек”, а потом перешла со мной в Театр на Малой Бронной. Грустно, что наши отношения в какой-то момент прервались. Это одна самых важных историй моей жизни. Сейчас мы сочиняем спектакли с выпускниками моей режиссерско-актерской Мастерской в ГИТИСе. Работая в разных театрах, будь то Малый театр, МХТ им. Чехова, норвежские театры (в которых мне посчастливилось делать спектакли), я старался собрать вокруг пьесы артистов, которые увлечены и ею, и режиссерской затеей, и, конечно же, друг другом. Фото: http://oppeople.ru/portraits/25 У вашего учителя – Петра Наумовича Фоменко вы работали на том самом курсе, который впоследствии стал основой его “Мастерской”. О своем театре тогда не мечтали? Там, где я трудился, и был мой театр. Театр нельзя искусственно создать или выдумать. Он рождается самой судьбой. Я преподавал у Петра Наумовича Фоменко на трех его курсах в ГИТИСе, а потом он предложил мне возглавить Мастерскую. И для меня, и для него это было очень непростое решение. Благодаря этому поступку и родился наш театр – Студия театрального искусства. И, конечно, благодаря увлеченности ребят друг другом, их нежеланием расставаться после учебы. Те спектакли, которые родились тогда, доставляли радость не только нам, но и зрителям, и театральным коллегам. Потом совсем невероятно возник Сергей Эдуардович Гордеев, который посмотрев наш спектакль по “Братьям Карамазовым” “Мальчики”, предложил взять на себя все хлопоты по организации, финансированию и строительству театра. Я не верил в то, что это может произойти. Но театр живет уже 12-й сезон. И для меня просто подарок судьбы. “Студия театрального искусства” стал для ваших учеников в буквальном смысле слова домом. Подобрались интересные ребята. А потом новый интересный курс, и еще один. Скоро к нам придут ребята из 4-го выпуска. Сейчас в театре работают актеры разного возраста. … а когда-то всем было по 20 … И это обстоятельство определяло репертуар и подход к нему. Мы ставили не столько пьесы, сколько прозу – она предполагает рассказ о происходящих событиях, отстранение от конкретных персонажей. Тогда возникает особая правда существования и искренность. И получается, что ребята взрослеют, мудреют вместе со спектаклями. Все, что было сочинено в Студии, за исключением студенческих спектаклей, до сих пор в репертуаре. Театр-дом – фундамент отечественной театральной системы. Не погубит ли его столь рьяно внедряемая контрактная система? - Мне кажется неверным противопоставлять контрактную систему театру-дому. Вспомните историю того же МХАТа – это был частный театр на контрактной системе. Актер, проживая свою творческую судьбу, меняется. Ему может стать неинтересно в театре, где он начинал, эти отношения могут исчерпать себя. И тогда и он этому театру перестает быть интересным. В этом случае надо давать ему возможность найти свое место, такое, где ему будет хорошо, где он будет востребован. Когда актер покидает театр, это не значит, что он плох или плох театр. Это означает что и актер, и театр – живые! У СТИ есть редкий опыт существования и как частного и как государственного театра. Что, с вашей точки зрения продуктивней? Нельзя так ставить вопрос. Много вы знаете в России репертуарных частных театров? Мы были исключением. Театр возник и развивался, благодаря людям, влюбленным в него и поддерживающим долгие годы. Но рано или поздно обстоятельства жизни меняются. Никто никому не обязан по жизни. Был один период, наступил другой. На сегодняшний день государственная поддержка – единственно возможная форма продолжения жизни театра. В трудный период мы просили помощи и у города, и у СТД. И только министерство культуры РФ взяло на себя ответственность за нашу дальнейшую судьбу, дав статус государственного театра. Вот только взаимоотношения между театром и государством складываются очень непросто. А вы думаете, что между театром и меценатами отношения бывают простыми? У них тоже есть свои взгляды – и творческие, и человеческие – на то, каким должен быть театр, которому они представляют средства. Уважать взаимные интересы - по-другому в театре не бывает. Перед тем, кто финансирует театр, ты должен защищать то, что тебе дорого. Будь то государство, или друзья-меценаты. Фото: http://ramt.ru/news/news-267/#.WRio1-Xyjcs Основа репертуара СТИ – русская и зарубежная классика. А между тем только и слышишь об очередном семинаре для молодых драматургов или фестивале современной пьесы. И прекрасно, что это кто-то организует. Другое дело, что результаты пока не убеждают. Начинающие драматурги находятся в плену энергии заблуждений, без которой не может жить театр. И то, что они огрызаются – это нормально, они же в жизнь входят. Нам остается только надеться на то, что когда-нибудь их намерения совпадут с их возможностями. И возникнут неожиданные пьесы, которые позволят развивать театральный язык, действительно, по-новому, неожиданно, непредсказуемо. Сейчас у нас есть замечательная проза. На последнем курсе в Институте мы даже сделали семестр по современной прозе. Это и трудно, и интересно одновременно. И как это ставить, мы сами пока не знаем. А очень хочется попробовать. Ну да – попробуй, поставь того же Водолазкина! У нас на курсе идет дипломный спектакль по “Лавру”. Что для вас является решающим в отношении первоисточника, по которому вы ставите спектакль? Автор – это повод и основа для спектакля, но не сам спектакль. Островский писал: если вам хочется прочитать пьесу – не идите в театр, сидите дома, пейте чай и читайте, представляя все написанное в воображении. Спектакль – осмысление пьесы. Не иллюстрация, потому, что тогда все спектакли будут похожи один на другой. Скучно! Всегда интересен личный взгляд режиссера. Взгляд Мейерхольда на Островского, Питера Брука – на Шекспира. Как правило, все режиссеры, мыслящие самостоятельно, воспринимаются ниспровергателями классики. Потому что у каждого зрителя есть свое представление, какой должна быть Анна Каренина или Гамлет. Они невольно ищут совпадений на сцене. С одной стороны, зрители хотят увидеть что-то неожиданное. С другой – ожидаемое, привычное. Поэтому не надо идти за зрителем. А бросить это “неблагодарное” занятие вам никогда не хотелось? Я ничего другого делать не умею, как же я его брошу? Ну, разочаруетесь вдруг и… Не брошу, даже если разочаруюсь. Это ведь уже образ жизни. И потом – если человек время от времени не испытывает разочарования в свое профессии, то грош ему цена. Удач без поражений не бывает. Это тяжелая профессия, требующая выдержки, терпения, воли, умения не отчаиваться и не опускать руки, а потихоньку делать свое дело, ведя его к какому-то неизвестному итогу. Сергей Васильевич, по случаю юбилея промежуточные итоги подводить не собираетесь? Для меня любое подведение итогов – это остановка. А работа требует движения. Даже когда кажется, что есть время для передышки, на месте не стоишь – думаешь, читаешь, смотришь работы коллег, общаешься. Тружусь себе и тружусь…
