Курья Ножка и другие. Что помогло актрисе за 52 года сыграть более 90 ролей

«Сегодня многие люди словно боятся раниться, стараются оградить себя от чужой боли», - с грустью говорит Маргарита Лобанова, одна из самых известных и любимых исполнительниц Ростовского-на-Дону академического молодёжного театра, которая выходит на его сцену более полувека. О театре, поездке из Волгограда в Ростов-на-Дону на мотороллере, о военном детстве и о любви состоялся разговор «АиФ на Дону» с актрисой. Ветер больших перемен Виктория Головко, «АиФ на Дону»: Маргарита Александровна, что вообще такое для вас театр? Маргарита Лобанова: Знаете, для меня театр сам по себе - праздник, который всегда с тобой. - На сцену Молодёжного теа­т-ра вы выходите, шутка сказать, 52 года. Но мало кто знает, что вы сибирячка, актёрскому мастерству учились в Ленинграде. Слышала, что в Ростове вы оказались совершенно случайно. - Приехала с мужем на мотороллере «Вятка» (усмехается). - Я родом из Барнаула. Со временем семья перебралась на Кубань - в Армавир. Потом я поступила на филфак Ленин­градского университета, ведь всегда обожала литературу, поэзию. Отчасти счастливой себя считаю и потому, что мне довелось воочию увидеть и наслушаться поэтов-шестидесятников - Вознесенского, Евтушенко, Ахмадулину. Из Ленинграда мы, студенты, специально ездили в Москву на поэтиче­ские вечера. Но я отвлеклась. В послед­ний момент, уже увидев себя в списках зачисленных, узнала: набирают курс на актёрско-режиссёрское отделение Института культуры. А я бредила и театром. Решилась попробовать. И меня взяли! А после института распределили на Дальний Восток - в тюз Хабаровска, который оказался, кстати, замечательным театром. Возможно, провела бы там всю жизнь, но... В Хабаровске влюбилась в партнёра по спектаклям (Леонида Соловьёва, впоследствии народного артиста РФ. - Авт.). Мы поженились. Родилась дочка. А раньше декретный отпуск длился всего-то 2 месяца. Я вышла на работу, а вскоре труппе предстояли очень длительные гастроли - Комсомольск-на-Амуре, Николаев и др. А у меня - младенец на руках. Что делать? Меня спасла мама. Она согласилась на время забрать внучку к себе, в Армавир. Помню: мы с мужем провожаем мою маму с нашей крохой, они исчезают в самолёте. И вдруг во мне что-то оборвалось. Я буквально стремглав побежала из аэропорта, муж - за мной. Я поняла, что не смогу выносить долгих разлук с ребёнком. Ненормально, когда мать и дочь живут за тысячи километров! В тот же день мы с мужем, несмотря на протесты руководства, уволились из театра (а мы уже много играли). А вскоре подыскали работу поближе к Армавиру, в Куйбышевском (ныне Самарском) театре юного зрителя. В первый же отпуск рванули к дочке. Муж предложил плыть на теплоходе до Волго­града. А оттуда на его мотороллере (он обожал, выражаясь современным языком, байки, незадолго мы скопили на «Вятку») - на Кубань. В трюм загрузили нашу «Вятку». Мы сели на неё в Волгограде. Едем - ветёр рвёт одежду, холод ужасный. По пути муж предложил навестить в Ростове нашего друга - Анатолия Дмитриевича Никитина, который тогда был режиссёром Ростовского тюза. Увидев нас, он заявил: «Всё, ребята, никуда вас отсюда не отпущу». Мы осели здесь, в Ростове. К себе забрать дочь я смогла только много лет спустя, когда мы наконец перебрались из скромной театральной общаги в свою, пусть небольшую, квартирку. Но каждую неделю несколько дней я проводила с дочерью. Упрашивала не ставить меня на вечерние воскресные спектакли - мчалась в Армавир. А уезжала оттуда вечером вторника. Амплуа хулигана - О вас говорили: мол, Лобанова - не травести, а находка! Правда, что вы научились каким-то хулиганским премудростям - могли, например, далеко плевать сквозь зубы, двигать ушами? - А ещё громко свистеть (улыбается). Я была, конечно, высоковата для травести, но зато худая-худая. Чтобы мальчишки-девчонки в моём исполнении выглядели правдоподобнее, париков не носила. Стриглась коротко-коротко. «Мальчик, передай пятачок», - мне в автобусах так говорили. А когда я оборачивалась, порой добавляли: «Ой, да это девочка». Я по сей день обожаю многие детские спектакли: может, потому и вживаться в образы мальчишек-девчонок мне было не сложно. Например, уже десятки раз видела изумительную постановку нашего театра о Томе Сойере! Я ведь и сама играла когда-то Гекльберри Финна. Но всё равно на этот спектакль хожу! Там столько веры в то, что добро обязательно окажется сильнее зла. - Зрелую драматическую героиню в вас открыл Юрий Ерёмин, пять лет проработавший в Ростовском тюзе, после чего вы и исполнили множество ведущих ролей! Сыграли Зину в «Орфее», Ольгу в «Трёх сёстрах», Елену Сергеевну в «Дорогая Елена Сергеевна», мадам Журден в «Мещанине во дворянстве»... Можно долго перечислять. - Поначалу Юрий Иванович (сейчас Ерёмин - режиссёр столичного театра им. Моссовета. - Авт.) приехал, чтобы поставить единственный спектакль «Как дела, молодой человек?». Подошёл к зав. труппой: «К сожалению, у вас нет артистки, которая мне нужна». - «А какая требуется?». - «Вот такая: её не обидели, а она уже заплакала». Ему ответили: «Не волнуйтесь, такая есть!». И послали за мной. А я действительно плакса: всё и всегда принимала и принимаю близко к сердцу как в жизни, так и в судьбе своих героинь. По молодости я даже стала объектом хохмы. Театр ремонтировали. Оказалось, подмостки прогнили. И кто-то пошутил: «Это Лобанова Маргарита сцену слезами промочила» (смеётся). При первой встрече на Ерёмина я, пацанка, впечатления не произвела. Он скептически меня оглядел, поправил очки и спросил (он чуть-чуть шепелявил): «И фто же вы играете?». На это я, в душе уже его возненавидев, с вы­зовом ответила: «Курью ножку!». Он обалдел: «Фто-фто?!». А у нас шёл спектакль «Два клёна», одним из персонажей была танцующая избушка на курьих ножках. Каждую ножку воплощал на сцене кто-то из артистов. Однако уже на другой день Ерёмин утвердил меня на одну из главных ролей. А после он поставил множество спектаклей, которые заставили говорить о нашем театре весь город! Но самым пронзительным был, конечно, «Орфей» - постановка об испытании человека славой, талантом и о какой-то неземной, сумасшедшей, неразделённой любви. Суп из госпиталя - В одном из своих интервью вы упомянули, что 9 Мая для вас всегда - особенный праздник. - Ну а как иначе? Великая Отечественная началась, когда мне было полтора годика. Отец сразу ушёл на фронт. А вернулся после 9 мая на костылях. Потом всю жизнь проходил с палочкой, из-за тяжёлого ранения в бедро одна нога у него на всю жизнь осталась короче другой. А я большую часть военных лет провела в госпитале Барнаула. Мама с утра до вечера была на работе и частенько в дневное время отдавала меня в госпиталь, где работала её сестра - моя тётя. То, что врезалось в память, - манная жидкая больничная каша и госпитальный суп. А ещё лица бойцов - искалеченных людей. Но меня они обожали. Каждый при виде меня, очевидно, вспоминал своего ребёнка, который где-то там, далеко, и никто не знал, даст ли Бог когда-то его увидеть и обнять. Уже когда я стала актрисой, у меня порой спрашивали: «А кто твой отец?». И я почему-то отвечала: «Я - дочь солдата». А потом уже объясняла, что папа - замечательный инженер, всю жизнь отдавший заводу. - Вы однажды обмолвились, что не в ладу с сегодняшним временем. - С экрана телевизора я уже не могу слышать: «Деньги, деньги!» Ещё люди отдалились друг от друга. В 80-х замечательный Вячеслав Гвоздков, ученик Товстоногова, несколько лет возглавлял наш театр. Он ставил преимущественно спектакли, которые называли злободневными, остро социальными. Один из них назывался «Будто мы не знакомы друг с другом». Отцу там некогда было общаться с детьми, мать проживала жизнь, уткнувшись в телевизор. Всё это и о наших временах. - С высоты ваших лет подскажите, как обрести в жизни счастье? - Счастье всегда в прошлом. Его осознаёшь, когда его уже нет. Мне многие наши бывшие - Арик Ливанов, Коля Чиндяйкин, Тая Михолап (актёры Ростовского тюза, перебравшиеся в Москву. - Авт.) говорят: «Ритка, оказывается, в Ростове, в мо­ло­дости, мы были так счастливы!». Счастье и в любви. Мне пронести своё чувство через всю жизнь не удалось. Оттого любуюсь, видя, как идут по улице старенькие муж и жена, поддерживая друг друга. - Как, несмотря на «ход времён», сохранять работоспособность, бодрость? - Милая, если б знать! Я вот люблю сладости, хлеб, всю жизнь эти «вредности» ем. Однажды у меня спросили: «Может, вы выходите на пробежки?» - «Господь с вами, - ответила, - какие пробежки. Я и зарядки утренней отродясь не делала». Но во время каждого спектакля - возможно, от избытка эмоций, переживаний, худею. Видимо, силы дают работа, сцена.