Музей Анатолия Зверева сделал ставку на азарт
В преддверии своего второго дня рождения Музей АЗ сделал символический шаг — отказался от монографичности. Новая выставка «Игра» посвящена не только Анатолию Звереву, ранее единственному герою галереи, но и двум его современникам — Владимиру Немухину и Дмитрию Краснопевцеву, а также молодому художнику Платону Инфанте. Соединив их работы в нарочито легком, веселом проекте, кураторы экспозиции предложили непривычный взгляд на отечественное искусство и концепцию «человека играющего». Как и предыдущие выставки Музея АЗ, «Игра» поражает не столько работами как таковыми (хотя концентрация шедевров здесь неизменно велика), сколько оригинальной кураторской идеей и оформлением пространства. Каждые несколько минут в залах меняется освещение, на стены проецируются видеозаставки, а пол стилизуется то под шашечную доску, то под стол для карточной партии. Но заигрывая со зрителем, музей ведет двойную игру и размывает грань между серьезным и шутливым. «Титульный» художник Музея АЗ представлен 14-ю «Супрематическими композициями». Работы были созданы в 1957-1959 годах по просьбе коллекционера и покровителя Зверева Георгия Костаки. — Это был в некотором роде заказ. «А сможешь написать в стиле Малевича и советских авангардистов 1920-х?» — «Смогу!». Зверев понимал, что супрематизм ему в общем-то чужд, но по предложению Костаки решил поэкспериментировать, — рассказала «Известиям» историю появления этих гуашей Александра Волкова, хранитель Музея АЗ. Приняв вызов, азартный Зверев вступил в постмодернистскую игру. Жонглируя прямоугольниками и кругами, внешне сохраняя связь с великими предшественниками, он создал нечто иное по сути. Неожиданные, как будто случайные вкрапления цвета в монохромную гамму и неровные, нарисованные от руки линии наполняют геометрические абстракции эмоциями, фирменными зверевскими неистовством и спонтанностью. Если Зверев-игрок предпочитал шашки (в музее хранятся 57 рукописных тетрадей с его трактатами о шашках), то Владимир Немухин вдохновлялся картами, которые на многие годы стали для него источником вдохновения и в буквальном смысле строительным материалом. Художник наклеивал их на холст, изображал в различных вариантах — порой предельно реалистично, порой — условно. Представленные в экспозиции 15 работ — лишь малая толика «карточного» наследия Немухина. Однако их подбор призван продемонстрировать разнообразие стилей и приемов при сохранении главного мотива. Третий герой экспозиции — Дмитрий Краснопевцев — играет уже не столько со стилями и реальными объектами, сколько с перспективой и оптическими иллюзиями. Серо-коричневые вазы, веточки, книги на его натюрмортах образуют максимально неустойчивые конструкции, которые вот-вот должны развалиться, как карточные домики. Именно с Краснопевцевым вступает в диалог присоединившийся к трем классикам современный художник Платон Инфанте (сын еще одного советского классика — Франциско Инфанте-Арана). Мультимедийные инсталляции Платона обыгрывают взаимодействие физических объектов и видеоизображений. Так, в работе «Коллизии» (2015) падающие на экране бруски «отскакивают» от реальных выступов на поверхности. А в «Угле отражения» (2017) движущаяся картинка становится продолжением деревянного упора, как будто прижимающего дисплей к стене. «Что наша жизнь? Игра!» — разносятся по залу музея звуки знаменитой арии из «Пиковой дамы». Вслед за Германом эти слова могли бы повторить и герои экспозиции в отношении своего искусства. Но в отличие от неудачливого персонажа Пушкина и Чайковского они в своей игре победили.