!!!! Фонд Владимира Потанина дарит картину Третьяковке
Фонд уже не раз поддерживал проекты Третьяковской галереи, от работы со слабовидящими посетителями до лекционных и издательских программ. Но впервые купил картину в коллекцию музея. «Дар Третьяковской галерее — это продолжение инициативы фонда по пополнению музейных коллекций работами современных российских художников, начатой в Центре Помпиду, — рассказала Оксана Орачева, генеральный директор фонда Потанина. Выбор автора и работы был сделан музеем. «Эрик Булатов — современный классик, художник с мировым именем. А «Картина и зрители», где изображены зрители у картины «Явление Христа народу» Александра Иванова — диалог сквозь поколения, —наглядная иллюстрация ключевой идеи проекта: помочь музеям создать полную картину истории российского искусства», — объяснила Оксана Орачева. О том, почему Третьяковка для него важнее всех русских музеев, в чем загадка «Явления Христа народу», как работает механизм фонда Потанина в интервью Forbes Life рассказал Эрик Булатов и его жена Наташа. —Эрик Владимирович, почему именно Третьяковке вы решили отдать «Картину и зрителя»? — Для меня самый любимый, самый важный русский музей — Третьяковская галерея. Моя школа была напротив Третьяковки, в Лаврушинском переулке. Этот дом, кстати, и сейчас стоит. Почти на каждой перемене мы, мальчишки-школьники, бегали в Третьяковку, посмотреть, что убрали, что нового повесили, что привезли. — Ваша первая выставка в галерее прошла в 2003 году. — Ну, тогда показали рисунки и две картины. Настоящая выставка открылась в 2006-м. Ее инициаторами были Владимир и Екатерина Семенихины, они финансировали выставку, взяли на себя все переговоры с Третьяковкой. Видите ли, я убежден, что художнику не стоит проявлять инициативы ни в общении с музеями, ни с коллекционерами. Вот пусть они сами сначала захотят что-то устроить, купить. Тогда толк будет. Та выставка в Третьяковке получилась удачной и у нас с тех пор с музеем хорошие отношения. — Сколько в Третьяковской галерее ваших работ? — Основные— «Тучи растут» и «Картина и зрители». Есть еще две более ранние работы. «Тучи растут» я написал по заказу Третьяковки к 150-летию галереи в 2006 году. Но возникли сложности с деньгами, Минкульт не мог найти бюджет, и тогда мы эту работу подарили музею. Наташа: Многие до сих уверены, что художник должен дарить свои работы музеям. Я, когда это слышу, в изумлении развожу руками: художник живет на гонорары от своих работ. Эрик: Но музей должен сам отбирать работы в коллекцию. А если художник дарит, музею может быть неудобно, некрасиво не взять. — Семенихины поддержали проект фонда Владимира Потанина в Центре Помпиду и подарили французскому музею вашу «Славу КПСС», а сейчас Потанин делает ответный жест и дарит Третьяковке вашу «Картину и зрителей». Как вы оказались вовлечены в эти меценатские проекты? — Потанинский жест — очень важный. Мы видим, как наступает новый этап взаимоотношения меценатов с художниками. Теперь искусство покупают не только для себя, но и для музеев. И Семенихин, и Потанин, и Цуканов включились. Наташа: Происходит изменение сознания. Раньше меценаты-коллекционеры для себя старались, теперь для культуры. — Как вы познакомились с Потаниным? Вас Семенихины познакомили? Эрик: Мы с Потаниным не особенно знакомы. Я с ним, конечно, здоровался на открытии в Париже. С Семенихиными мы давние знакомые, можно сказать, друзья. А с фондом Потанина мы начали общаться только в начале мая этого года. Как-то позвонили из Третьяковской галереи, Зельфира Трегулова. Она сказала, что Третьяковка хочет получить мою картину. Сначала разговор шел о другой картине, но не получилось. И тогда заговорили о «Картине и зрителях», 2011-2013 годов. Но думал на эту тему я много лет до этого. Наташа: Когда мы поженились в 1978 году, у Эрика уже была идея создать работу на тему «Явления Христа народу» Иванова. Мы вместе ходили в Третьяковку фотографировать картину и зрителей. Эрик: Я снимал картину во всех деталях очень тщательно. Я же мог пользоваться только репродукциями. Забавно, но оказалось, например, что в сувенирном магазине в галерее нет репродукций Александра Иванова. Затем мне нужны были персонажи-зрители. Для этого я фотографировал посетителей галереи. За несколько лет сделал сотни фотографий. Каждый раз, как приезжал в Москву, торчал в Третьяковке. Я старался понять, что там происходит. Когда смотришь на эту работу, понятно, что она великая, но это академическая работа, там другое пространство, другое время, и я не могу попасть в это пространство. Мы можем поверить Иванову, что события происходили именно так, но границы отчетливо проставлены. Но если между вами и картиной оказываются какие-то зрители, происходит удивительная вещь: на ваших глазах зрители будто бы оказываются там, в пространстве этой картины. Эта загадка занимала меня много лет. Александр Иванов для того и писал, чтобы зритель поверил, что Иисус вышел оттуда. Но Иисус не может выйти, он заперт внутри работы. И в конце концов я понял, как открываются границы этого пространства: когда зрители стоят широко, возникает анфилада, в которую может войти следующий зритель. И каждый следующий, который подходит, невольно оказывается там, в картине. Тогда я принялся работать. Конечно, я боялся этой картины. Это и трудно, и тяжело. Я мучился страшно, как ни с какой другой своей работой. Было много технических проблем. Как определить масштаб зрителей перед картиной по отношению к персонажам Иванова? Ведь дистанция обязательно должна быть. Но и разрыва не должно быть. Найти свой горизонт. У Иванова два горизонта: горизонт Христа и горизонт Иоанна Крестителя. А здесь горизонт не может быть ни тем, ни другим. Задача — типично концептуальная. Методы работы — реалистические. И все должно выглядеть как нормальная реалистическая картина, в которой связаны традиции русской живописи XIX века и современная живопись. Это моя позиция: русское искусство —непрерывный целостный процесс, не разорванный по частям, как это понимают на западе, а последовательное движение. Я это пытаюсь доказать и своими работами, и своими теоретическими статьями. Наташа: Эрик перепробовал массу персонажей. Он их фотографировал, писал, потом убирал. Осталась девочка-экскурсовод из Третьяковской галереи, она и сейчас работает, ее многие узнают. Пытался ввести кого-то из знакомых. В какой-то момент решил меня ввести. Я предложила Эрику: как в старину художники себя изображали, так и ты себя напиши. Эрик написал себя в уголке – все разрушилось. Тогда он себя убрал. Эрик: Плохо ли, хорошо ли, но я сделал все, что мог. Моя совесть чиста. Эта картина выставлялась два раза: в Манеже и в Монако, на ретроспективной выставке в музее современного искусства. Продавать ее я не планировал. Она хранилась у нас в Париже. Но предложением Третьяковки я был польщен невероятно. И с радостью согласился. А потом уже пошли звонки из фонда Потанина. С ними разговаривала Наташа. Наташа: Организационные вопросы обычно решаю я. Работать с фондом было легко, они действуют четко, по делу. Вот им с нами было труднее. Мы принципиально не пользуемся компьютером. Документы пересылали по факсу. С факсом в Москве возникли сложности. Вообще-то Зельфира впервые позвонила несколько лет назад, когда еще возглавляла «Росизо». Выглядело это так: звонок-пауза, звонок-пауза. Мы уже и не надеялись, что что-нибудь получится. И вдруг этой весной Зельфира спросила, как мы отнесемся к тому, что потанинский фонд даст деньги на приобретение картины для музея. Мы ответили положительно. Тут все завертелось очень стремительно. Но у нас возникла путаница с французской налоговой службой. По французским правилам каждый художник зарегистрирован как производство, и платит налоги, как на производстве, и тут нам стали присылать налоговые формуляры с неверными фамилиями. То на имя Bulatou, потом Butalou, или Bulator. Выяснилось, что на таможне не могут найти нашего регистрационного налогового номера. Мы много лет исправно платим налоги. А номера нет. Но французские транспортники за нас заступились, пристыдили таможню, что важнейший музей России вывозит работу, а документов нет. И наш бухгалтер вмешалась. Все исправили буквально за один день. Нам выдали новый номер, фамилия Булатов теперь написана правильно. — Как происходила передача работы? Наташа: Сначала приехала директор фонда Оксана Орачева, потом эксперты Третьяковки осмотрели работу, потом транспортное агенство приезжало к нам на склад. Как только деньги приходят на счет, работу забирают со склада. За перевозку отвечает транспортная компания, которую нанимает музей. — Есть у вас договоренности с Третьяковской галереей, где будет экспонироваться работа? Условий я не выдвигал, ни о чем заранее не договаривался. Нас пригласили на церемонию дарения. Там и увидим. Наташа: Мы знаем, что картину на церемонии покажут рядом с Ивановым. Эрик: Ты уверена в этом? Наташа: Абсолютно. Тебя пригласили завтра пораньше перед официальным открытием, чтобы ты посмотрел. Эрик: Нас не спрашивают, и я думаю, мы не должны в это вмешиваться.
