16 июня в кинотеатре "Октябрь" прошла встреча с одним из главных деятелей современного российского театра режиссером Романом Виктюком. Перед организованным проектом "КАРО.Арт" показом документального фильма Дениса Бродского "Нездешний Виктюк" (2015) о выпуске спектакля "Федра" Роман Григорьевич рассказал зрителям о постановках-долгожителях, нежелании думать о возрасте и ноге Дмитрия Бозина – одного из ведущих актеров его театра. О силе молчания Начинать выступление даже страшно. Что-то сразу сбивает. Но у меня есть лунный камень, он меня оберегает. Я помню одну потрясающую паузу. Это был спектакль "Заводной апельсин". Ребята играют-играют-играют. Потом вдруг бросают играть, смотрят в зал. Выходят вперед, долго вглядываются в лица и молчат. Первую минуту молчат – зрители не понимают. Вторую минуту молчат... На премьере в Москве на третьей минуте начали аплодировать. Такая невыдержанная публика, на третьей-пятой минуте хлопает. На десятой минуте – начинается хохот. Одна половина зала понимает, что это экзамен для них на их же тупость. И, знаете, ведь тупость массово побеждала. А актеры стояли, сволочи, 15 минут. Мы играли этот спектакль в разных странах. За границей обычно сразу понимали, что здесь какой-то подвох, начинали веселиться. А мы стояли: "Но-но, веселитесь, сколько хотите!" Да, пауза – это опасная вещь. Об учениках Научить режиссуре нельзя. Я пытался – это бессмысленно. Воспитать артиста – можно. Но это совершенно адский труд. Главную роль в мюзикле "Бал Вампиров" играет мой ученик – Ростислав Колпаков. Он феноменален. И поет, и играет так, что зал просто шалеет. И вот какая-то частица, моя частица, она есть в нем. Это ужас. И это такое счастье. Сейчас мои ученики поют в лучших театрах Европы. Я помню пришел в один театр, перед началом спектакля сижу, молчу. И вдруг сзади меня кто-то обнимает за плечи. Думаю: "Боже мой, меня здесь знают!" Поворачиваюсь, а там моя ученица. Она говорит: "А завтра я здесь пою, вы придете?" Я говорю: "Приду и буду плакать". Потому что это гордость. Некоторые ошалели, когда узнали, что я один записал повесть "Старуха" великого Даниила Хармса. Я читал ее один, на канале "Культура". Так вот, многие не понимали, как можно такое количество текста превратить в человеческую жизнь. А я тогда себе сказал: "Господи, боже мой, ты столько всего наснимал, столько тебя снимали, а правды в этом – ну, может, пять процентов". А здесь, в "Старухе", все сто! Я редко такое говорю. О времени Когда кто-то начинает говорить про возраст, я сразу спрашиваю: "Сколько тебе лет?" Обычно мне отвечают: "Ну, много". А я говорю: "Перестань, тебе всегда 19". Вот спектакль "Служанки" идет уже тридцать с чем-то лет. Я не успеваю одуматься, а мне кричат: "Уже 13 лет, 15 лет, уже 20 лет!" А сколько театральных долгожителей... Татьяна Доронина, Маргарита Терехова, Ирина Мирошниченко. И спектаклей-долгожителей очень много, я боюсь даже пересчитывать. Да и незачем. Я считаю, что последний спектакль – самый лучший. Это как ребенок. Он самый маленький и хочет, чтобы его любили. О встрече с Бозиным Как-то я работал с великой балериной Натальей Макаровой, мы ставили спектакль "Двое на качелях". Потом мы вместе смотрели какую-то постановку, уже не вспомню, где. И она заметила, как на сцене возле левой кулисы пошатывается чья-то нога. Фантастической красоты нога! Она меня толкает в бок и говорит: "Смотри-смотри на эту ногу! Это великая нога!" Это была нога актера Дмитрия Бозина. Наталья тогда повторяла, что он непременно должен со мной работать. После спектакля мы пошли за кулисы, и я сказал ему: "Завтра в театре Моссовета в 12 утра будет репетиция, на которую я тебя приглашаю. Твоим партнером будет Сережа Маковецкий". Пьеса называлась "Рогатка". Он согласился. Но если бы он меня тогда спросил: "А сколько мне заплатят, а что это такое...", я бы сразу же ответил: "Иди домой". О роке Когда-то я обещал Рудольфу Нурееву поставить про него спектакль. Он тогда посмотрел на меня так пронзительно и просто сказал: "Верю". В десятую годовщину его смерти мы сыграли спектакль "Нездешний сад. Рудольф Нуреев". И было ощущение, что он с нами. Мой театр находится в роковом здании. Это дом света. У нас был очень долгий ремонт. Я помню, что мы репетировали там – был холод, дождь, все текло, продувало. Сейчас, конечно, все иначе. Очень хорошо помню, когда у нас шел этот дикий ремонт, я запланировал записать один спектакль. Примчался рано утром к Елене Образцовой. Она на следующий день должна была улетать в Германию на лечение. Говорю: "Лена, одевайся!" Она, удивленно: "А что?" Я отвечаю: "Зачем ты спрашиваешь?" Тогда Образцова коротко заключила: "Я буду в белом". Не задавала никаких вопросов, просто спела. Потрясающе спела. Я знал ее очень хорошо и безумно любил. Ее вокал – это какой-то полет. Очень хорошо помню, как после спектаклей она повисала на поклонах, а потом говорила: "Это так продлевает жизнь". И это абсолютная правда.
