Сегодня вечером традиционным представлением «Имярека» Гуго фон Гофмансталя перед кафедральным собором Зальцбурга открывается главный музыкальный фестиваль мира. В этом году его программа как никогда прежде связана с Россией. Комментирует Сергей Ходнев.

Конечно, среди русских имен нынешней программы есть Анна Нетребко — куда же без нее: примадонна, отмечающая в этом году пятнадцатилетие своего дебюта в Зальцбурге, споет Аиду. Ее супруг Юсиф Эйвазов (в очередь с Франческо Мели) будет петь Радамеса, дирижировать будет Риккардо Мути. Еще три-четыре года назад такое созвездие, скорее всего, дополнял бы какой-нибудь титулованный режиссер-патриарх вроде Петера Штайна. Но сейчас с «Аидой» дебютирует на оперной сцене иранская художница и кинорежиссер Ширин Нешат: уютная предсказуемость явно не числится среди приоритетов нового фестиваля Маркуса Хинтерхойзера, официально вступившего в должность осенью прошлого года.

Открывать оперную программу Хинтерхойзер поручил Теодору Курентзису: моцартовское «Милосердие Тита» вместе с шефом Пермской оперы выпускает Питер Селлерс, живое олицетворение «режиссерской оперы», великой и ужасной. Прекрасное моцартовское высказывание о том, как трудно идеальному правителю в реальном мире, прозвучит не совсем ортодоксальным образом: постановщики обещали урезать сочиненные ассистентами Моцарта речитативы, дополнить партитуру фрагментами других моцартовских сочинений и придать опере нечто литургическое. Так вольно в Зальцбурге с его гением-покровителем уже давно не обращались, вдобавок и в оркестровой яме, вопреки протоколу, будут сидеть не Венские филармоники, а пермская MusicAeterna. Как все это воспримет фестивальная публика, принципиально консервативная и все же меняющаяся от года к году, безусловно, одна из главных интриг этого зальцбургского лета.

Владимир Юровский выступает музыкальным руководителем новой постановки «Воццека» Берга, где за режиссуру отвечает Уильям Кентридж, южноафриканский художник (а в последние лет десять еще и оперный режиссер) с всемирной славой. А имя маэстро Мариса Янсонса значится в постановочной команде отечественного ответа «Воццеку» — «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича. Причем петь в спектакле режиссера Андреаса Кригенбурга наряду с назначенной на главную роль Ниной Штемме будет внушительная команда русских певцов (Дмитрий Ульянов — Борис Тимофеевич, Максим Пастер — Зиновий Борисович). К «Леди Макбет» подверстан концертный цикл «Время Шостаковича» с участием и Теодора Курентзиса, и Даниэля Баренбойма, и Саймона Рэттла, и самого Маркуса Хинтерхойзера, который не собирается изменять своему призванию пианиста.

Сопровождают этот парад «русских» премьер опера Ариберта Раймана «Лир» (1976–1978) в постановке новой режиссерской звезды Саймона Стоуна и возобновление «Ариоданта» Генделя с Чечилией Бартоли, которого Кристоф Лой уже показал этим летом в Зальцбурге на Pfingstfestspiele. А дирижер Джон Элиот Гардинер, столп британского аутентизма 1980–1990-х, представит цикл из концертных исполнений опер Монтеверди по случаю 450-летия композитора.

Первая программа нового фестивального интенданта всегда декларация о намерениях, когда более, когда менее красноречивая. В случае Маркуса Хинтерхойзера на недостаток красноречивости не посетуешь. Но это не просто дежурная риторика о том, что оперный театр во что бы то ни стало должен отвечать воззрениям, чаяниям, страхам сегодняшнего человека и сегодняшнего общества — за ней хорошо отстроенная система сильных и интересных кураторских решений. Вот такой системности в Зальцбурге не было уже давно, и многое в словах Маркуса Хинтерхойзера пока что напоминает о временах, когда фестивалем руководил покойный Жерар Мортье (1990–2001), об эпохе, невероятно богатой на художественные сенсации, а иногда и на художественные скандалы. Тем более что и сам новый интендант говорит о Мортье во многом как о ролевой модели (и недаром на фестиваль возвращается тот же Питер Селлерс, один из любимых режиссеров Мортье, не работавший в Зальцбурге с 2000 года).

Будет ли последовательная бескомпромиссность в духе Мортье работоспособной идеологией для фестиваля не 1990-х, но 2010-х — для совсем иного экономического, социального и политического климата,— вопрос совершенно не досужий. Но по фестивальной истории последних 10–15 лет очевидно, что компромиссами величия не спасешь, а опасливая рассудительность уж точно работает так себе.