Дарья Мороз: «Моя дочь слишком умна для того, чтобы стать артисткой»

В новом сериале «Преступление», который только то прошел на канале «Россия», у Дарьи Мороз была главная роль — она играла следователя, которая пытается разобраться в таинственном убийстве молодой девушки. «Преступление» - это адаптация датско-шведско-норвежского детектива под названием Forbrydelsen. Есть и американский аналог - The Killing (в российском переводе он назывался «Убийство»). - Оригинальный сериал я посмотрела раньше, чем начала читать сценарий, - признается Дарья Мороз. - Американская версия мне понравилась больше, я совершенно обожаю Мирей Инос – актрису, которая в ней играет. Датский вариант похож на авторское кино – такое мрачное, полусоциальное. А вот американцы всегда докручивают сценарий до максимума, психологию героя доводят до совершенства. В этом смысле они, конечно, крутейшие. Я не надеюсь, что сыграла лучше Мирей Инос. Но я равнялась на нее, на ту странность и глубину характера, которую она показывает. Я не позволила в нашей версии «обытовить» свою героиню Сашу Москвину. Она настолько эмоционально погружается в людей, дело которых расследует, так чувствует их боль, что не в состоянии вынырнуть из этой истории, пока ее не разгадает. Кадр из сериала "преступление" - Ваша героиня весь сериал разрывается между личной жизнью и работой. У вас в жизни тоже, наверное, есть такие «качели»? - Да, конечно, но у меня они не настолько драматичны. Я не переживаю по поводу того, что много работаю и не уделяю внимание ребенку. Дочка все-таки все время со мной. И потом, я не работаю с трупами, как героиня сериала. А так, подобные «качели» испытывает любая работающая мать. В сериале ситуация еще осложнена тем, что сын героини - подросток. И он хорошо понимает, что происходит с мамой – что она очень зациклена на работе и не живет своей жизнью. Фактически из-за работы она чуть не теряет сына. - Вам удается как-то абстрагироваться от работы? - Конечно. Я ничего домой не несу. Бывает такое, что у меня очень интересная, сложная работа, и я сильно в нее погружена, в сам процесс. Но чтобы я вдруг стала своей героиней - ни в коем случае. Иногда работа длится месяц, два, три, полгода. Мои мысли заняты ею, я перевариваю какие-то ситуации своего персонажа, думаю о сценах, анализирую, что уже снято, занимаюсь сценарием или пьесой. Много времени провожу на работе. В общем, морально выключаюсь из жизни. И это, конечно, травматично для всех близких. Так же, как и у Саши Москвиной. Но разница в том, что я могу дать достаточно трезвую оценку ситуации. Я понимаю, что работа закончится, я передохну и наконец займусь ребенком. А моя сериальная героиня работает без перерывов и просто убеждает себя: «Сейчас, сейчас, сейчас! Я это закончу. И вот…». Она не признается себе в том, что работа интереснее и важнее личной жизни. - Кто помогает вам с Аней, когда у вас идут длительные проекты? - Есть няня. Съемки в сериале «Преступление» были осложнены тем, что работа шла в Калиниграде. И на протяжении четырех месяцев у меня, по-моему, был всего один выходной. В месяце параллельно шло 15 спектаклей и 15 съемочных дней. Вот почти каждый день я проводила в самолете. С утра, допустим, в Калининград, с самолета на площадку. Затем съемка целый день. До пяти утра сон. Дальше ранний утренний вылет в Москву. Там я вела Аню в школу. Потом спектакль. Дальше пять часов сон. И опять в Калининград. Это было очень тяжело. Сам проект был для меня сложным из-за большого объема работы. Это все-таки первый в жизни большой, длительный проект, где у меня ведущая роль. Это особая ответственность и нагрузка, потому что серии снимаются не последовательно. И ты должен все держать в голове. Это требует огромной концентрации и огромного морального напряжения. Но я считаю, что справилась. И для меня эта премьера - большая профессиональная победа и настоящее событие. - Эта физическая усталость и вечный недосып, наверняка, сказывались на внешности? Хотя вы как раз играли человека, который постоянно не спит. - Да, моя героиня не следит за собой - просто не успевает и не обращает на это внимания. К концу, когда мы снимали финальные серии, мне можно было даже не гримироваться. Я сама была абсолютно зеленого цвета, с синяками под глазами. Можно было входить в кадр прямо с самолета. Мы с нашим гримером шутили: «Ну, что у нас сегодня? Хвостик или хвостик?». Кадр из сериала "преступление" - Наверное, непривычно видеть себя в кадре в таком обличии? - Я, мне кажется, в этом смысле нестандартная артистка. Наверное, довольно необычно слышать из уст молодой актрисы такие вещи, но, честно, мне чем хуже, тем лучше. Я считаю, что лучше всего выгляжу с нарисованными синяками под глазами. Поэтому мне даже нравилось, что можно сосредоточиться на роли, а не на том, каким цветом накрасить губы. «Я была «сыном полка» - Про вас говорят: «Ее судьба была предрешена — мама актриса, папа режиссер». Получается, у вашей дочки Ани тоже все предрешено (муж Дарьи — известный театральный режиссер Константин Богомолов — ред.)? - Ой, нет, я не думаю. Мне кажется, что Аня слишком умна для того, чтобы стать артисткой. Она в меньшей степени растет в театре и на съемочной площадке по сравнению со мной. Во времена моего детства были большие проблемы с нянями. Моя мама намаялась. Не раз пыталась найти няню для меня. Обычно это были какие-то молодые девушки. Как только мама приезжала со мной и с няней в кино-экспедицию, няня тут же уходила в загул - и приходилось вызывать бабушек. Но они тоже не всегда могли приехать, потому что работали. И мама была вынуждена брать меня с собой, я была «сыном полка». Пока мама находилась в кадре, мною занимались все, кто мог. И есть знаменитая история про меня, когда мне было года три. Снимали, по-моему, в Одессе. Сейчас уже не скажу название фильма — но что-то про войну. Однажды я уснула буквально под кустом, в поле. А в этот момент стали снимать сцену с танками, шла атака. И мама вдруг поняла, что я осталась практически на поле боя. И перейти это поле, забрать меня она уже не может. Мама была в панике: ну, все, ребенок сейчас испугается, останется заикой, катастрофа! А я, к слову, даже не проснулась в этот момент. В общем, у родителей не было вариантов. И они таскали меня с собой везде — в театр к папе или на съемочную площадку у мамы. По каким-то друзьям, к бабушкам-дедушкам. Я была к этому абсолютно привычна. Мне было весело. А у Ани есть няни. Даже если я беру ее куда-то с собой в экспедицию, я не мучаю ее съемочными площадками, потому что это тяжело и муторно. Пока я в кадре, она с няней гуляет в парках. В Калининграде они весь город облазили. Ходили на экскурсии в какие-то корабли, подводные лодки, в музей янтаря. Год назад с поездками было просто — Аня каталась везде за мной. А сейчас у нее есть школа — и приходится жить в другом графике. Дарья вместе с мужем - Константином Богомоловым. Фото: globallookpress.com - Ане же только исполнится семь лет? Когда вы успели начать учебу? - Мы уже первый класс закончили. У нее немецкая школа - Deutsche Schule Moskau. Там рано начинают. В шесть уже все идут в школу, потому что у них больше классов. Пока не началась школа, было очень удобно. Я вышла из декрета, когда Ане было два месяца. У меня параллельно было три проекта. Она ни на день со мной не разлучалась, потому что была на грудном вскармливании. К горшку мы приучались, по-моему, в Ярославле во время «Долгого пути домой». В Калининграде у нее был первый в жизни Хэллоуин - общем, с каждым городом что-то связано. Для нее это такой фан, она любит потусоваться с мамой. Вот сегодня Аня полдня провела со мной на озвучании на новой картины, а потом была примерка на следующую картину. - Почему вы выбрали немецкую школу? - Ну, во-первых, она просто очень хорошая. Достаточно известная в узких кругах. Это единственная немецкая школа в Москве — она работает при посольстве Германии. В ней немецкая система образования. Я, честно говоря, не хотела мучить Аню безумной российской системой. Все эти ЕГЭ и прочее... В России первоклассников грузят огромным количеством всего, начинают прессовать, можно сразу сойти с ума. И мне это совершенно не нравится. Я не хочу, чтобы у ребенка отбили желание учиться. Аня после года школы с радостью бежит на занятия, счастлива там. Мне нравится контингент - дети все очень живые, по-европейски расслабленные. Мне это очень импонирует. - Как вы узнали про нее? - Случайно. Я сначала оказалась в немецкой стоматологии. Ане тогда было года три. Рядом с клиникой увидела садик и школу. Посмотрела на их двор, на детей и подумала: «Как круто!» Стала узнавать. И поняла, что надо бы Аню обучить немецкому, потому что там такой принцип: можно поступить, только если ты говоришь по-немецки. Даже в детский садик берут со знанием языка, потому что там запрещено говорить в группах по-русски. За садик дети так осваивают язык, что к школе уже знают его свободно. Сейчас мой ребенок в семь лет свободно говорит, читает и пишет по-немецки. Я считаю, что это фантастика. Когда через год она начнет учить английский, думаю, быстро его возьмет, потому что эти языки близки. Мне кажется, в современном мире это очень важно. Еще у них очень классная система изучения математики. Она сильно отличается от нашей - кардинально другая. Плюс в школе много времени уделяют тому, что просто учатся порядку. Учатся ждать других, пока они допишут, учатся вниманию. А потом, Аня же профессионально занимается теннисом. И если у нее все будет продолжаться в том же духе, то через пару лет надо будет куда-то ее увозить. Или в Америку, или в Испанию - в какую-то серьезную теннисную школу. Она будет получать какое-то заграничное образование, поэтому русская система ей не нужна. Фото: КУДРЯВОВ БОРИС - Вы уже продумывали эти перспективы? Вы же очень привязаны к Ане. Отпустите ее или поедете за ней? - Думаю, мне придется на какое-то время отложить все дела и поехать с дочкой. Пока она маленькая — это бесспорно. Ну, а что делать? Никто другой это за меня не сделает. Если я буду понимать, что ей это нужно, важно и перспективно, то да, конечно. - А муж? - Он работает и в России, и в Европе. Часто уезжает в долгие очень командировки, поэтому тоже считает, что это нормально. Понятно, что он не поедет за ней. Он будет заниматься своей карьерой. Тут только я смогу помочь. И, конечно, я это сделаю, если будет необходимость. - Вы готовы на какой-то момент пожертвовать своей успешной карьерой? - Да, конечно. Проблемы могут быть только с театром. С кино все просто - ты можешь сниматься блоками. Приезжать иногда, потом уезжать. Но я еще и театральная артистка. Со второго курса института работаю в театре. В этом году неофициально будет 17 лет, как я на сцене. У меня много спектаклей. Будет очень трудно, если придется сказать: «Ребята, извините, я на несколько лет должна уйти». Но если для Ани это будет надо, значит так. Ничего не поделаешь. «Наша семья скупа на похвалу» - Я читала, что вы еще, помимо прочего, — активный садовод? - Пока у нас была дача, я, конечно, активничала. А сейчас мы ее продали. Аня пошла в садик и в школу, и у нас уже нет возможности приезжать туда часто. Мы с Аней очень скучаем по даче. При продаже я больше всего переживала за судьбу своих деревьев. Я же фанат посадок дубов и сосен, а не цветочков-василечков. Сама выкапывала в лесу саженцы, сама сажала их на участке - и как они будут без меня? А вдруг их погубят? Но, слава богу, дачу купили совершенно прекрасные люди. Ни одно мое дерево не погубили, а наоборот, холят их и лелеют. Мы общаемся на Фейсбуке, переписываемся, перезваниваемся, они все время шлют мне фотографии. Я довольна. - Как вы привыкали к московской жизни? - Я не скажу, что мы прямо жили на даче. Аня действительно большую часть недели проводила за городом. А я моталась туда-сюда. Я, честно говоря, люблю загородную жизнь. Но в моем ритме это невозможно. Либо надо иметь дом прямо у МКАД, либо никак. Невозможно каждый день ездить за 80 километров. Это нереально. И тем более, возить ребенка в школу — это просто издевательство над ним. Поэтому при всей моей любви к тому, чтобы вечером посидеть, подышать воздухом или затопить печку, или с утра походить босыми пятками по росе — все это мало осуществимо в режиме современной жизни. С другой стороны, я привычна к ритму города, этому безумному, сумасшедшему дурдому, который со мной каждый день. Вне его мне становится моментально скучно и тяжело. Спектакль "Мужья и жёны". Режиссер - Константин Богомолов. На фото: Дарья Мороз, Игорь Гордин. Фото: globallookpress.com - Родители отговаривали вас от профессии актрисы. Если Аня все же решит пойти по вашим стопам, вы будете против? - Родители меня не то, чтобы отговаривали. Они, скорее, пытались мне объяснить, что это за профессия. Говорили: «Конечно, это не лучший вариант. Но если хочешь, можешь попробовать. В конце концов, это хорошее гуманитарное образование. Закончишь в 19 лет. И еще успеешь научиться какой-нибудь другой профессии, если будет желание». Наверное, я бы Ане сказала то же самое. В конце концов, это ее выбор. Невозможно заставлять человека заниматься нелюбимым делом. Зачем тратить на это время и жизнь? Я попытаюсь объяснить что-то дочери, но давить на нее не буду. - Раньше вы испытывали некий комплекс из-за того, что являетесь дочкой известных родителей. Ане тоже придется пройти через это? - Мне кажется, Аня гораздо более самодостаточный и цельный человек, чем была я в детстве и подростковом возрасте. У нее меньше комплексов. Она живет своей жизнью. Довольна и собой, и тем, что она делает. Я очень много времени потратила на то, чтобы кому-то что-то доказать. Наверное, я в первую очередь пыталась убедить саму себя в том, что могу что-то в жизни. Я была очень не уверенной. Мне казалось, что я никогда не буду настолько крутой, как мои родители. Всегда с большим пиететом относилась к тому, что они делают. Понимала, что они суперпрофессионалы и очень интересные люди. И мне до них не дотянуться. А потом в какой-то момент я вдруг поняла, что бессмысленно кому-то что-то доказывать. Нужно просто заниматься своей профессией. Я в это поверила. В этот момент, наверное, меня отпустило — и сразу что-то стало получаться. Я надеюсь, что отцу приятно, когда про него иногда говорят, что он - папа Даши Мороз. Так же, как мне приятно, когда говорят, что я дочь Юры Мороза и Марины Левтовой. Мамы уже давным-давно нет. И я, бывает, слышу в свой адрес: «Да ты что, ты дочка Марины Левтовой? А я не знал». Мне приятно, когда маму вспоминают тепло. Надеюсь, у Ани не будет моих проблем. - У вас в семье принято обсуждать работу? Похвалы от папы ждете? - Наша семья скупа на похвалу. У нас наоборот всегда было принято обсуждать, разбирать какие-то ошибки, устраивать разбор полетов. Считалось так: то, что хорошо – оно априори хорошо. Об этом не стоит говорить. На самом деле, мне кажется, что это не вполне верно. И надо, конечно, хвалить друг друга, своих близких. Пока я училась в институте и после него, мы с папой очень много времени проводили за профессиональными разговорами. Он пытался мне что-то объяснить в профессии. Говорил про мое амплуа, про то, в какую сторону надо развиваться. Наши разговоры длились часами. Это, мне кажется, было очень полезно. В тот период мне важна была его оценка. Я с ним советовалась по выбору работы, материала. Потом я как-то взрослела и чуть от этого отошла. Сейчас папа просто приходит на мои премьеры. Говорит, что ему понравилось, что нет, а что могло бы быть сделано по-другому. Обсуждает сильные и слабые стороны роли. Я пришла к тому, что у нас совершенно разное ощущение профессии и понимание правильности актерского существования. Он все-таки представитель старой советской школы, консерватор. А я пошла в сторону современного театра, аскетичной манеры актерского существования. Мне это очень нравится. - Сказалось влияние вашего мужа? - Наверное, да. Костя стал мне прививать другое понимание театра. В какой-то момент я поняла, что это соответствует моим ощущениям, настоящим эмоциям. В институте меня пытались погрузить в систему Станиславского. А я никогда этого не понимала. Ну, ладно, думаю, сделаю вид, что погружаюсь. А Костя дал мне другое понимание: не надо делать вид, что ты что-то там прожил, не надо показывать эмоции. Нужно по-другому существовать, быть собой, работать своими красками. И я стала это делать. Папа это не вполне принимает, я бы сказала. Хотя сейчас он, в общем, более или менее смирился. И видит в этом определенный толк. У нас с ним дискуссии почти на равных. Хотя я безумно его уважаю и считаю, что он один из самых крутых режиссеров своего поколения. Папа всегда говорит, что, если посадить зернышко, оно может прорасти не сразу, а через год или через три. И если режиссер заставил тебя что-то сделать - это правильно, через несколько лет это разовьет в тебе новый виток. И я порой не до конца понимаю его. Но через некоторое время осознаю, что он был прав.