Как Ефремов выгонял Евстигнеева из МХАТа
Вдова Евгения Евстигнеева Ирина Цывина готовит к печати книгу воспоминаний о легендарном актере под названием «Я жив...» Друзья, коллеги и близкие Евстигнеева предоставили для этого уникального издания богатый материал. С некоторыми воспоминаниями читатели сайта 7days.ru могут познакомиться еще до выхода книги. Вот что, например, рассказывает Всеволод Шиловский: «Наша дружба с Женей началась тогда, когда он пришел во МХАТ из «Современника». Мы и раньше были в очень хороших отношениях, но там задружились по-настоящему. Третьим нашим другом был Владимир Сошальский. Невероятный красавец! Артист — замечательный. Он обожал Евстигнеева. А Евстигнеев был в восторге от Сошальского. Когда после спектакля мы собирались вместе, они не могли наговориться друг с другом. А я у них был вроде разводящего. Говорил: «Ребята, хватит! Все нормально, мы отлично посидели, но пора по домам»… Евстигнеева любили все: и режиссеры, и коллеги, и зрители. Такое тоже не часто бывает. Кстати, о зрительской любви. У Жени появился «Мерседес». Он стоял во дворе дома на Суворовском бульваре, где жили мхатовцы. И какие-то хулиганы свернули у него с капота эмблему — трехлучевую звезду, или, как ее в народе называют, «прицел». Женя в отчаянии: «Вот гады, паразиты! Что делать?» А я уже знал, что нужно делать, и в свою очередь спрашиваю: «Знаешь такой завод — «Серп и Молот»?» — «Ну, знаю», — отвечает Женя. «А кто над ним шефствует, знаешь? МХАТ! А я знаю артиста, которого очень любит народ. И вот этот артист придет к начальнику цеха и скажет ему: «Слушай, ты не можешь мне сделать штук пятьдесят этих хреновин?» И он с любовью тебе их наштампует». Так все и случилось. Только Евстигнееву наштамповали не пятьдесят, как он просил, а шестьдесят штук. И проблема была решена. Отвинтят один «прицел», Женя спокойно тут же навинчивает другой. Где-то на пятнадцатом или двадцатом «дубле» устали отвинчивать… А сейчас я вынужден перейти к грустной части своих воспоминаний. Но без них, рассказывая о Евгении Евстигнееве, увы, не обойтись. Если в «Современнике» у Жени были большие, интересные роли и он там по праву считался первым актером, то придя во МХАТ, куда его позвал Ефремов, Евстигнеев стал получать мало достойных ролей… Он очень переживал. Но в это время его поддержал кинематограф. Кинорежиссеры умоляли его сниматься. И Женя работал очень много и очень сильно. Только настал день, с которого, можно сказать, началась трагедия жизни Евгения Евстигнеева. Женя позвонил мне и без предисловий сказал: «Я свободен от театра. Послали на…» Я не поверил: «Женя, кончай байки травить!» — «Какие байки?! Приезжай к Вовке, все расскажу». Я тут же отложил все свои дела и поехал к Сошальскому. Женя сидел на кухне вместе с Володей. Он был бледен, нервно курил. «Да ладно переживать-то, что случилось?» Говорю нарочито бодро, чтобы ослабить напряжение. Но одновременно понимаю — не получится. С Женей действительно случилась беда. Евстигнеев быстро взглянул на меня исподлобья, вонзил окурок в пепельницу, коротко кашлянул: «Сегодня был у Олега. Просил снизить нагрузку по репертуару, хотя бы немного. Говорю ему: «Старик, были б у меня роли, слова не сказал бы. Но ролей нет, а спектаклей много. Мне уже не потянуть, возраст не тот…» А он мне: «Не можешь — уходи на пенсию!» Я сначала подумал: Ефремов шутит. А потом понял: нет, он говорит серьезно». И Евстигнеев ушел из театра. Конечно, без работы он ни дня не оставался. Но душевная рана, полученная им, была такой силы… С чем бы ее сравнить? Людям, не знакомым с нашим ремеслом, трудно, даже невозможно понять, что значит для театрального человека уход из своего театра. Скажу так: это все равно что отнять у тебя кислород, связать по рукам и ногам и заклеить рот. Вот что это такое!» Полностью этот материал можно прочитать здесь>>
