Тушение строптивой

Балет Большого театра выступил в Нью-Йорке Гастроли балет Главным героем балетной части летнего фестиваля в Линкольн-центре стал Большой театр. Помимо деятельного участия в триптихе «Драгоценности» он выступил и сольно, впервые показав Нью-Йорку «Укрощение строптивой» в постановке Жан-Кристофа Майо. Заокеанская премьера сопровождалась чрезвычайными обстоятельствами, что засвидетельствовал Михаил Смондырев. В Театре Коха (бывший New York State Theatre, вотчина New York City Ballet — NYCB) балетную часть фестиваля на прошлой неделе открыли знаменитые «Драгоценности» Джорджа Баланчина в исполнении трех ведущих мировых трупп. «Изумруды» достались артистам Парижской оперы, «Рубины» — танцовщикам NYCB, «Бриллианты» — труппе Большого театра (пару раз американцы и русские менялись своими «ювелирными» изделиями на радость зрителям). В условиях политических заморозков искусство все-таки объединяет, и тройка худруков — Орели Дюпон, Махар Вазиев и Питер Мартинс — пообещала в близком будущем показать этот международный проект в Москве и Париже. Успех в состязании на территории неоклассики Баланчина был, безусловно, важным для Большого театра, но презентация современного эксклюзивного балета, да еще в постановке француза Майо (американцы обычно не особо чтут европейских хореографов),— дело еще более рискованное. Любимое москвичами «Укрощение строптивой» уже известно миру по кинотрансляции, однако живьем выехало за океан впервые. В принципе балет этот нерадикален — ни по хореографии, ни по концепции. Сюжет спектакля в целом следует одноименной пьесе Шекспира, сценография изящна и лаконична, а музыка представляет собой ассорти из сочинений Шостаковича (преимущественно для советских фильмов, персонажи которых страшно далеки от героев Шекспира). Словом, история двух девиц на выданье, не вызвавшая сопротивления даже в консервативных московских кругах, не должна была шокировать ко всему привыкший Нью-Йорк. Актерский состав премьеры был отменным. Ершистая и трогательная в своей тщательно скрываемой нежности Катарина (Екатерина Крысанова) успела за мгновение влюбиться как кошка в наглого и харизматичного Петруччо (Владислав Лантратов) — они успешно выстроили свое счастье на прекрасной технике и пикантностях откровенной хореографии. Сестра Катарины Бьянка (Ольга Смирнова), прячущая стервозность под внешностью модильяниевской красавицы-тихони, и ее избранник — «ботаник» Люченцио (уморительно сыгранный Семеном Чудиным) составили вторую пару, оттенив дуэт протагонистов целым букетом тонких актерских оттенков. Звездная четверка танцевала с удовольствием и азартом, и две с половиной тысячи зрителей аншлагового зала уместным смехом и аплодисментами реагировали как на танцевальные резвости, так и на бурлескный юмор комических мизансцен. Свою долю успеха вкусили и исполнители вторых ролей — незадачливые поклонники Бьянки (Вячеслав Лопатин и Игорь Цвирко, чьи виртуозные соло вызвали бурный энтузиазм публики), корыстолюбивая домоправительница (Янина Париенко), сексуально озабоченная вдовушка (Юлия Гребенщикова): после спектакля всех их у служебного выхода атаковали любители автографов и совместных селфи. Однако в середине первого акта, в самый патетический момент объяснения девиц с женихами, где-то в недрах театра включился сигнал пожарной тревоги, и невнятный женский голос предложил всем срочно покинуть зал. Артисты, не моргнув глазом и не дрогнув ни единой мышцей, продолжали танцевать, оркестр упивался Шостаковичем. («Русские танцуют, пока не загорится занавес»,— прокомментировала после спектакля одна из балерин.) Но законопослушных американцев сирена взволновала: они начали группами покидать зал — без паники, неспешным, но ощутимым течением. Публика помоложе не двинулась с кресел, однако мало кто из оставшихся смотрел на сцену — все их внимание поглотила эвакуация сограждан. Когда зуммер умолк, беглецы теми же группками вернулись на свои места. Движение туда и обратно заняло с четверть часа, за которую прошли основные эпизоды первого акта на дивную музыку романса из фильма «Овод» и вальса из фильма «Софья Перовская». Второй акт проскочил без приключений, в финале состоялась шестиминутная овация, и сияющий хореограф кланялся вместе с артистами. А при выходе из театра казус первого акта получил продолжение: на Бродвее гудела сиренами вереница пожарных машин с включенными мигалками. Был ли этот парад пожарников спровоцирован театральной сигнализацией или сирена в театре, взвывшая впервые за 25 лет, оказалась частью крупномасштабных учений личного состава пожарного департамента города Нью-Йорка, так и осталось загадкой.