Эдита Пьеха: меня обзывали кабацкой певичкой

31 июля народная артистка СССР Эдита Пьеха отмечает юбилей. Традиционно в этот день она выступит перед своими поклонниками в Большом концертном зале "Октябрьский" в Петербурге, где представит программу "Помню только хорошее". Накануне дня рождения певица дала эксклюзивное интервью ТАСС, в котором вспомнила этапы творческого пути, рассказала о своей гастрольной кругосветке, поведала о второй жизни концертных нарядов, созданных для нее ведущими российскими модельерами, и поделилась мнением о современной музыке. — Эдита Станиславовна, когда мысленно охватываешь весь ваш творческий путь, хочется, перефразируя слова Евгения Евтушенко, сказать: певец в России — больше чем певец. Вы по-прежнему любимы и интересны всем поклонникам. Как вы считаете, в чем секрет вашего творческого долголетия? — Я не делала пиара, не делала карьеры. Просто всю жизнь любила петь, с детства. В день окончания войны впервые я выступала публично на улицах моего поселка шахтерского во Франции. Я вовсю запевала "Марсельезу", и детишки из моего класса пели вместе со мной. Мне это понравилось. А потом были хоры — хор начальной школы, хор лицея педагогического, хор Польского землячества. Ну а в Ленинграде я встретилась с Александром Броневицким, который разгадал мою судьбу. Взял за руку и повел на сцену. Вот так бывает... И до сих пор мне поется. Стоит только выйти на сцену, как сразу хочется петь. А вот дома — нет. Дома тишину люблю. — Вспомнились строчки из вашего репертуара: "Песне ты не скажешь до свиданья, песня не прощается с тобой". Они теперь воспринимаются автобиографически. — Ну, да, это Аркадий Островский... Такая песня была. Песен у меня много-много. — Если верить статистике — 400? — Да, что-то вроде этого. Это посчитали поклонники. Я не считаю. — Вы сказали на вернисаже в Шереметьевском дворце, что на юбилейном концерте не будет новых песен. Думаю, они бы появились, если бы по-настоящему заинтересовали вас. Что не удовлетворяет вас в современной эстрадной песне? — К сожалению, композиторов, с которыми меня судьба связала, уже нет в живых — Броневицкого, Фельцмана, Петрова... Осталась память в виде песен, конечно. Ну а если говорить о современном репертуаре, о современных артистках, то я их просто не слышу, понимаете. Не слышу. Вот выходит какая-то там Нюша или кто-то, я не понимаю, зачем она выходит. Денег на платье нет, в трусах выходит. Я все это не понимаю. Смотрю на них, как на иноземцев, как из Африки какие-то туземцы. — Храните ли вы ту концертную афишу осени 1957 года, где впервые появилось ваше имя и которая стала точкой отсчета вашей профессиональной деятельности? — Не храню. Мне тогда не пришло в голову коллекционировать. Она появилась после коллективной победы "Дружбы" на Шестом всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве, где мы получили золотую медаль. И нас взяли на работу в Ленэстраду, как тогда называлась эта организация. И мы начали выступать — ансамбль "Дружба". Нас стали узнавать. Мы нравились публике. Нас подвергали критике, ругали, обзывали. Я, например, была кабацкая певичка, которую надо выстирать по самое декольте. Ну а потом последовали через какие-то годы извинения от автора этого изречения. Все было... Тернистый путь был, но ничего. Зато в памяти все. — Следите ли вы за творчеством своего внука Стаса? Даете ли ему какие-то советы как старший по профессии? — Ой, да вы что, это очень сложно. Он сам чувствует, что хочет петь и, к счастью, такого явления, которое именуется пошлостью, нету у него. Он сам стихи пишет, и даже у него вышел сборник стихов. А советы я не смею ему давать. Мне самой не нравилось, когда меня ругал Сан Саныч Броневицкий. Но так, деликатно, я ему что-то намекаю. Как-то довелось побывать на его концерте в "Октябрьском", и мне не понравилось, что он очень много времени на сцене во время концерта уделял своим поклонницам. Они выходили, что-то ему говорили, и это останавливало концерт, действие. Сейчас он ездит по стране, обещал приехать ко мне на юбилей. — Этим летом вы устроили на выставке в Шереметьевском дворце настоящий праздник для своих концертных платьев. Я не удивлюсь, если платьям после такого триумфа не захочется возвращаться в гардероб. Думаете ли вы о будущем этой удивительной коллекции? — Спасибо Ирине Владимировне Танцуриной, модельеру, с которой мы давно уже подружились, и у меня сейчас есть несколько платьев ее авторства. Это она взяла на себя роль выставить мои платья в Шереметьевском. Как видите, это оказалось полезным и нужным. Но эти платья не висят в гардеробе. Я им построила павильон. Живу я в пригороде, в Северной Самарке, в деревне. Купила дополнительный участок, и там в павильоне живут мои платья. Там же находятся сувениры, грамоты, награды, подарки от публики, подарки официальные. Тридцать платьев Танцурина забрала на выставку. Но я надеюсь, что в августе они вернутся в павильон. — Как вы относитесь к своим концертным нарядам? — Очень серьезно... Потому что по существу модельеры одевают не меня, а мои песни. И поэтому мои песни будут оголенными без платьев. Платья нужны, чтобы песни были одетыми. — Сейчас, когда ваша концертная жизнь стала менее интенсивной, что составляет круг ваших интересов? — Я наслаждаюсь свободой, как узник, которого выпустили на волю. Я была в плену у своей гастрольной жизни. И это было немыслимо. За 11 месяцев в году — круглосуточно — гастроли, гастроли, работа, песни, города... Я объездила четыре раза весь Советский Союз, побывала в тридцати странах мира. И каждое выступление всегда начинала песней о Ленинграде: "Люблю я всей душой, красивый город мой с туманами и криком чаек над Невой". Так что я знакомила публику через песни со своей биографией. У нас была небольшая группа концертная, три или четыре человека. Мы были первыми советскими людьми, которые ступали на землю Гондураса и первыми советскими артистами, которые выступали в Боливии на высоте 2500 метров над уровнем моря. В Перу после землетрясения выступали. Вот в Африке только не была... Были мы и в Австралии. Там очень большая диаспора русских людей, которые покинули Россию, кто до революции, кто после революции. И самое интересное, что они сохраняют русскую культуру. Я оказалась в гостях в одном доме, забежала девочка и по-английски к маме обратилась. Она — раз и ей пощечину: "Ты дома, а не на улице. Какой наш язык родной?" — "Русский, мама, русский". Вот такие они, патриоты русской культуры. — Вы исполняли песни на многих языках. Сколько всего языков? — Я пела по-польски, по-французски, по-немецки. На испанском могу петь тоже. Я была пять раз на Кубе и в странах Латинской Америки: в Коста-Рике, Перу, Боливии. — Ну, наверное, и на английском?.. — Нет, английский — это не мой язык. — Планируете ли вы праздничные концерты в столице? Каковы вообще ваши дальнейшие творческие планы? Будут ли новые записи? — В столице выступать не планирую. Нет, я в Петербурге, в своем "Октябрьском" зале буду. Смешной вопрос: какие новые записи? Воскресите композиторов, с которыми я сотрудничала, которые мне доверяли свои песни. Что такое новое? Это хорошо забытое старое. И записывать ничего нового я не собираюсь. Ну, может быть, заново издать отреставрированные записи. — Не приоткроете ли секрет, кто из ваших коллег готовится вас поздравить? — Лева Лещенко сам изъявил желание приехать. Надеюсь, что Розенбаум будет, что Сенчина выйдет. А про других я не знаю, это будет импровизация. Передайте тем, кто любит песни Пьехи, низкий поклон за верность, за то, что мы по жизни шли, влюбленные в песни. Нельзя жить и быть равнодушными. Олег Сердобольский