После оглушительного успеха пермских музыкантов на открытии Зальцбургского фестиваля, где они представили оперу Моцарта "Милосердие Тита", вся культурная общественность России и мира следит за гастрольным туром художественного руководителя Пермского театра оперы и балета Теодора Курентзиса и его оркестра musicAeterna. В интервью ТАСС дирижер-экспериментатор рассказал о премьере, а также о том, почему он остается работать в Пермском театре оперы и балета, несмотря на все трудности. — Вы и ваш оркестр musicAeterna 27 июля открыли знаменитый Зальцбургский фестиваль оперой Моцарта "Милосердие Тита" в постановке Питера Селларса. Что вы чувствуете, став первым представителем России в истории фестиваля, открывающим столь значимое событие? — Моя миссия и мечта — добиться децентрализации искусства в России. И, в общем-то, мы это уже сделали. Когда провинциальный российский театр приглашают играть Моцарта на родину композитора, мне кажется, это признание. Зальцбургский фестиваль — один из самых престижных, все музыканты мира на одной маленькой улице, вся Европа здесь. То, что происходит и показывается здесь, задает тон в мировом искусстве. И мне очень приятно, что меня здесь очень тепло принимают, моих музыкантов просто боготворят. Это тем более важно, что зритель здесь сложный, люди, например, приходят на концерты с партитурами. Надеюсь, такое событие найдет отклик у людей, способных нам помочь продолжить нашу работу. Не хочу жаловаться, но бюджет нашего театра, в 100 раз, например, меньше бюджета Баварской оперы. И мы тем не менее конкурируем с такой махиной. Если бы мы могли полностью воплощать все наши задумки, мы вообще были бы вне конкуренции, мне кажется. — Такие события способствуют развитию и продвижению русского театра, русского мира, развитию культурного обмена? — Конечно, это помогает развитию российской культуры и ее продвижению. И такие проекты помогают расширять кругозор и развивать вкус. Если ты руководишь театром, то, помимо собственных моральных принципов и симпатий, ты должен знать, что происходит в искусстве, должен быть эрудирован. Поэтому я путешествую, получаю очень много информации, мне важно всегда быть в курсе того, что происходит сегодня. И мне кажется, так же должны поступать люди, принимающие решения в сфере культуры: помимо личной симпатии и дружбы нужно иметь представление о реальной ситуации. Для меня театр — это не моя собственная контора, а место, где я работаю, и я отвечаю за качество этой работы. Так и у чиновников — это не их собственные конторы, это их миссия, ответственность перед людьми, которые живут в стране. — Расскажите об опере "Милосердие Тита". О чем она? — У Питера Селларса всегда есть какой-то дуализм, двойная природа. С одной стороны, он подробно и реалистично описывает некую историю, с другой — очень точно передает природу человеческого духа, показывает то, как реальность отражается на человеке, как он ее переживает. То есть он предлагает оба измерения человеческого бытия: и материальное, и духовное. Опера была написана Моцартом для коронации Леопольда Второго (король Богемии, а ныне Чехии — прим. ТАСС). Мы знаем, что правителям никто никогда не говорит правду, все льстят. Естественно, императоры и президенты понимают это, но они продолжают эту игру, и ничего привлекательного в этом нет. Конечно, это противоречило мировоззрению Моцарта, но положение его было таково, что он вынужден был взять этот заказ. И даже в этой ситуации Моцарт нашел возможность сказать правду. Эта опера и наш спектакль о том, что у любого человека, вне зависимости от его положения в обществе и его прошлого, всегда есть шанс измениться. Есть шанс простить и быть прощенным. Реальный Тит был человек очень неоднозначный. Он вел жестокие войны и уничтожал жителей Иерусалима. Но потом что-то случилось с ним, и, став императором, он начал помогать людям, пострадавшим во время чумы и от извержения Везувия. Это человек, жизнь которого изменилась на 180 градусов, и он остался в истории как милосердный. Вот такие метаморфозы нам сейчас очень нужны, потому что если мы хотим сделать мир лучше, мы должны научиться меняться и, прежде всего, прощать. Тита убивают люди, которых он любил, но он прощает их, и поэтому сам получает прощение. И когда завершается спектакль, мы оказываемся в совершенно ином пространстве, мы видим духовное рождение человека. Об этом спектакль. — Куда вы поедете дальше с этим спектаклем? Вы планируете показать его в Перми? — Мы покажем "Милосердие Тита" в Амстердаме. Кроме того, в концертной версии исполним его в Париже, Берлине и Бремене — у нас очень много гастролей сейчас. В Перми, к сожалению, мы не сможем его сыграть, потому что у нас в театре нет такой сцены, как в Зальцбурге, наша сцена очень маленькая и технически не приспособленная. Если бы у нас был новый театр, мы смогли бы это сделать. Мы до сих пор пытаемся решить вопрос со строительством новой сцены, но окончательно не получается. Поэтому придется нам играть по всему миру замечательные вещи, которые мы, увы, не можем показать в нашем городе. — Значит, ситуация с новой сценой театра в Перми никуда и не двигается? — Двигается, но медленно. Понимаете, это очень долгий бюрократический процесс. Я — человек слова и дела, и привык делать то, о чем договариваюсь. И мне кажется, что в администрации тоже должны быть люди слова: раз решили, договорились, значит, так и делаем. Мне кажется, это простая логика. Но иногда происходят необъяснимые вещи. Но я это уже говорил и могу еще раз повторить: если до 2020 года не будет построена новая сцена, как мы договаривались, я из Перми уеду. У меня есть шесть предложений от лучших в мире театров занять должность руководителя. Мне очень не хочется этого делать, но я просто не могу участвовать в фарсе и делать вид, что что-то происходит, когда в действительности этого нет. Я не хочу терпеть издевательства и обманывать людей, которым я тоже обещал нормальные условия, чтобы они могли репетировать не в подсобных помещениях и спортивных залах, как сейчас. Если чиновники этого не поймут, значит, развитием Пермского театра будет заниматься кто-то другой, но не я. Все, что могу, я сделал, посмотрим, как пойдет. Но я жду и, в общем-то, настроен позитивно. Может, это все-таки случится, и тогда все будет хорошо. — Вы нарасхват в более серьезных местах, но остаетесь в Перми? — Что такое более серьезные места? Серьезное место там, где серьезные люди занимаются серьезным делом. А места, где есть четыре "Кофемании" на одной улице и множество фотографий в журналах с разных выставок и биеннале — это как раз несерьезно. И слава Богу, что в Перми такого нет. В Перми есть чистое творчество и люди, не пресыщенные столичными тусовками. Они занимаются искусством, а не самолюбованием. Вот это как раз серьезно. Я счастлив там находиться и работать, несмотря на все сложности и проблемы. — Вы с 2011 года работаете в Пермском театре оперы и балета. Что за это время изменилось в театре? — Мы увеличили нашу аудиторию в два раза, люди стали больше ходить в театр, появилась другая публика, та, которая раньше в театр не ходила. Мне неинтересно делать модные или эпатажные спектакли, мода меня мало интересует. Мне интересно, чтобы спектакль образовывал зрителя, чтобы зритель уходил со спектакля обогащенным, очищенным, и чтобы в его сердце что-то осталось после спектакля. Я считаю, самое главное, что должен делать театр, — это образовывать своего зрителя, а не просто развлекать. И таких людей — умных, думающих, глубоко воспринимающих происходящее на сцене — мы объединяем вокруг театра. Мы создали "Лабораторию современного зрителя", чтобы рассказывать людям об искусстве, о его течениях, истории и тенденциях, чтобы люди лучше понимали то, что они видят и слышат. В городе, в котором я живу, люди имеют счастье за очень символическую цену увидеть такие вещи, к которым не имеют доступа даже многие столичные города. Причем я хочу отметить, что мы говорим о городе, в котором нет консерватории, нет другого симфонического оркестра, кроме нашего, который очень ограничен в своих возможностях. Но ведь Россия — это не только Москва и Петербург. Все должны иметь одинаковую возможность прикоснуться к прекрасному, одинаковые шансы на образование. Я не понимаю, почему в регионах нельзя получить такое образование, как в Санкт-Петербурге. Это справедливо? То есть нужно уехать, чтобы учиться в консерватории? Получается, всем талантливым людям приходится уезжать из города? Такие вопросы у меня возникают очень часто. И это не риторические вопросы, это вопросы справедливости. Поэтому я стараюсь такие вот пустоты, существующие в городе, закрыть своим творчеством. — Пермская публика изменилась? Стала более требовательной? — Безусловно. У нас открыты все репетиции, люди могут до спектакля несколько раз послушать музыку на разных репетициях. Мы объясняем, что написано в партитуре. И люди теперь приходят не для того, чтобы посмотреть тех самых "лебедей", а чтобы разработать свое "нутро", для чего и предназначен театр. — Были ли на вашем творческом пути преграды? — Всегда. Но это хорошо. Преграды для того и существуют, чтобы ты преодолел их и стал сильнее. Поэтому, когда ты сталкиваешься с препятствием, нужно не бояться, а просто идти вперед. — Есть ли у вас "места силы", счастливые места? — Счастливые места — конечно! Я очень люблю Петербург, это понятно — это первое место, где я жил в России в 1990-е годы, учился там. Но я хочу жить в Перми. Если у меня есть свободное время, я очень часто провожу его в Перми, потому что там — дом. И любишь ведь те места, где любимые люди, а я люблю пермских людей. Они очень хорошие люди, замечательные зрители и замечательные сотрудники. У нас там свое "гнездо". Я вообще вне России не хочу жить, в другом месте. — Какая у вас мечта? — Мечта у меня… Я вам рекомендую, чтобы это стало и вашей мечтой тоже — чтобы мы благополучно поменяли сознание, поменялись и стали лучше, поменяли наше зрение, чтобы оно стало более духовным. Вот это — большая мечта. Счастлив тот, кто счастлив внутри, кто расположен к счастью. Беседовала Анастасия Аверкова
