Зачем музей обвиняет князя Лобанова-Ростовского в подделке Машкова
Скандал в Ростове: подарок князя в музее назвали не имеющим ценности, а дарителя записали в изготовители фальшивок. Уже месяц бурлит скандал вокруг даров князя Лобанова-Ростовского государственному музею-заповеднику (ГМЗ) в Ростове Великом. Из 15 тысяч предметов, переданных князем, пять полотен вызвали сомнение в подлинности. В результате его выставили мошенником. В причинах столь странного поведения музея разбирался Sobesednik.ru. Из Филей — в Ростов Никита Дмитриевич Лобанов-Ростовский широко известен музейщикам и коллекционерам. Часть его собрания давно подарена Метрополитен-музею в США, часть — ГМИИ им. Пушкина в Москве. Еще минимум полсотни мировых музеев хранят работы из его коллекции. Нашей стране князь впервые сделал подарок в далеком 1970-м — он передал ЦГАЛИ архив Судейкина и 12 тетрадей Александра Яковлева. Через 6 лет — преподнес в подарок ГМИИ 80 эскизов Бенуа... — Я договорился с Николаем Бенуа, он разрешил выкупить у Большого театра за $2 тыс. эти эскизы, — рассказывает князь, — и тут же принес их в ГМИИ. Таких историй — три страницы убористым шрифтом в конце каталога коллекции князя. Главное его собрание — театральная живопись. Он говорит, что «зациклен» на это — возвращать на историческую родину произведения, когда-то ее покинувшие: его родители эмигрировали после революции, он родился в Болгарии. В 2000-м, в рамках развития парка Фили в Москве, князю предложили за символическую арендную плату создать там дом-музей — с условием, что он будет его сам финансировать. Он согласился. Документы оформляли при участии мэрии, и в 2001-м музей заработал — Никита Дмитриевич иногда даже сам водил экскурсии. В 2010-м Лужкова на посту мэра сменил Собянин, и документы об аренде оказались вдруг недействительными. Князя «попросили» — вместе с содержимым музея. Лобанов предложил коллекцию Ростовскому ГМЗ — его предки некогда были удельными князьями в этом городе, и он считал символичным подарить ему артефакты. Артефакты в чемоданах Так началась эта история, спустя семь лет обернувшаяся неприличным скандалом. — Если уж быть откровенным, директор ГМЗ никогда не была в восторге от этого дара, — рассказывает Елена Ким, экс-ученый секретарь музея (в начале 2017-го уволена). — Мы вместе с ней были в Филях, смотрели музей... Было понятно, что директор не совсем поняла, что это такое (в Филях находился архив рода Лобановых-Ростовских, Вырубовых, старинные гравюры, литографии, коллекция фарфора, серебра и т. д. — ред.). Поэтому она долго не откликалась на письма князя, и только в 2013-м все-таки было решено переводить музей в Ростов. Думаю, она согласилась, поняв, что из этого можно устроить громкое шоу. И действительно, была сделана очень красивая выставка, было много известных гостей... Так началось сотрудничество музея и князя. Он каждый месяц привозил по два чемодана (весом в 64 кг) ценностей из Лондона в Москву. Музей же отправлял в аэропорт за дарами машину, каждый раз отставляя князю расписку. В августе 2014-го директор ГМЗ Наталья Каровская публично заявила о создании музея князей Лобановых в особняке купца Шлякова, который находится на балансе ГМЗ. — Даже вручила мне символические ключи от будущего музея, — вспоминает князь. Здание, впрочем, требовало реставрации. Минкульт идею одобрил, деньги на проектную документацию выделили из бюджета (ГМЗ — единственный в Ярославской области музей федерального подчинения) — порядка 4 млн рублей. Проект сделали. А дальше дело застопорилось. Восемь месяцев князь ждал, продолжая отправлять в Ростов артефакты. Потом обратился в Минкульт. — Сразу выделили 39 млн на реставрацию, — рассказывает Никита Дмитриевич. — Первый замминистра Владимир Аристархов прислал мне письмо, заканчивающееся такими словами: «Создание музея Лобановых-Ростовских входит в число важнейших направлений деятельности музея-заповедника». Ссора Музей должен был открыться летом 2017-го. Вместо этого в июле ГМЗ огорошил князя: пять работ из собрания оказались подделками, ваши остальные дары не имеют ценности, а про музей вы все выдумали. Словно и нет тех официальных писем из Минкульта. — Если все это дерьмо, зачем же они тогда несколько лет не только принимали эти вещи, но и тратились на перевозку из Москвы в Ростов? — обижается князь. — Более того, вытащили снимки какого-то белья и уверяют, что я им привозил подштанники. У меня есть письма из музея: привезите рубашки, будем делать экспозицию быта... Музей же настаивает: просто они засомневались в подлинности «жемчужин» коллекции — картин Машкова, Брака, Экстер и еще двух эскизов последней — и отправили их на экспертизу. Которая выявила: подделки. Картина Машкова -- одна из тех, что объявлены фальшивками Сомнения в подлинности произведений, особенно датированных началом ХХ века, — вещь и впрямь нормальная на рынке искусства. Но в данном случае сомнения почему-то сопровождались неприглядным поведением музея. Князя обвинили чуть ли не в том, что он сознательно впарил музею подделки, собирался устроить себе вотчину в Ростове (он и часу-то лишнего в городе старался не задержаться, не то что жить там)... Что все эти дарения были ему нужны, чтобы получить славу мецената — словно ее у него и без того не было... Для сведения: князь — почетный член нескольких ведущих музеев мира. А за свои заслуги перед Россией получил в дополнение к американскому еще и гражданство РФ (2010 г.), у него много российских наград, в том числе в 2004-м князю вручен орден Дружбы. Дуэль экспертиз Лобанов, к слову, передал в ГМЗ не просто полотна, а картины отреставрированные, с экспертизами, в том числе техническими, которые еще в 2008-м делали серьезные французские и немецкие фирмы. — Каждая из них несет юридическую ответственность за свои заключения, — уверяет Лобанов. — Кроме того, есть рецензии Глеба Поспелова и Георгия Коваленко. Первый — признанный эксперт по творчеству Машкова, без заключения второго ни одна работа Экстер сегодня не продается. Музей сделал другие экспертизы, получил иные результаты. Ладно. Но почему бы теперь не предоставить разбираться экспертам? Но на такой шаг, похоже, в ГМЗ идти не хотят: — У нас три экспертизы на каждую работу и плюс почерковедческая. Нам достаточно вполне. Министерство признало все документы. Вещи выведены из музейного фонда, что еще нужно? Этого достаточно, — сказала мне по телефону Каровская. На самом деле совсем не достаточно. При всем уважении к экспертам и их заключениям, есть вопросы, которые имеет смысл обсуждать. Так, главный «приговор» основан на масс-спектрометрической экспертизе: она «отыскивает» изотопы в красках, и если они есть — значит, вещь была создана после середины ХХ века, т. е. после первого применения атомной бомбы. — Такие экспертизы делает Институт геологии и геохронологии докембрия РАН, — говорит коллекционер Андрей Васильев, потерпевший по громкому делу о продаже поддельной картины Бориса Григорьева, где обвиняемой проходит одна из авторов данного метода. — А у меня есть два заключения также академических структур (Института археологии РАН от октября 2015-го и Института проблем экологии и эволюции им. Северцова — от июля 2017-го), где научно обосновывается вывод: этот «метод не может быть использован для получения даты создания произведения искусства». Есть что обсудить и по другим экспертным заключениям. Так, Волгоградский музей им. Машкова сомневается в подлинности работы этого автора. А как же покойный Глеб Поспелов, в чьей ни репутации, ни компетенции никто не сомневается? — Поспелов писал докторскую по Машкову, и эта работа включена в его книгу «Бубновый валет» (издана в Москве в 2008 г.), ее можно найти на стр. 238, — парирует Лобанов. Впрочем, когда читаешь заключения, представленные князем и полученные ГМЗ, появляется ощущение, что речь идет о разных работах. Может ли быть, чтобы это оказались копии того, что подарил князь? Такую гипотезу уже высказывали некоторые искусствоведы... И хотя бы для того, чтобы убедиться, идет ли речь об одних и тех же работах, стоило бы свести экспертов. — Работы на экспертизу отвозились в строжайшем секрете, — рассказывает Елена Ким про еще одну странность. Она тогда уже не работала в музее, но в маленьком городе трудно что-то скрыть в рамках одного профессионального сообщества. — В музеях установлена строгая процедура для оправки произведений на экспертизу. Сначала на основании аргументированного обращения принимается коллегиальное решение об отправке предмета. Потом нужно получить разрешение на его вывоз от Минкульта. На перевозку музейных предметов тоже существуют определённые стандарты. Но тут даже реставраторов на упаковку не приглашали, хотя это обязательное условие. 138 уволенных Можно сказать, что с тех пор, как в 2010-м директором стала Наталья Каровская, в музее неспокойно. До этого она работала в Ярославском музее-заповеднике, где изучала колокольные звоны. Образование Каровской с музейной деятельностью ничего общего не имеет: областной пединститут и Гнесинка. В городе уверяют: назначили ее по рекомендации архиепископа Ярославского и Ростовского Кирилла (сейчас митрополит в Екатеринбурге). А своим замом на новом посту она тут же назначила главу пресс-службы епархии. Вообще с патриархией Каровская связана крепко. Ее с мужем даже приглашали звонарями в Москву — на открытие Храма Христа Спасителя. Но попытку тогдашнего губернатора Вахрукова передать Ростовский Кремль РПЦ все же не поддержала. Зато Борисоглебский музей (филиал ГМЗ), по уверениям депутата ГД Анатолия Грешневикова, фактически угробила. Экспонаты перевела в Ростов, здания были переданы РПЦ под монастырь... Музей, который просуществовал 93 года и привлекал в древний поселок (Борисоглебску 654 года) по 15 тысяч туристов в год, должен был переехать из исторического обширного здания на скромные 200 кв. метров. Но и это здание, на ремонт которого потрачено 20 млн, год как пустует: лишившись экспонатов и 12 сотрудников, Борисоглебский филиал ГМЗ, можно сказать, умер. — Теперь тут нельзя увидеть ни одного подлинного предмета, связанного с историей поселка, — с горечью отмечает уже бывшая заведующая Борисоглебским филиалом Мария Кузмичева. Вообще с приходом Каровской музей стало штормить — то и дело случались скандалы. Достаточно сказать, что за семь лет основной коллектив обновился на 2/3: за это время было уволено 138 человек. Причем многие — научные сотрудники с заслугами, опытом и репутацией. Шесть из уволенных после этого умерли. Один покончил с собой. И лишь одна смогла восстановиться на работе по суду. — Думаю, предложение князя о дарах позволило тогда директрисе удержаться в кресле (к ней было достаточно много претензий), и ей продлили контракт, — высказывает свою версию произошедшего Елена Ким. — Сейчас похожая ситуация. Реставрация дома Шлякова не закончена, сделать экспозицию не получается. Одно дело экспонаты, другое дело — разместить их в определенном порядке... А у них там просто некому сейчас этим заниматься. Но поскольку ей уже попадало за то, что на балансе Кремля много неиспользованных памятников, то Каровская, видимо, решила в очередной раз использовать Никиту Дмитриевича. Плюс обида. Полагаю, что решение не делать музей было принято уже в прошлом году, когда князь пожаловался на ГМЗ в Минкульт. Сейчас запрос в Минкульт по поводу деятельности директора ГМЗ отправили главы сразу двух фракций Госдумы — Сергей Миронов и Владимир Жириновский. — Вопрос подлинности картин — не самый главный. Меня больше всего удивляет, зачем городить цепочку лжи, если вся она легко опровергается документами, — удивляется князь. — Но почему-то эти документы никого не интересуют. Все говорят о пяти работах, объявленных подделками, и ни слова — о других 15 000 артефактах. А цепочка и впрямь длинная. Даже если оставить в стороне вопрос о том, должен был появиться музей Лобанова в Ростове или нет, есть еще много неувязок. Даже в мелочах. Так, в ответ на запрос из администрации президента 27 июля врио департамента культурного наследия Минкульта Наталья Чечель пишет: «В музее-заповеднике организована выставка, посвященная Лобанову-Ростовскому». — Мои знакомые в России, — рассказывает князь, — сходили в ГМЗ и попробовали купить билет на эту выставку. Вот запись их разговора с кассиром: такой выставки нет. «Мы что, должны дом заполнить ксерокопированными бумажками?» Разговор с Каровской меня озадачил. Сначала она жизнерадостно отрапортовала, что в музее идет международный фестиваль, корсиканский хор и все такое... В общем, не до меня: — Потом мы вернемся к Лобанову-Ростовскому, который не стоит выеденного яйца по сравнению со всей работой, которую ведет музей, — сказала Наталья Стефановна. И тут же, не давая мне вставить слово: — Это профессиональный, очень тонкий, глубокий вопрос. Вы, журналисты, уже и так столько всего наворотили, что я с сердечным приступом, Лобанов-Ростовский там не знает, куда бежать... Лобанов-то как раз знает: он оскорблен и старается понять, за что же его вываляли в грязи. Пытаюсь пробиться сквозь пулеметную речь и спросить о судьбе остальных подаренных произведений. — Я на такие вопросы отвечать по телефону не буду, это очень деликатные вещи. Вам все равно, вам важен факт скандала. Приглашаю вас приехать в музей и разобраться на месте. А если вы не специалист, не надо за это браться. Человек может попасть в больницу после ваших публикаций. Может заболеть и даже умереть. Такие случаи бывают. Вы на себя берете такую ответственность? Я так и не поняла, о каком человеке идет речь и почему нельзя просто ответить: останутся ли другие подаренные вещи в фонде и будут ли их выставлять. Что тут деликатного? — Так будет музей Лобанова-Ростовского или нет? — мне все-таки удается спросить. — Мы говорили: если Никита Дмитриевич передаст нам ценную коллекцию, то эта коллекция будет размещена в этих помещениях. Да, об этом я говорила. — То есть все остается в силе? — А что мы будем показывать в этом доме? Пять картин — это шедевры, все остальное было бы вокруг. А если у нас второй и третий ряд остается и копированные документы... Мы, что, должны дом заполнить ксерокопированными бумажками? — В прошлом году в ГМЗ была выставка даров Лобанова. Ведущие сотрудники музея, выступая, оценивали коллекции гравюр, фарфора, литографий, книг, скульптур, архивов и прочего в превосходных степенях. Я читала стенограмму. — Вы ничего не знаете. То, что говорят сотрудники, и то, что пишут в прессе, — две большие разницы. Вы пересказываете с третьих слов. Нет никакой стенограммы. Никто ее не вел. Это вы придумали. Да нет же, Наталья Стефановна, стенограмма есть. Одна из гостей вернисажа, доктор культурологии профессор Екатерина Федорова, все выступления записала на диктофон. Да и забыли вы, видимо, что музей и сам выпустил тогда специальный номер газеты. А там — те же сотрудники говорят то же самое, что я читала в стенограмме... Эпилог Если бы дарителя так цинично не унижали, вся эта история могла бы остаться вовсе незамеченной. В художественном мире так часто бывает: есть сомнения в подлинности картины, они решаются с владельцем в рабочем порядке. Но разве это обесценивает остальные дары? — Я зациклен на своем прошлом, и какая бы ни была сейчас директриса в этом музее, для меня это — временное. Я дарил стране произведения при коммунистах, и сейчас продолжаю дарить их. Стране. У меня нет наследников, так почему бы мне не делать это? — говорит 83-летний князь. — Так что я буду ждать, когда этих людей повысят по службе (они ведь с такими амбициями — смотрите, какое жуткое «преступление» раскрыли) и придут другие. Это неизбежно.
