Стойкий «Бар»

Никола Самонов в галерее «Борей» В старейшей из еще живых галерей Петербурга — галерее «Борей» — открылась выставка живописи и графики Николы Самонова. Петербуржец, живущий в Москве, отлично известен двустоличной культурной тусовке самого высокого полета: он работал с Леонидом Десятниковым, Авдотьей Смирновой, Алексеем Учителем, Александром Тимофеевским, для Мариинского театра, его интерьер вошел в сотню лучших работ мира по версии издательства Taschen. Но вот выставок как таковых у него в резюме раз-два и обчелся, а персональная так и вовсе сегодня первая. Рассказывает Кира Долинина. История искусства знает не так уж много примеров больших художников, довольствующихся известностью в своем кругу и по той или иной причине не нуждающихся в славе и деньгах. Даже самые богатые наследники вроде Дега или Пюви де Шаванна не могли устоять перед грехом тщеславия и нуждались в публике, критике, похвалах, орденах и мантиях. Художник тоже человек. Естественное тщеславие Николы Самонова того счастливого сорта, когда человеку достаточно мнения друзей, благо круг их широк и чрезвычайно почтенен. Редкие большие публичные заказы для театра, кино, издательств сделаны тоже для друзей, которые обращаются к Самонову именно за тем, что только он может им дать — большой стиль и отточенный до последнего пуанта вкус. Персональная выставка — это выход на публику. И тут неважно, в большом музее ли или в маленькой галерее, чужого глаза не избежать. О чем родной город тут же художнику и напомнил — первая же рецензия оказалась родом из словаря авторов статей о «художниках-пачкунах». Но смысл этой выставки для отечественного искусства совсем не в появлении нового имени (имя профессионалам известное, да и выставку «Барокко конца века» 1993 года в особняке Штиглица, где эрмитажный Рубенс и Никола Самонов с еще тремя художниками отвечали за концепцию «круг Рубенса — “круг” Гринуэя», кто видел, точно не забыл). Эта выставка — более сорока живописных и графических работ разных лет — про живопись после провозглашенной смерти живописи, про автора после «смерти автора», про ложность суеты и про Человека, которого можно (и нужно) любить таким, как его создал Господь. Сюжеты этих работ можно описать двумя языковыми рядами — сниженным и высоким. Две расплывшиеся лысые фигуры в пляжном неглиже склонились над младенцем. Розовая юбка задралась у толстухи от ветра. Нелепое, на наш воспитанный гламуром взгляд, потное объятие. «Отдыхающий» тянет руку кому-то навстречу. Застолье. Пара с бессмысленным взором тянет пиво на своем пикнике. Но можно иначе: не младенец ли Моисей кричит в этом тазу-корзинке, и рука к руке — это всегда Микеланджело, и черные спины курсантов с розовым шелком и оголенными руками балерин — это Дега, и отчаянная печаль застолья отсылает прямиком к Тайной вечере. Никола Самонов — художник большой традиции. Во всем: в выстраивании своих полотен из переплетений крупных форм — тут и Рубенс, и Матисс, и Сезанн. В очень бережном отношении к цвету — ни одного кричащего пятна, сочетания цветов родом из старых римских квартир и с холстов Тициана и Понтормо. В нарочитой, почти музейной тишине художественного высказывания, где нет тусовочной суеты, но нет и надменности «искусства для искусства». В поразительной насмотренности старыми мастерами — вроде и нет прямого цитирования, но то тут, то там мелькнут Караваджо, Веронезе, Тинторетто. Но и Александр Самохвалов, и Люсьен Фрейд, и отчаянный немецкий экспрессионизм, и наглый и веселый Михаил Ларионов, и еще черт знает что. Это прямой разговор художника с предшественниками, подслушивать который — отдельное зрительское удовольствие. Выставка в «Борее» названа «Бар закрыт». Не прикрытая ничем отсылка к «Бару в “Фоли-Бержер”» Мане (1982), картине, которая вместе с его же, более ранней «Олимпией» встала верстовым столбом между старым и новым искусством. После Мане живопись не могла остаться прежней, не он ее похоронил, но он показал ей путь в иное измерение. Заниматься чистой живописью классического извода в XX веке казалось отчаянным позерством, но она оказалась куда более живучей, чем мы могли предугадать. Бар закрыт не навсегда. У него еще есть завсегдатаи.