Перед Пушкинским музеем высится изумляющая прохожих гора детских кроваток и колясок, она почти закрывает фасад здания. Когда на этой горе появятся еще и березы, будет закончена инсталляция «Осень» – часть выставки китайского художника Цай Гоцяна «Октябрь», посвященной 100-летию русской революции (выставка будет открыта с 13 октября по 12 ноября). Сегодня Цай Гоцян знаменит и востребован, его работы показывают крупнейшие музеи мира, после Пушкинского откроется выставка в мадридском Прадо. Его искусство масштабное и впечатляющее: художник прославился своими огромными картинами, созданными с помощью взрывов пороха, и фантастическими пиротехническими шоу, которые по праву считают искусством. Но Цай Гоцян не только поджигает и взрывает, он делает разнообразные проекты на природе, выстраивает сложные инсталляции. И всегда работает с размахом. Одно из самых впечатляющих его произведений – «Расширение Великой китайской стены на 10 000 метров» представляло собой огненный столб в пустыне Гоби длиной в 10 км. На его персональной выставке в Музее Гуггенхайма центральная инсталляция состояла из 99 фигур волков, другая – из шести подвешенных и пронзенных стрелами автомобилей. Последний его громкий проект, «Лестница в небо», – это 500-метровая горящая в небе веревочная лестница. Все эти масштабные построения не только эффекты, но несут послания художника, их образы навеяны воспоминаниями, даже сентиментальны. Так, несущаяся вверх и ударяющаяся о прозрачную стену волчья стая – метафора Берлинской стены; горящая лестница, направленная в небо, – посвящение 100-летию бабушки художника, а принесенные москвичами кроватки и коляски – воспоминание о коляске с плачущим ребенком из фильма Сергея Эйзенштейна «Броненосец «Потемкин». Смыслы могут считываться или нет, но сами работы производят сильное впечатление. Цай Гоцян рассказал «Ведомостям», как постепенно пришел к успеху и как важно не останавливаться на достигнутом. – Директор Пушкинского музея Марина Лошак предупреждала, что при вас нельзя произносить слово «взрыв». Почему? – Только при полиции нельзя, она может неправильно нас понять. А так можно. – Успех к вам пришел именно со взрывами: с картин, изображение на которых создано в результате поджога пороха. Трудно представить, как вы уговариваете людей пойти на это. Неужели приходите и просто говорите: я хочу поджечь дорожку пороха в 10 км, продолжить огнем Китайскую стену? – Сейчас меня знают и понимают суть моих проектов. Но сначала, конечно, трудно было найти понимание. Я начинал с живописи. Когда приехал в Японию, ходил с ней показываться в разные музеи, галереи, но никого мое искусство не интересовало. И это очень тяжело – быть никому не нужным. Но однажды мне представился шанс. В городе Иваки в провинции Фукусима, на берегу моря, собралось немного людей, я сделал небольшое шоу с огнем, потом огня и народа становилось все больше и больше. – То есть ваш успех не был взрывным, вы к нему долго шли? – Я шаг за шагом шел к своей известности. В Японии я нашел друзей, которые были заинтересованы в моих работах. В 1991 г. в Токио у меня была важная выставка «Дикий огненный шар» (там были показаны большие «пороховые» картины, развернутые в пространстве как свиток. – «Ведомости»), она принесла мне успех. – Вы родились в Цюаньчжоу, в традиционной семье, а в школе учились под портретами, как вы рассказываете, трех бородатых и одного безбородого, т. е. Маркса, Энгельса, Ленина и Мао Цзэдуна. Кто больше влиял на вас, семья или школа? – Я учился в Театральной академии в Шанхае, ездил в Пекин, эти города являлись центрами коммунистической идеологии, и ее давление там было сильным, ну а в детстве, в семье, все было традиционно, там любили старое искусство. – Значит, в светлое будущее вы не верили? – Когда я был совсем маленький, то верил в социализм, но уже со средней школы мы начали сомневаться в нем. – Вы уехали в Японию не юным, вам было 29 лет. С какой мечтой вы туда отправились? Какие трудности были перед тем, как пришел успех? – В 70-х гг., когда сошел со сцены Мао Цзэдун, Китай открылся миру, пришли западные компании, начались изменения в культуре, в экономике. И для нас, молодых людей, влияние Запада было необычайно важным, в том числе и идея свободы. Мне казалось, что не только материальные вещи надо оттуда брать, но и внутренне меняться. Многие мои приятели уезжали тогда в США, в Европу. А у меня был друг, который знал японский язык, и мы двинулись в Японию. Некоторые знакомые даже жалели меня, что я еду не на Запад. Но Япония тогда была примером модернизации, там было много всего интересного и для меня невероятного. Ну как так, нажмешь на кнопку – и вода польется. Удивительно! Так что до сих пор Япония ассоциируется у меня со вкусом воды. И в этой стране не надо было задумываться, что можно, а что нельзя. И главное, в Японии была сохранена традиционная китайская культура, которая при социализме в Китае была разрушена. – Ваши первые успехи были связаны с «Проектами для инопланетян», с неба ваши пиротехнические шоу с огненными фигурами смотрятся наилучшим образом. Традиционный художник сказал бы, что это работы для бога. Если он есть для вас, то где? – Безусловно, я верю в существование высших сил. Искусство ведь выражает то, что мы не можем увидеть, делает зримым незримое. Конечно, бог есть в моем творчестве, но он не такой, каким поклоняются в храмах. Хотя я с большим уважением отношусь к людям, которые там молятся. Но для меня бог внутри нас и проявляется в том, что я делаю. Можно сказать, что моя работа с пиротехническими составами имеет прямое отношение к тому, о чем вы спрашиваете. Когда я готовлю свои смеси, рассчитываю взрыв, то не до конца понимаю, что в итоге получится. Результат здесь в значительной мере связан с судьбой, с тем, что предопределено. Предопределение играет в моей жизни очень большую роль. – Художники часто говорят, что материал им диктует форму, чему-то их учит: масло – терпению, акварель – быстроте. А чему учит порох? – Нельзя сказать, что порох выражает одно определенное состояние, настроение. Их много. В прошлом порох был связан с разрушением и, пожалуй, с освобождением, люди тяжело жили, испытывали нужду, переживали бедствия, и порох позволял бедным китайским людям почувствовать себя свободными. Порох взрывается и освобождает силу. Но когда я переехал в Японию и начал с ним работать, то он позволил мне понять, что происходит вокруг нас – почувствовать время, ощутить пространство. Позволил выйти за пределы границ реальности. В последнее время я стал использовать цветной порох, потому что он сильнее отражает человеческие эмоции, передает смену времен года, ощущение жизни и смерти. То есть к философским смыслам я добавил человеческий, чувственный аспект. Мои дети растут, естественно, мой внутренний мир и мое отношение к внешнему миру также меняются. Начинается познание не физических, а метафизических вещей, того, что внутри нас. Поэтому и моя выставка в Пушкинском музее более чувственная, для нее я создам вместе с волонтерами композицию «Сад» с использованием цветной пиротехнической смеси – приходите, и сами увидите. – Ваша выставка «Октябрь» посвящена годовщине русской революции. Мне казалось, что вы должны сделать что-то взрывное, потому что революция – это взрыв, выход социальной энергии. Признаюсь, я даже разочарована инсталляцией с кроватками, колясками и березками, хотя она впечатляет. – Изначально мы хотели на Красной площади делать взрыв, пиротехническое шоу, но у нас не получилось (не было получено разрешение. – «Ведомости»). Но взрыв можно будет увидеть на выставке на видео – надеюсь, вы почувствуете именно то, что ожидали. – Пик вашей карьеры – грандиозное пиротехническое шоу на закрытии пекинской Олимпиады в 2008 г., его смотрел весь мир. Там же нельзя было ошибиться, вы были уверены в результате? – Понимаете, подготовка к Олимпиаде заняла два с половиной года. Над проектом работало до 10 000 человек – оформители, художники, инженеры. Была создана целая система. К тому же весь фейерверк начинался с площади Тяньаньмэнь, рядом с Закрытым городом, а это памятник под защитой ЮНЕСКО. (Длина цепочки заключительного фейерверка составила 15 км. – «Ведомости».) Здесь не могло быть никаких непредвиденных ситуаций. Только полицейских, дежуривших во время церемонии, было 1500, все контролировалось. Это было государственное мероприятие, но я художник, и, на мой взгляд, в искусстве нет места давлению, боязни ошибиться. Когда ты хочешь выразить себя, то играешь с высшими силами – иногда ты ошибаешься или делаешь все правильно. Но если ты художник, то имеешь право на ошибку. Так что в частных, в музейных выставках я, как художник, не боюсь непредвиденного. – Ваши шоу требуют больших затрат, организационных и финансовых, какие бюджеты у ваших музейных проектов? – Выставка в Пушкинском не такая затратная, как в других музеях. Условно говоря, в других местах – три рубля, здесь – один рубль. Это не сказывается на качестве работы – сотрудники стараются, администрация помогает. Но бюджет – 1/3 от обычного. – Но какой порядок цифр? – В прошлую субботу было мое интервью в Financial Times, там можно посмотреть цифры. Вообще, я даю много интервью, поищите (в интервью Цай Гоцяна никаких сведений о стоимости его музейных проектов не нашлось, в Пушкинском музее выставка делается на средства спонсоров, ее бюджет не объявляется. – «Ведомости»). – В Америку вы приехали как известный художник, вас там сразу приняли или опять приходилось добиваться признания? – Да, меня там уже знали. Но приезжающие в Америку художники, как правило, сразу идут показываться в музеи и галереи. А первое, что сделал я, – добился разрешения поехать на ядерный полигон в Неваде и сделать проект «Век с грибным облаком». Я сделал в отеле маленький заряд и сумел взорвать его на полигоне прямо с руки. Получилось вот что (рисует человечка, в руках у которого петарда, из которой вылезает облачко в форме ядерного гриба). Фотографии этой работы многим понравились. – Но это не единственное ваше произведение о ядерном взрыве, вы несколько раз делали работы в Хиросиме. Расскажите о своем проекте «10 000 сакур для Иваки», начатом после землетрясения и аварии на АЭС в Фукусиме. Почему вы решили сажать деревья, а не просто оказать пострадавшим материальную помощь? – Я уже говорил, что люди в городе Иваки в Фукусиме помогли мне вырасти как художнику. Позже я придумывал проекты по всему миру и продолжал с ними работать. После землетрясения и цунами я сразу перевел этим людям деньги. Хотел, чтобы их потратили на восстановление домов и инфраструктуры. А местные жители предложили на них купить и посадить деревья сакуры, они хотели сделать свой город красивым, вернуть что-то своей изувеченной земле. Конечно, я поддержал эту идею, построил там музей, и каждый год я приезжаю туда работать с детьми. – Несколько лет назад вы начали сотрудничать с волонтерами, был проект в шахтах Донбасса, в создании пороховых картин для московской выставки участвовали добровольцы. Работа с людьми требует усилий, разве художники – не одиночки? – Существует мнение, что художники могут творить в любых обстоятельствах, сами по себе. На самом деле если ты не развиваешься, не попадаешь в различные ситуации, не встречаешься с другими людьми, с новым сознанием, то постепенно твои мысли становятся проще, горизонты все меньше, ты творишь все скучнее, все хуже и хуже. Работая с волонтерами, я знакомлюсь с людьми, с их культурным опытом. Вот на московской выставке будут воспроизведены слова «Интернационала» «ни бог, ни царь и не герой», а в китайском переводе нет ни бога, ни царя, что уже интересно. Работая с русскими, я узнаю вашу страну, лучше ее понимаю, обогащаю свой опыт. – Проект «Лестница в небо», посвященный 100-летию вашей бабушки, вы пытались осуществить в течение 20 лет. А длился он всего 15 минут. – Двадцать один год мы пытались сделать его, пробовали три раза – в Англии, Китае и Америке. У любого художника есть мечта, и все будет так, как начертано судьбой. Но посмотрите фильм об этом (документальный фильм «Лестница в небо. Искусство Цай Гоцяна» Кевина Макдональда. – «Ведомости»), и вы сами все поймете. – У вас большая коллекция картин работавшего в Китае советского художника Константина Максимова, вы любите и принимаете фигуративную живопись. Не хотите взять в руки кисточку? – Я с живописи начинал, но не имел успеха. Все может быть, но вот посмотрите, что рисует моя дочь (достает айфон и показывает фотографии юной девушки перед листом акварели с нежными и яркими цветами).
