Режиссер Виктор Мартынов – о театре, музыке и Тольятти

— Вы учились у знаменитого питерского театрального режиссера и педагога Зиновия Яковлевича Корогодского. Как отразились уроки мастера на дальнейшей вашей творческой судьбе? — У меня вообще ощущение: все, что я знаю о театре, — идет от него. Как режиссер он предпочитал спектакли, выросшие из сценических эскизов. Условный театр. Но это не значит, что он всех нас учил работать именно так. Не нужно отождествлять Корогодоского-педагога и Корогодского-режиссера. Нашей дипломной работой был спектакль "Маленькие трагедии". Я бы не сказал, что это был спектакль в стиле Корогодского. Он был поставлен в 2000 году в духе провокационной эстетики. Это был Пушкин без привязок к какому-то конкретному времени, к бытовым подробностям. Здесь была какая-то иная реальность. И хоть спектакль был далек от Корогодского по стилю, и он, и его помощники очень внимательно отнеслись к этой работе. — Сейчас много спорят по поводу того, как сделать литературную классику близкой современному зрителю. У вас в театре ведь немало спектаклей по классике. Что думаете об этом? — Бывает по-разному. Например, в "Герое нашего времени" я решил не выходить из рамок лермонтовской эпохи. А в "Риголетто" мы ушли в сторону от исторического антуража. Там был создан свой собственный мир. "Слуга двух господ" — это театр в театре, где действие происходит и в наши дни. Сейчас я работаю над спектаклем "Три сестры" по Чехову. Мне не хочется осовременивать его. Там современность спрятана внутри. И мы все вместе с актерами находим в пьесе те смыслы, которые интересны нам сегодня. — А какие это смыслы лично для вас? Ведь пьеса часто ставится. Каким образом вы предлагаете зрителю взглянуть на нее по-новому? — Вы знаете, у меня ощущение, что в Тольятти 90 процентов людей, если не больше, вообще не знают этой пьесы. В школе ее не проходят. А самостоятельно мало кто пьесы Чехова читает. Мне интересна история героев этой пьесы с точки зрения современного жителя города. Города Тольятти, самого крупного города в стране, не являющегося областным центром. Тольятти — кузница творческих людей. Город "горит", а тепло уходит куда-то в сторону. Самые активные люди отсюда быстро уезжают. И, мне кажется, у многих жителей города — талантливых людей, которые хотели бы уехать в столицу, но по разным причинам не могут — есть нереализованные амбиции. И это сказывается на ощущении городской жизни. Как таким людям здесь жить? Мне кажется, это как раз ситуация "Трех сестер". — Иногда, вспоминая об этой пьесе, говорят: "Вот сестры мечтают: "В Москву… В Москву…" Что же им мешает? Сели на поезд да поехали…" — На самом деле, многое мешает. Мешают обстоятельства жизни. А потом брат начинает проигрывать деньги, и уже нет материальной возможности уехать. И эта мечта — перебраться в Москву — от них удаляется, удаляется. Заканчивается тем, что вся семья разбита на куски. И если у кого-то из них и получится уехать в Москву, это уже не будет воплощением той мечты, которая грела их раньше. Это будут ее осколки. Но при этом крахе они находят в себе силы жить. Об этом я и хочу сделать спектакль — об умении жить вопреки всему. Об умении желать жить, что бы вокруг ни происходило. Сестры сами создают вокруг себя этот столичный запах и вкус жизни. И Москва для них — здесь и сейчас, а не где-то там, далеко. — У Чехова в пьесах переплетаются комическое, трагическое и лирическое начало. Как-то незаметно они переходят друг в друга. Как с этим будет у вас в спектакле? — Пока не понимаю. Ищем. Вообще очень сложно работать с Чеховым. Я знал, что будет сложно. Но не знал, что настолько. Есть большое опасение — не "поймать" Чехова. Он весь на грани. Чуть-чуть в одну сторону — будет пошло. Чуть-чуть в другую — будет скучно. Нужно так тонко чувствовать его… Мы уже много репетировали. Но бывают такие репетиции, когда ничего не клеится. Нет никакой жизни, никакого взаимодействия между актерами. Приходим на следующую репетицию — и бац! — что-то начинает складываться. Это настолько актерский спектакль, что я порою чувствую себя бессильным перед теми процессами, которые от меня не зависят. Если кто-то один будет не в том самочувствии, не в том настроении, все может тут же рассыпаться. И даже не от актеров только это зависит — зависит от всех нас, от всей команды. — То, что в театре проходит фестиваль "Премьера одной репетиции", где актеры могут себя реализовать в качестве постановщиков, вам как режиссеру больше помогает или мешает? — Пока все нормально. Мне удается "задавить" актеров своим авторитетом, если возникают разногласия. Но я понимаю, что, возможно, в будущем у меня это уже не получится. Если серьезно, для театра фестиваль — это, конечно, полезно. Хотя мне иногда говорят, что мы опасную игру затеяли с этим фестивалем. И что актерская свобода может обратиться против театра. Но нам удается сохранить дух команды. Думаю, это будет и в дальнейшем. Если не начнется растаскивание нашего общего труда на личные амбиции и награды, когда каждый будет озабочен только тем, чтобы показать, что он круче других. Театр — это храм, и все мы здесь служим. Престижные премии, которые получают наши актеры — Зубаревы, Костя Федосеев — это наши общие премии. Я рад, что они сами их так воспринимают. — Возвращаясь к "Трем сестрам". В Ваших спектаклях большое значение имеет музыка. А в этом? — Пока репетируем вообще без музыки. Но мы с нашим звукорежиссером Юрием Ковшовым уже начали работать над музыкальным оформлением спектакля. Думаю, это будут четыре музыкальные композиции, которые прозвучат на переходах между актами, чтобы создавать нужную атмосферу. Ковшов, мне кажется, — очень талантливый рок-музыкант, он записал около десятка музыкальных альбомов с группой "Воздух!" и сольных. Его музыка проста и в то же время глубока. Я поставил ему задачу — сделать музыкальные композиции для гитары, без всяких аранжировок. По стилю в них должны соединяться романсы конца девятнадцатого века с музыкой группы "Пинк флойд". Само действие спектакля будет идти без музыки. Важна музыкальность в жизни персонажей. В тех ритмах, которые возникают в ходе их общения. — Ко многим вашим спектаклям вы сами пишите музыку... — Честно говоря, я не знаю, кто я в большей степени — режиссер или музыкант. Музыка со мной — с рождения. Всегда что-то сочинял, что-то напевал. Я и в "Дилижанс" пришел сначала звукооператором. Мне казалось, что быть звукооператором в театре — это хорошая возможность записывать свои песни. Ведь здесь аппаратура. Потом меня "вытащили" на сцену, я стал актером. А потом и режиссером. — Вы не находите, что в спектакле и музыкальном произведении есть нечто общее? — Конечно. Законы гармонии едины. Спектакль, как и музыкальное произведение, развивается во времени и имеет свои внутренние ритмы. Оба эти вида творчества мне близки. Режиссура — это то, что кормит. Это мое ремесло. Музыка — хобби. — Ваш музыкальный стиль? — Рок, панк-музыка. В последнее время — электро-панк. Иногда это близко к бардовской песне. Вообще, каждая песня — в своем стиле. — На публике выступаете? — Перед друзьями, и то — крайне редко. Я автор песен, работающий исключительно "в стол". В запись. — Есть планы все это собрать и выпустить альбом? — Есть такая мечта, которая все время отдаляется. Для этого нужно оказаться в ситуации безделья. Пока ее нет. Работы много. И вообще, в театре у нас рук не хватает. Так что дождусь пенсии, и займусь рок-музыкой (смеется). — А кто вам близок из рок-музыкантов? — Ничего оригинального. Из отечественных — Летов среднего периода, весь БГ, ранний Кинчев. Из иностранных исполнителей — "Битлз", "Роллинг стоунз", "Пинк флойд", "Тирекс". Люблю арт-рок семидесятых годов, нравятся Джингл Джейн, Кинг Кримсон. Ну и, конечно, группа "Нирвана". Это моя молодость…