Я воспринимаю себя ужасно, такой беспомощный…Вспоминаем Олега Ефремова

1 октября – 90-лет со дня рождения Олега Ефремова. В Государственном Кремлевском дворце – вечер памяти народного артиста СССР, режиссера. Человека-эпохи. Вспомним, каким он был. И как уходил… Для личности такого масштаба уйти в 72 года – непростительно рано. Неправильно. Но неполадки со здоровьем, проблемы с сыном Михаилом, одиночество, несмотря на то, что рядом как будто всегда были люди, в том числе женщины. Все это ускорило уход мастера. Даром что сам он еще строил планы. И очень хотел пожить. Хотя бы полгода. …Накануне Ефремов неожиданно предложил своей помощнице Татьяне сходить в китайский ресторанчик "Храм луны". Был весел, казалось, даже беззаботен. Вопреки сложившейся традиции не стал обсуждать театральные дела. Заказал любимых трепангов. На следующий день они собирались почитать вдвоем "Дом, где разбиваются сердца" Шоу. Договорились на пять. Потом сын Ефремова Михаил вспомнит: часы остановились без пятнадцати два… Страдал за сына "Умер талантливейший, гениальный, великий актер", – захлебывались газеты в 2000-м, отдавая дань памяти Олегу Николаевичу. (При жизни никто не решался сказать подобное Ефремову, он этого терпеть не мог.) Еще писали: порядочный человек, настоящий мужчина, который любил многих московских красавиц и ни об одной никогда дурного слова не посмел сказать. Он вообще ничего не говорил про отношения с "дамским полом" – ни о бывших женах, ни о тех, с кем жил. И искренне не понимал: "Говорят.. Андрюха Кончаловский написал в книжке про свои романы. Ну зачем?" Когда его спросили однажды: "Правда ли, что у вас были романы со всей женской частью труппы "Современника"?, ответил сухо: "Лиля Толмачева – моя первая жена. А больше я ничего говорить не стану". Лиля-то и была его женой всего полгода. Молоденькая саратовская девчонка, не знавшая правды жизни, она – единственная из всех его женщин – ушла от него сама. Его это так задело, что он даже предупредил ее: "Я буду всем говорить, что я сам тебя бросил". Он любил Анастасию Вертинскую и Ирину Мирошниченко. Нине Дорошиной посвятил спектакль "Голый король", а она после долгого и серьезного романа вдруг выскочила за утонченного Даля, и Ефремов просто и беззлобно попрощался с ней перед свадьбой… Дочь Настю от гражданского брака с Ириной Мазурук, хотя и не сразу, официально удочерил. "Когда я поступил во МХАТ, как на меня насели, чтобы я Аллу Покровскую, с которой мы тогда были мужем и женой, взял во МХАТ. Я сказал нет, потому что понимал, что это инструмент воздействия на меня". С ней, матерью Миши, он общался и после развода. В отличие от Ирины Мазурук, сильно страдавшей из-за его ухода и даже пытавшейся вернуть любимого путем неудачного суицида… К ней Ефремов даже не пришел на похороны. Люди, хорошо знавшие Ефремова, рассказывали, что он был сложным, закрытым – и одновременно чрезвычайно искренним, деликатным и абсолютно незлопамятным. Не терпел сплетен, интриг. Говорил, что думал, не зная, как можно по-другому. В жизни лукавству так и не научился. Но, если речь шла о театре, умел быть хитрым, даже притворяться. Намаявшись с "Современником", он не однажды инициировал сердечные приступы, если спектакль не принимали сразу. А когда принимали сразу, еще больше нервничал: значит, что-то не так сделали – не задело, не царапнуло. Совестливый… Теперь это слово как-то затерлось, затерялось в лексиконе современных людей. К Ефремову оно очень подходило. Незадолго до смерти актер вывел свое определение: "Совесть – разлад того, что я собой представляю, с тем, что я делаю под воздействием жизни". Всю свою жизнь он думал о театре, жил лишь им. Любил женщин, но фактически не знал – как это переживать бытовые трудности, семейные неурядицы. Так и остался одиноким волком. Только за сына, талантливого, но непутевого, сильно страдал. Когда Миша ударил замдиректора МХАТа, пожилого человека, Олег Николаевич испытал настоящий шок. "Я сидел, растерялся, не понял, что такое… Хотя он был добрый малый, доброе сердце у него… Но... во МХАТе ему не надо быть... В детстве я его физически не наказывал". Это была его настоящая боль. От других, "медицинских", его лечили в лучших клиниках Франции и Швейцарии. От этой же невозможно было избавиться даже с помощью дорогих препаратов – болезнь прогрессировала. Не раздумывая и ни с кем не советуясь, Ефремов-старший уволил младшего. В семье наступил разлад. Усугубило ли это болезнь Олега Николаевича? Уж, наверное, не придало ему новых сил. Конфликт отцов и детей в случае с Ефремовыми приобрел самые чудовищные очертания – Миша затеял суд с МХАТом. У отца это не укладывалось в голове. "Он не был обделен никак: во МХАТе играл главные роли, сам поставил три спектакля, – признавался Олег Николаевич, – но он вел себя распущенно, сорвал планы и теперь на вольных хлебах". Один как перст Последние годы Олег Ефремов жил со своим стареньким отцом Николаем Ивановичем, а когда тот умер, остался один как перст в огромной холостяцкой квартире на Тверской. Все в жизни делавший на полную катушку, основатель "Современника" пил и курил, не жалея себя. И только услышав приговор врачей, что жить осталось немного, решил заняться здоровьем. Завязал с алкоголем, пытался отказаться от сигарет, несколько месяцев не курил – больше не выдержал (все-таки 60 лет стаж курильщика!), так и чадил до последнего. Последние два года, до самой смерти, были очень тяжелыми. Ефремова не столько изматывал кислородный аппарат, к которому он был привязан, сколько вынужденное безделье. Жаловался: "Я читать сейчас не могу. Понимаете? Когда все время задыхаюсь – это… Я воспринимаю себя ужасно. Такой беспомощный… Когда надежда все время куда-то убегает… Утром мне, чтобы встать, надо несколько часов потратить". Больно было видеть его таким. В театральных кругах то и дело возникали разговоры, что МХАТ разваливается, что Ефремову нужна замена. Главрежа эти сплетни не заботили. Он знал: на его месте может быть только Лелик. Потому и позвал его однажды, в очередной раз лежа в больнице. Олег Павлович покивал головой… Верные ученики Ефремова – Табаков, Волчек, Кваша любили его самозабвенно. Ох, как они страдали, когда он ушел во МХАТ! Хотя все вроде произошло само собой. После первого провала – постановки в 1969-м чеховской "Чайки" – Ефремов поостыл к родному детищу, стал присматриваться к другим театрам, собственную режиссерскую неудачу восприняв как кризис "Современника" в целом. Поэтому когда через год мхатовские старики позвали "на трон", долго не думал. Тем более что МХАТ давно был заветной мечтой. Он ведь не был везунчиком. Не красавец, хотя чертовский обаятельный, высокий, какой-то нескладный, он довольно долго не пользовался популярностью у кинорежиссеров. С красным дипломом окончивший Школу-студию МХАТ, не был принят в Художественный театр и вынужден был длительное время играть Иванушку-дурачка в Центральном детском. При этом Ефремов, конечно, бросил в сторону МХАТа громкую фразу: "Ничего, я еще приду сюда главным режиссером!", но вряд ли сам верил в то, что говорит. К сожалению, даже когда старики позвали его туда "на царство", многие нового главрежа не приняли. Кто он был для них? Мальчишка! Один известный актер даже сказал тогда: "Ноги моей в театре не будет, пока отсюда не уберется этот чертов мальчишка". Виктор Сергеевич Розов отговаривал Ефремова: "Зачем вам МХАТ, когда у вас есть "Современник"? Вас же там съедят!" Но Олег Николаевич был молод, ничего не боялся, ему еще все было интересно. Он ответил драматургу: "Знаю, что съедят. Но хочу попробовать". И ушел туда, где его тут же начали есть… Последние дни Перед смертью он многое хотел успеть. Уезжая на лечение в Париж, взял с собой Ветхий Завет, который прежде не читал. Съездил в Андроников монастырь посмотреть Рублева. В театре затеял "Сирано де Бержерака", мечтал даже сам (!) сыграть его. В последнюю свою весну составил план работы на ближайшие полгода. Когда-то во французской клинике Олег Николаевич долго не мог уснуть ночью. Вдруг увидел: на каталке вывозят человека, покрытого белой простыней. "Вот так и меня повезут", – подумал. И на следующий день пошел в "Комеди франсез" на "Вишневый сад". Театр был главным в его судьбе. Пожалуй, даже всем. 14 лет в "Современнике", 30 – во МХАТе. А в жизни – одиночество и неуютный холодный дом. 24 мая 2000 года ровно в 17.00 помощница Олега Николаевича Татьяна вошла в его квартиру. Ефремов лежал в спальне. Тихий, благородный. На минуту ей показалось, что он безмятежно спит. И только руки мастера были холодные. Рядом лежала пьеса Бернарда Шоу "Дом, где разбиваются сердца…"