Новое городское исследование Всеволода Лисовского «Волшебная страна» с подзаголовком «веселый спектакль о смерти» независимый ростовский театр «18+» играет по книге Максима Белозора – воспоминаниям о пьяной во всех отношениях ростовской юности и ее потерях, впервые изданным почти 20 лет назад. Уже к первому выходу книги многие ее герои умерли, главным образом от пьянства, и к сегодняшнему дню, как написано в новом издании, мартиролог удлинился чуть ли не втрое. «Я двадцать лет не был здесь, – говорит Лисовский, – и все это время мне приходили известия только о смертях».
Приехав в Ростов-на-Дону, он думал делать спектакль-путешествие в локациях, где и протекали события юности, но оказалось, что мест давних приключений уже нет, все застроено и отремонтировано, на замке даже кафе-сортир на углу Газетного переулка, где в 20-х годах прошлого века выступали авангардисты-ничевоки, а в конце 1980-х пили члены группы «Искусство или смерть», так что и спектакль пришлось увести в ту часть города, где еще сохранились руины былой жизни, хоть среди них и торчат редкие и случайные, как вставные зубы, новые дома. Увядание, тление, венецианские руины в центре Ростова – это печально и вместе с тем полно жизни, потому что тут живут люди.
Режиссер ведет зрителей за собой, в узких переулках и тайных дворах люди теснятся, с любопытством оглядывая удивительные виды родного города, шепчут друг другу: «Я никогда здесь не был». Путешествие в зазеркалье начинается в тупике, сплошь зарисованном граффити. Тут, прислонившись к разноцветной стене и раскинув руки с крыльями бабочки, актриса начинает первую историю про поход за вином. Последняя фраза написана у нее над головой: «Чуть не блеванул», поверх пестрых тэгов ее сразу и не увидишь.
Перед началом Лисовский сказал: «Смотрите на надписи на поверхностях, возможно, некоторые из них имеют отношение к нашему спектаклю. А может, и все». Мы идем за ним среди заросших развалин, осыпающихся домов с выбитыми стеклами и дверями, висящими на одной петле, по перекопанной дороге с ямами и горами булыжников с кривой символической надписью «Улица Станиславского», видим с изнанки старые деревянные дома с приморскими балкончиками и скрипучими внешними лестницами, спускаемся по глиняным дорожкам оврагов за домами, где, как писал Лев Рубинштейн, «между сараем и ржавым гаражом всегда свеженакакано». Актеры в рабочей одежде возникают в проломах домов, выглядывают из окон верхних этажей, стоят на опасных лестницах, на крышах, в палисадниках и, сохраняя каменные лица, кричат в толпу свои истории.
«Опять пришли! – кричит тетка-продавщица, выныривая из киоска с овощами. – Вы посмотрите на них, это секта! Это не театр, я знаю театр!» Из двери магазина напротив выходят мужчины, один из них, с опухшим лицом, нетвердой походкой, но решительно направляется за публикой: «Покажите мне экскурсовода, он же не знает историю, а люди деньги платют!» Мальчишки во дворе, увидев процессию, бегут к следующей, уже известной им точке спектакля с радостным визгом: «Туристы идут!» Для нас они тоже участники спектакля.
Пятеро актеров незримо сопровождают нас, являясь то в одном, то в другом неожиданном месте, произносят несколько фраз из следующей истории и замолкают перед последней ударной фразой, а мы привыкаем искать глазами, где она написана. На стене дома, на асфальте, на рекламном плакате, на трусах и майках, развешанных на веревках во дворе, на пеленках, закрывающих выход из низкой арки, на простыне, прибитой к забору, или картонке на шее актера (художник спектакля – Сергей Сапожников). Это все приветы от старого участника группы «Искусство или смерть» предыдущему арт-поколению, московским концептуалистам.
По заросшим задворкам мы спускаемся к Дону, по дороге уже отмечая все городские надписи, которые становятся частью спектакля. К концу пути публика замечает то, на что никогда не обращала внимания раньше. Дорога выводит к стоящим в воде недостроенным бетонным башням – загадочным портовым постройкам, с которых теперь мальчишки прыгают с тарзанки в Дон. Там, в воде, стоит скамейка, а на ней актриса, и под ногами у нее транспарант с полуразмытой надписью: «Не пей! Это вода!» Садится солнце.
Лисовский говорит: «Я взял из книги только истории умерших. Тех, кто не стал знаменитостями, как, например, Немиров, а растворился в городе». К финалу меланхолического путешествия проводник-режиссер впадает в печаль: он видит, что город его юности умирает. Но на самом деле тот город не исчезает, он остается в памяти людей, спрашивающих друг друга после каждой истории: «Как думаешь, это именно тут и было?» Идя по горам щебня, спускаясь по размытой дождем глиняной дорожке, сопровождаемые радостными собаками и детьми, зрители ощущают, что они причастны к истории города.