Русские с рулеткой

Венская опера поставила на Прокофьева и Достоевского В Вене поставили не самую популярную из опер Прокофьева, написанную по мотивам романа Достоевского «Игрок». Неутоляемости подлинной страсти дивился специально для “Ъ” Алексей Мокроусов. В 1866 году Федор Достоевский за несколько недель надиктовал роман «Игрок» 20-летней стенографистке Анне Сниткиной. Роман тут же вышел в собрании сочинений писателя, а Сниткина стала позднее его женой. Сергей Прокофьев задумал оперу «Игрок» еще до Первой мировой войны, летом 1914-го он говорил о ней с надеждой на постановку Дягилеву (в современные оперы тот в ту пору не верил), в итоге принял предложение Императорского театра в Петербурге. В отличие от романиста композитору, можно сказать, не повезло. Сначала из-за авторских прав обиделась вдова Достоевского, затем революция упразднила театральные царские бюджеты, при новой же власти партитуре не помогли даже хлопоты Мейерхольда. В итоге премьера сильно переделанной второй редакции прошла в 1929-м в брюссельском театре «Ла Монне». На родине опера прозвучала в концертном исполнении через десять лет после смерти автора, в сценической версии ее показали лишь в 1974-м, между двумя датами уместился исторический курьез — из еще не поставленного в СССР «Игрока» сделали фильм-оперу, недавно ту ленту выпустили на DVD. Венская опера тоже не торопилась с «Игроком»: нынешняя премьера в знаменитом театре — вообще первая здесь оперная постановка Прокофьева, прежде на местной афише его имя появлялось лишь в дни гастролей или благодаря балетам. Дебют удался — оркестр под управлением австралийки Симоны Янг играет Прокофьева как классика модерна, радикально переосмыслившего русскую оперную традицию, отказавшегося от долгих арий. Под стать оркестру и вокалисты, прежде всего исполнители центральных партий — Генерал (Дмитрий Ульянов) или Бабуленька (Линда Уотсон). Немецкий режиссер Каролина Грубер облегчила им жизнь, отказавшись от сложных интерпретаций и восприняв оперную редкость довольно банально. Венский «Игрок» выглядит добротным производственным романом с любовным уклоном. Перед героем, словно на производстве, возникают все новые проблемы, отягощенные неразделенной, как ему кажется, любовью, решить их может лишь ударный труд — в этом случае — в игорном доме, где в роли производственного станка выступает рулетка. К счастью, художник Рой Шпан отказался от иллюстративных решений. Лишь в начале спектакля слуга держит в руке большой лист бумаги с нарисованной в центре красной фишкой (что ставка на красное приносит лишь временное счастье, герои узнают в финале), да финальная сцена погружает в мир игрового разврата. Поначалу же декорации выглядят огромной картинной рамой с осколками по краям (программка облегчает арт-загадку отсылом к известному полотну Магритта с рамой, пережившей подобное крушение). Скрывающаяся за картиной реальность вынесена на авансцену — это игрушечная карусель, на которую меланхолично глядит Полина (Елена Гусева). От ее проникновенного взгляда лошадки растут на глазах: деревянные кони уже в натуральную величину проплывают перед картиной. В каком-то смысле большая часть спектакля сводится к незамысловатой карусельной метафоре, сопрягающей удовольствие и иллюзию счастья, сценическая энергия упрятана скорее в сюжет и музыку. Режиссерская фантазия просыпается лишь к четвертому действию, возможно, Каролине Грубер помогло ставшее к финалу более динамичным либретто — в работе над ним композитору помог его друг, литератор Борис Демчинский, основную часть либретто Прокофьев писал сам. Возможно, поэтому образ Полины лишен того налета романтической тайны, что так влек влюбленного Алексея (Михаил Дидык). Героиня Гусевой напоминает Настасью Филипповну и всех роковых женщин Достоевского разом, включая харизматичного вампира Аполлинарию Суслову (во время бурного романа с нею Достоевский как раз и проигрывался в казино). Грубер, хотя публично восторгается «Игроком» Дмитрия Чернякова в берлинской Штаатсопер, сама, кажется, не очень любит работать с деталями, ей интересна атмосфера в целом; она показывает мир, которым движут две страсти — к женщине и деньгам, и ей самой поначалу неясно, какая из них сильнее. Режиссер меняет финал. Швырнув выигрыш Алексею, Полина оказывается в его объятиях, любовных и одновременно убийственных. На последних нотах он душит возлюбленную, хотя еще недавно страдал от ее садомазохистских чар. Но у кого деньги, у того и власть. В итоге победил временно богатый.