Юлий Ким: «С Александром Галичем мы пели в Петушках крамольные песни»
В театре Пушкина премьера - спектакль для семейного просмотра "Три Ивана". Юлий Ким, автор пьесы-сказки, в интервью "ВМ" развеял мифы о привычном представлении о героях русского фольклора, а также поделился своим мнением о том, чем умный отличается от дурака, а нигилист от циника. - Юлий Черсанович, ведь в театре Москвы лет тридцать назад шел спектакль "Три Ивана". Ваша версия - новая? - "Иван Царевич" или "Три Ивана" был мной написан в середине 80-х годов по предложению Андрея Александровича Гончарова, который руководил Академическим театром имени Маяковского. Ему поступил мягкий выговор от руководства Москвы за то, что в театре нет детского репертуара, только одна сказка "Буратино". Гончаров вспомнил о том, как в ГИТИСе он ставил сказку об Иван-Царевиче Александра Островского. В памяти у него осталось, что у Островского есть такая сказка, и что нужно написать к ней только песни, и для этого, собственно говоря, и позвал меня. Разумеется, я сразу согласился, потому что Гончаров - великий режиссер, классик. Стал читать пьесу Островского и неожиданно обнаружил, что пьесы-то и нет, а есть одна первая сцена, которую и ставил Гончаров в ГИТИСе, а еще набросок остальных пяти действий. Там были русалки, черти.. 40 персонажей - сказочная феерия. Очень интересная. И там были три Ивана. Дальше он не писал, потому что ждал деньги от директора Императорских театров на будущую постановку. Но денег не дали. Я сказал Гончарову, что есть только первая сцена, от которой хотел оттолкнуться и написать продолжение. Так и сделал. Моя пьеса Гончарову понравилась. Только Андрей Александрович предложил свою версию смерти Кощея - моя версия его не устроила. - Как решил покончить с Кощеем великий и могучий Андрей Гончаров? - Андрею Александровичу моя версия смерти злодея показалась слишком вычурной, надуманной. В моей пьесе Кощей кончает жизнь самоубийством, потому что больше не верит в благородство людей. Именно этот вариант будет идти в театре Пушкина. А вариант Гончарова, где Кощей умирает от волшебного слова, шел в театре Гончарова. Интрига спектакля Гончарова заключалась в том, чтобы зрители разгадали волшебное слово, от которого разобьется яйцо и умрет Кощей. Весь зал разгадывал это слово. Оно было "свобода". Хором кричали дети "свобода", и это было весьма странно в эпоху брежневского застоя. - Кто такой для вас Кощей? Воплощение зла или, быть может, у него благая миссия? - Я сочинял Кощея - этакого завхоза своего злодейского царства. Цель Кощея - разоблачать настоящих героев. Когда герои попадали на его удочку, он превращал их в деревья. Мой Кощей - узнаваемый человеческий тип, и этот тип тот, кто не верит в благородство человека, в доброту - ни во что хорошее не верит. Он разоблачает людей, которые претендуют на роль героев, причем разоблачает, обогащаясь при этом. Очень циничный тип. - Позвольте уточнить. Вы сказали, что Кощей ни во что не верит. Тот, кто ни во что не верит, нигилист. В чем разница между циником и нигилистом? - Если под нигилистами понимать людей типа Евгения Базарова из романа "Отцы и дети", то, на мой взгляд, он был герой - истинный патриот Родины. Прекрасно видел все недостатки России, видел колоссальный социальный разрыв и первый подал пример - реальной доброты, реальной гуманитарной помощи обездоленному народу. Он занимался врачеванием, спасал простых людей от смерти и умер, как герой. Из такого типа выросло целое поколение, которое несло просвещение в народ, учило его, спасало. Между прочим, все мои деды были из этого слоя интеллигенции или, как говорит о себе Базаров, разночинцами. Чехов описал этот новый тип в своих произведениях. Только, в отличие от тоскующих чеховских врачей, учителей, мои предки были исполнены жизнелюбия, веселости, любви и надежды. У них были свои театры, школы для бедных детей, бесплатные больницы, и они не задавались вопросом: "Быть или не быть?". Базарова обвиняли в цинизме. Но он был не циником. Он - реалист. Когда Кирсанов стал обвинять его в цинизме, он направлял их посмотреть, как живет русский народ, и говорил, что вместо болтовни нужно помогать людям - лечить их, просвещать, учить, а не заниматься болтологией. К сожалению, сегодня таких болтунов, как Павел Кирсанов, тьма, а таких, как Базаров, единицы. - Бунин нелестно отзывался о русском народном фольклоре и о героях русских народных сказок. Как вы думаете, с чем это связано и что так бесило нобелевского лауреата в Иване-Дураке и скатерти-самобранке? - Иван Алексеевич был человек ядовитый, скептический, и запросто мог критиковать народное творчество. В его анализе истоков русского народного фольклора немало правды. Но это такая правда, которая растворяется в контексте истории, а значит однобокая правда. - Бунин в тех же "Окаянных днях" нелестно отозвался о герое комедии "Горе от ума" Чацком. Как вы считаете - Чацкий - умный человек? Сейчас называют его едва ли не дураком... - Вне всякого сомнения, Чацкий - умный, интеллигентный, образованный, искренний, честный. Массу отрицательных сторон, черт и качеств в России он видел ясно и говорил о них беспощадно, называя вещи своими именами. Другой вопрос - что он говорит в пустоту, и никто его не слышит. Так считал Пушкин. Но я с этим не согласен. Чацкого слышит зрительный зал - ведь это же пьеса. Александр Андреевич говорит не для Фамусова, а для публики, которая слушает его прекрасные, острые монологи и диалоги, поражаясь их актуальности и глубине. Чацкий - первая ласточка истинного просвещения. Он - один из первых развивал мысль, и за ним пошли поколения. - Наверняка вы знаете, что спектакль "Бумбараш" по мотивам раннего произведения Гайдара "Талисман", где вы - автор текстов и музыки, в этом сезоне возрождает в Табакерке с молодежью Владимир Машков. Рады этому обстоятельству? - Конечно, рад. Не думаю, что Машков будет ставить пародию на Гайдара, а сохранит и веселость, и простодушие Гайдара и своего первого спектакля. В первой постановке мне не очень понравилось, что Машков убрал лирическую, любовную тему. В его спектакле Бумбараш и Варька больше дурачатся, чем любят друг друга. Убрал Машков много лирических, душевных песен и романсов. Еще была любовь между Софьей и поручиком, и я написал для них романс об их поздней встрече и ранней единственной любви, и романс режиссер отверг. А ведь с любовной линией, которая сильна у Гайдара, спектакль бы только выиграл. - 19 октября день рождения вашего друга - драматурга, поэта и мыслителя Александра Галича. С именем Галича, в спектакле по его пьесе "Матросская тишина" Машков, что называется, проснулся знаменитым. Поделитесь, пожалуйста, воспоминаниями о Галиче. - Я был хорошо знаком с Галичем. Мы симпатизировали друг другу. У нас было совместное приключение - в 1967 году, когда мы побывали на конференции, посвященной творчеству бардов (она проходила в Петушках). Впоследствии Ерофеев опишет Петушки в своей легендарной поэме. В Петушках, в лесу, мы пели с Галичем под гитару. Инструмент передавали из рук в руки. Пели песенки крамольного содержания. Галич был замечательный, уникальный, эпохальный человек. Процветающий советский драматург, и его творчество изучали студенты, пьесы ставились во многих театрах, и неожиданно для многих вместе с "хрущевской оттепелью" к нему пришла новая тема - погибшей при советской власти культуры. От этой темы он уже не отходил, несмотря на то, что подвергся жесточайшему прессу. Был изгнан из СССР, он мечтал вернуться в Россию, и у него даже есть об этом песня "Когда я вернусь". - Скоро отмечается 100-летие Андрея Гончарова. Несмотря на разногласия в вашей сказке, что вы думаете об Андрее Александровиче? - Гончаров был одного года рождения с Галичем - 1918. Андрей Александрович умело, точнее - гениально сочетал традиционное театральное искусство с новаторским, и шел на эксперименты бесстрашно. Человек он был решительный, сильный, авторитарный и бесконечно талантливый. Он воспитал несколько поколений режиссеров, актеров. Воспитал и помог раскрыться Наташе Гундаревой, Татьяне Дорониной, Евгении Симоновой, Светлане Немоляевой. А каким орлам дал возможность взлететь - Александру Лазареву, Армену Джигарханяну! Подписывайтесь на канал «Вечерней Москвы» в Telegram!
